участи почти никогда не сообщается — она остаётся невидимой для американского общества. [787] Потребность военных в минимизации потерь и её воздействие на военную стратегию будут рассмотрены в следующем разделе этой главы.
Ни одна американская элита не заинтересована в изменении той военной стратегии США и таких бюджетов военных закупок, которые поддерживают опору на высокотехнологичные виды вооружений. Как будет показано в следующем разделе, попытки вести войны, неизменно полагаясь на сухопутные войска (либо призывников, либо добровольцев), провоцировали нарастающее сопротивление — от войны в Корее до Вьетнама и Ирака. Вместо этого американские военные искали способы заменить солдат технологиями. Ещё полвека назад во Вьетнаме «в ходе операции Иглу Уайт, которая обошлась в 7 млрд долларов, в джунглях Вьетнама и Лаоса [были размещены] десятки тысяч сенсорных устройств… в надежде на обнаружение и поражение колонн снабжения противника на тропе Хошимина. Однако вьетнамцы быстро научились перемещать сенсоры или делать так, чтобы они посылали ложные сигналы». [788]
Грандиозные претензии на эффективность «умных» вооружений в ходе Войны в заливе и второй войны в Ираке, а также в воздушной операции против Сербии оказались чрезвычайно преувеличенными. [789] Самое последнее технологическое решение — беспилотники «Хищник» — «оказалось дорогим и капризным инструментом». [790]К 2011 году иранцы и северокорейцы поняли, как заглушать их GPS-системы, хотя не столь технологически подкованным боевикам в Афганистане, Пакистане, Йемене, Сомали и других территориях со слабыми или дезинтегрированными государственными структурами ещё предстоит понять, каким образом сбивать беспилотники.
Дроны и все прочие «умные» виды вооружений зависят от агентурных сведений, а для получения точных разведданных требуется присутствие американских войск или лазутчиков на земле (либо нужны более надёжные разведданные от союзников, чем это было в Южном Вьетнаме, Ираке или Афганистане). Сложности с обнаружением Усамы бен Ладена, а затем с решением использовать спецназ, а не беспилотники или пакистанцев для его ликвидации, демонстрируют пределы технологических решений, равно как и многочисленные случаи, когда дроны поражали неверные цели или наносили удары по целям на основании ложных разведданных. По состоянию на 2013 год почти 90% людей, убитых беспилотниками в Афганистане, не относились к заранее намеченным целям, хотя Соединённые Штаты классифицируют любое ставшее мишенью «лицо мужского пола в боеспособном возрасте» как «противника, уничтоженного в бою», за исключением редких случаев, когда личность погибшего может быть установлена и существуют веские доказательства в пользу того, что он не был «участником незаконных вооружённых формирований противника». [791] Когда Соединённые Штаты пытаются завоевать «сердца и умы» гражданского населения той или иной страны, которую они оккупируют или ведут боевые действия на её территории, удары беспилотников по ни в чём не повинным мирным жителям способствуют подрыву этой цели.
Нескольким успешным ударам по настоящим повстанцам, а не по гражданскому населению также не удалось пригасить партизанские движения в Афганистане или Ираке, что продемонстрировал взрывной успех ИГИЛ в 2014–2015 годах и распространение контроля Талибана в Афганистане. Само Министерство обороны пришло к выводу, что атаки беспилотников в 2012–2013 годах принесли лишь «незначительный» результат в уничтожении «ключевых» повстанцев или прекращении использования «Аль-Каидой» или Талибаном территории Афганистана в качестве безопасного прибежища. [792] В 2017 году новый американский командующий в Афганистане генерал Джон Николсон в показаниях для комитета Сената по вооружённым силам без какой-либо иронии заявил, что «20 из 98 выявленных США по всему миру террористических групп действуют в афганско-пакистанском регионе. Это самая высокая концентрация террористических групп во всем мире». [793] Таким образом, для войн с повстанцами и других военных противостояний наподобие тех, что происходят на Балканах, не остаётся никакой замены постоянным армиям со значительной численностью войск [794] — именно поэтому генерал Николсон выступал за увеличение американского контингента в Афганистане. Если и пока Соединённые Штаты не признают поражение в Афганистане, преемники Николсона будут выдавать столь же мрачные оценки и призывать к новым подкреплениям.
Таким образом, сосредоточенность на высокотехнологичном вооружении трояким образом ослабляет способность США к военным победам. Во-первых, ошеломляющее качественное и количественное преимущество Америки над всеми остальными странами создает высокомерную уверенность — от Вьетнама до Ирака, — что Соединённые Штаты могут нанести поражение любому сопернику. Это приводит к тому, что военное и гражданское руководство ввязывается в войны, которые позволили бы избегать конфликтов с небольшим шансом на успех для Америки, если бы это руководство предприняло трезвый анализ фактических возможностей каждой стороны. Во-вторых, как только решение о ведении войны принято, американские войска прибывают на место боевых действий с неподходящим вооружением и без масштабной подготовки, необходимой для ведения операций против повстанцев. Наконец, по мере того, как перспективы победы отодвигаются, американские командиры полагаются на всё более значительные порции огневой мощи, которая лишь способствует усилению негативного отношения местного населения к американцам.
Избегание боевых потерь и новая культура американской жизни
Несмотря на всё это высокотехнологичное оружие, при ведении большинства войн по-прежнему требуется, чтобы в сражение направлялись солдаты с риском для их жизни. Однако готовность американского общества терпеть потери соотечественников снижалась по мере нарастания противостояния войне во Вьетнаме. Несмотря на заявления обоих президентов Бушей, что «вьетнамский синдром» преодолён, американское общество стало ещё больше настроено против военных потерь. В ответ вооружённые силы США нарастили усилия по минимизации гибели американцев в ходе боевых действий, а также стали всё больше прославлять павших и храбрость солдат в защите друг друга. Результатом этих усилий стало дальнейшее ослабление поддержки общественностью военных стратегий, которые подвергают риску жизнь американцев.
Неприязнь американцев к военным потерям — это значимый момент, поскольку повстанцы, с которыми Соединённые Штаты воевали во Вьетнаме, Афганистане и Ираке, были готовы нести масштабные жертвы на протяжении долгих промежутков времени.
Об этом свидетельствуют едва ли не безграничные возможности повстанцев вербовать новых бойцов на смену убитым и искалеченным. Во время войны во Вьетнаме американское командование бахвалилось, что большое количество убитых врагов является предвестником приближения победы. В ретроспективной оценке значительный разрыв в потерях с обеих сторон демонстрирует совершенно разные масштабы вовлечённости в войну американцев и вьетнамцев. Американцы вели наступательные войны по собственному предпочтению, и эти войны были в лучшем случае условно, а то и вообще не связаны с обеспечением безопасности США, тогда как вьетнамцы видели смысл сражаться в собственных классовых и национальных интересах. Аналогичным образом афганские и иракские повстанцы рассматривают победу над американскими захватчиками как обязательное условие для того,
