«Он по-прежнему ест так, что стены трещат», – образно писал тот же Тидеманн спустя некоторое время [581]. Уже за завтраком Бисмарк поглощал тяжелые мясные блюда, обед же превращался в настоящее пиршество. Возможно, виной тому были детские годы, когда в интернате Пламанна юный Отто вынужден был постоянно довольствоваться весьма скудными порциями. Подобную же неумеренность Бисмарк проявлял в отношении табака и алкоголя, причем никто никогда не видел его в состоянии опьянения. Спиртное только делало его более разговорчивым.
К началу 1880-х годов «железный канцлер» весил более 120 килограммов. Он с трудом передвигался, отрастил окладистую бороду для того, чтобы хоть как-то скрыть нервный тик нижней части лица. Медики были бессильны ему помочь, в первую очередь из-за сложного характера своего пациента. Доктор Генрих Штрук, который в течение долгих лет был его личным врачом, уже в 1872 году высказывал опасения, что здоровью Бисмарка угрожает серьезный кризис. Десять лет спустя эти опасения переросли в уверенность. В течение 1881 года самочувствие «железного канцлера» ухудшалось так стремительно, что из уст врачей звучали самые пессимистические прогнозы – если Бисмарк не встанет на путь исправления, ему отпущено в лучшем случае несколько месяцев. В следующем году Штрук, устав от борьбы со своим пациентом, отказался от работы с ним. Казалось, дни Бисмарка сочтены.
Однако канцлеру вновь улыбнулась удача. Спасение пришло в лице 33-летнего врача Эрнста Швайнингера. В 1883 году он впервые появился у Бисмарка по рекомендации младшего сына канцлера Вильгельма. С тех пор и до конца жизни своего могущественного пациента Швайнингер оставался его личным врачом. Бисмарк называл медика «черным тираном» и многократно жаловался на его жестокие методы окружающим, однако в то же время беспрекословно повиновался ему. Только Швайнингер смог заставить «железного канцлера» перейти на более нормальный режим дня, сесть на строгую диету с преобладанием рыбных блюд, уменьшить потребление алкоголя и табака.
Современниками это воспринималось как чудо. Влияние, которое имел врач на своего обычно непокорного и не желающего прислушиваться к чужому мнению пациента, выглядело просто мистическим. Сам Швайнингер годы спустя рассказывал: «Бисмарк, когда я к нему пришел, был физически близок к полному крушению; он считал, что перенес апоплексический удар, страдал от тяжелых головных болей и абсолютной бессонницы. Ничто не помогало. Он не доверял медикам. Один из его родственников из-за таких же страданий свел счеты с жизнью, и это, считал он, будет и его участью. «Сегодня, Ваша светлость, Вы будете спать». – «Поживем – увидим», – ответил он скептически. Я сделал ему после этого влажный компресс и дал несколько капель валерьянки, которые назвал снотворным. Потом я сел на стул у его кровати и взял его руки в свои, как мать у беспокойного ребенка, пока канцлер не заснул. Когда он утром проснулся, я все еще сидел рядом с ним, и он сначала не хотел верить, что уже день и он правда проспал всю ночь. С тех пор он доверял мне» [582]. Судя по всему, именно эмоциональное участие врача глубоко тронуло Бисмарка, который с детства страдал от дефицита тепла и заботы. Однако, вполне вероятно, была и другая причина готовности «железного канцлера» подчиняться предписаниям медика. К моменту появления Швайнингера в доме Бисмарка последний дошел до определенного психологического рубежа, когда был готов буквально на все ради того, чтобы избавиться от страданий. Врачи подозревали у него рак и пророчили скорую смерть, а умирать канцлер вовсе не собирался. В любом случае, очевидно, что именно Швайнингер спас ему жизнь.
Эффект от новых методов лечения сказался незамедлительно. Бисмарк быстро сбросил вес, избавился от значительной части своих нервных расстройств, даже смог сбрить бороду, поскольку тик канул в прошлое. В 1884 году он снова смог скакать верхом и совершать длительные пешие прогулки. Пищеварительная система тоже пришла в удовлетворительное состояние. Теперь канцлер поднимался с постели не позднее 9 часов утра и уже час спустя приступал к работе. Не менее часа в день он должен был проводить в движении. Вечерняя работа строжайше воспрещалась, чтобы не раздражать нервы канцлера в поздний час и не портить его сон. Впрочем, последнего Швайнингеру полностью добиться так и не удалось. Министр Ойленбург в эти дни писал: «Князь выглядел великолепно. Стройный, упругая кожа, большие глаза полны жизни и присутствия духа». Другой современник высказывался аналогичным образом: «Князь в прекрасном состоянии, моложав, подвижен, любезен; каждый день скачет два часа верхом, хорошо спит, прекрасный аппетит» [583].
На здоровье Бисмарка серьезное влияние оказывали события, происходившие в его семье. Как уже говорилось выше, Иоганна была не в состоянии как-то повлиять на поведение своего мужа, направлявшее его прямиком в могилу. Смысл своей жизни она видела в том, чтобы подчиняться его воле и делать его существование как можно более комфортным. Ее круг интересов не выходил за пределы семьи и домашнего хозяйства. В 1887 году старший сын Бисмарка Герберт писал о своей матери, что «у нее есть потребность постоянно приносить жертвы, и если ей не удается удовлетворить эту потребность, у нее возникает чувство, что она сделала что-то неправильно». Иоганна любила театр, но редко посещала его, поскольку боялась, что в ее отсутствие случится какая-нибудь неприятность [584]. По мере того как убывали ее физические силы, она все сильнее стремилась контролировать все стороны домашнего хозяйства, нанося серьезный ущерб своему здоровью. От какого бы то ни было отдыха Иоганна неизменно отказывалась, считая своим главным долгом заботу о муже и детях, и выполняла этот долг с настоящим самопожертвованием.
Здесь имеет смысл еще раз вернуться к отношениям Бисмарка с супругой. «Я благодарю Бога и благодарю тебя за 40 лет неизменной любви и верности. Это были 14 610 дней, в том числе 2088 воскресений и десять 29-х февраля. Хорошие и плохие, но хороших намного больше», – писал он Иоганне в дни 40-летия их свадьбы [585]. Нет никакого сомнения в том, что канцлер испытывал к жене глубокую эмоциональную привязанность. И все же это не избавляло его отношение к ней от некой двойственности.
С одной стороны, распределение ролей в семье и характер Иоганны его полностью устраивали. С другой – он время от времени пытался как-то повлиять на жену, стимулировать ее духовное развитие, в чем регулярно терпел неудачу. Отто Пфланце объясняет это следующим образом: «Проблема Бисмарка заключалась, возможно, в том, что он неосознанно пытался найти замену той матери, которая у него была (образованную, интересную и привлекательную), и находил ее в нескольких женщинах, к которым чувствовал привязанность, – и одновременно искал ту мать, которой у него никогда не было (любящую, добросердечную, с сильным материнским инстинктом и теплотой) и которую он нашел в лице Иоганны. Нельзя сказать, что она была для него всем, чего он ждал от женщины. Иоганна была деревенской девочкой с ограниченным кругозором, которая мало знала и не хотела ничего знать о большом обществе, в котором ее муж делал карьеру» [586]. Нет никаких сомнений в том, что Бисмарк дорожил своей женой, ее нежной заботой и покорностью, что теплый домашний очаг помогал ему справляться с бурями политической жизни. В то же время именно эта слепая покорность во многом способствовала тому, что авторитарные наклонности в характере «железного канцлера», касавшиеся в том числе и его семьи, развивались с течением времени все сильнее.
Особенно остро эти наклонности почувствовал на себе его старший сын. К концу 1870-х годов Герберта повсеместно характеризовали как «кронпринца», преемника, которого целенаправленно готовит себе Бисмарк-старший. Во многом это соответствовало действительности. Канцлер действительно возлагал на сына большие надежды и считал его своей правой рукой. Это имело для Герберта самые фатальные последствия, когда в начале 1880-х годов он решил устроить свою личную жизнь.
На свою беду, Бисмарк-младший влюбился в княгиню Элизабет фон Каролат, происходившую из семьи силезских аристократов. Красивая и блестящая светская дама, на десять лет старше своего возлюбленного, она была связана тесными родственными узами со многими политическими противниками Бисмарка, в первую очередь из католического лагеря. Кроме того, она была замужем и добилась развода с первым мужем только в апреле 1881 года. Все это превращало планируемую свадьбу в настоящий кошмар для «железного канцлера». Бисмарк заклинал сына отказаться от планируемого брака. Княгиня, в свою очередь, требовала от влюбленного в нее мужчины при необходимости порвать с семьей и идти вместе с ней хоть на край света, не страшась никаких жертв.
