Интеллектуалы, ну, то, что называлось тогда «советскими интеллигентами», выписывали на дом журнал, в котором были не просто вопросы, а вопросы с картинками и цитатами.
Мы стояли на прекрасном весеннем ветерке у окна. Остальное казалось менее прекрасным. Окно было выбито, квартира разгромлена, а на полу мелом обвели контур. Шуйский высунулся наружу и потрогал жёлтую газовую трубу, проложенную вдоль дома. Результатом он явно остался недоволен.
Я познакомился с Шуйским странно ― в книжном магазине. Нас объединила страсть к бумажным книгам, которые сейчас мало кто покупал. Мы одновременно схватились за один и тот же том Герцена величиной с могильную плиту, а потом одновременно (из уважения друг к другу) отняли руки. Книга ударилась в пол антикварного магазина, подняв облако пыли.
Шуйский происходил из богатой семьи, но как-то внезапно обеднел (он не рассказывал о подробностях), От былого достатка за ним числилась только большая квартира в сталинском доме на Садовом кольце. Он сдавал её, а сам жил в крохотной комнатке на бульварах.
Как-то мы сидели вместе с ним в кофейне и беседовали о теории струн и формальной логике. Шуйский меланхолично сказал, что построение логических цепочек напрасно обожествляют. У него был знакомый шахматист, который уверял, что в шахматном уме нет ничего интересного. «Умеющий играть в шахматы всего лишь умеет играть в шахматы», ― сообщил мне Шуйский. И прибавил:
― А последователи этой недотыкомки в шапке с двумя козырьками напрасно хвалятся дедукцией, не умея отличить её от индукции и абдукции. Им невдомёк, что индукция довольно точна, а….
Я смотрел на экран огромного телевизора, в котором чередой рассказывали об успехах нашего градоначальника. Успехи логично сменились происшествиями, и перед тем, как рассказать о погоде, ведущий налил немного крови нам в блюдца.
― Убийство на улице генерала Коргина, ― произнёс ведущий и вдруг исчез. Его заменил вид старой пятиэтажки, рядом с которой стоял возбуждённый человек в тельняшке и делал такие движения руками, будто обнимал невидимую женщину. Сперва я принял его за дворника, но, оказалось, что это сосед-очевидец. Телевизионный человек с явным удовольствием произнёс слова «расчленённое тело», а моряка заменила женщина с сильно увеличенными губами, наряженная в синий китель, взятый напрокат из «Звёздных войн». Она хмуро сказала, что всё под контролем.
Я обнаружил, что Шуйский внимательно смотрит на экран.
― Когда Алиса говорит, что всё под контролем, это значит, что следственный комитет в полном недоумении, ― ответил Шуйский на незаданный вопрос. ― Если вы поняли, это ― эвфемизм.
― Вы её знаете?
Но он уже не слушал.
― Поедем-ка туда. Перед нами задача не шахматная, а настоящая.
Я и раньше знал, что Шуйский имел знакомства в полиции, но обнаружил, что его знала вся следственная группа. Одни улыбались Шуйскому искреннее, а другие ― кисло, будто объелись мочёными яблоками.
Он обернулся ко мне:
― Запомните, худого следователя зовут «Колобок», толстого ― «Дрищ», ― по-моему, очень легко запомнить. При этом «Колобок» ― фамилия, а «Дрищ» ― нет.
Мне показалось, что следственная бригада хрюкнула в свои маски. Главных действительно было двое ― толстый и тонкий. По мне, так они смотрелись как Пат и Паташон. Шуйскому (а заодно и мне) они рассказали, что тут жила пенсионерка Полосухер вместе с дочерью. Соседи услышали страшный шум поутру, но когда приехал наряд, крики стихли. Дверь всё же вскрыли, и наряд с грустью увидел разгром, побоище и труп несчастной Полосухер с рублеными ранами. Когда его поднимали, то у него отвалилась не только голова, но и ноги. Дочь никак не могли найти. Ничего живого не осталось в квартире, под окном лежала дохлая кошка, и даже горшки с геранью были безжалостно разбиты.
Шуйский перестал пялиться на пейзаж за окном и сказал:
― Где несчастная женщина мне понятно, но куда интереснее мотив.
Толстый следователь отвечал, что подозреваемые очевидны.
― Мммм?
― Это толкинисты. Полосухер жила гаданиями, картами Таро и ругалась с толкинистами на их сайтах. Все знают, что толкинисты вооружены.
― Но отчего не предположить, что это новый Раскольников?
― Деньги не тронуты. Вот под столом рассыпаны.
― А, ну так это петлюровцы! Ведь Полосухер рубили шашками, как на Гражданской войне? Так вот, это ― погром. Хотя нет, возможно, всё же Раскольников…
Толстый следователь понял, что над ним издеваются и обиженно засопел. Худой, впрочем, захихикал. В пальцах у худого был странный и очень длинный волос.
― Труп дочери в туалете, ― меланхолично сказал Шуйский.
― Мы смотрели!
― Он в шкафу за унитазом. Но не тратьте времени, она умерла своей смертью, если можно считать астматический припадок чьей-то собственностью, ― произнеся это, Шуйский потянул меня прочь из квартиры.
― А как вы догадались насчёт дочери? ― спросил я Шуйского.
― Тут и догадываться нечего. Как вы думаете, куда можно спрятаться в современной квартире? Да, только туда. Достаточно было посмотреть на ингалятор у зеркала, и второй ― на столе. Бедняжка испугалась и спряталась в шкафу, и там у неё начался приступ. Но это всё индукция, и не так интересно.
Мы выбрались из подъезда на свежий воздух, и Шуйский остановился и стал издали изучать кусты.
― Хотите посмотреть поближе?
― Вы бы мне ещё предложили ползать на четвереньках и принюхиваться к окуркам. Это очень оскорбительно. Мне больше нравится думать, а не тыкать пальцами в старые собачьи какашки. И так видно, что кусты поломаны.
Шуйский всмотрелся вдаль, перевёл взгляд на окна, откуда на свободу рвались занавески, потом снова прикинул что-то, и вдруг довольно сухо попрощался со мной. Шуйский лёг в такси, как вампир в гроб, и исчез.
Однако на следующее утро мы снова встретились в кофейне, на тех же местах перед телевизором. Ведущий новостей объявил, что наши доблестные правоохранители нашли убийцу. В квартире пенсионерки обнаружили обезьянью шерсть, а потом вышли на соседа, что привёз обезьяну из Африки, где исполнял интернациональный долг. Теперь полицейские искали по всему городу сбежавшую обезьяну-убийцу.
― Ах, как это нехорошо, ― произнёс Шуйский у меня над ухом, ― они будут мучать этого старого дурака. И никто из них так и не понял, кто убил кошку мадам Полосухер. Надо торопиться.
В этот момент телефон его завибрировал.
― А вот и наша полиция, ― Шуйский был отчего-то очень доволен. ― Приглашаю вас на улицу Коргина, там мы и спасём этого моряка.
Рядом с уже знакомым мне местом нас ждал худой полицейский вместе с каким-то человеком
