В качестве последнего довода адвокат мог бы выкинуть утверждение, что, по крайней мере, лошадь действовала без «намерения причинить вред». Если удастся доказать это утверждение, обвинение в убийстве могло бы превратиться в обвинение в причинении смерти. Но как это доказать? И в самом деле, в этом выражении — «намерение причинить пред» — ни одно слово не используется в своем обычном значении… Это всего лишь произвольный символ. Факт вреда может не заключать в себе ничего преступного, в намерении нет необходимости, кроме того, что желание с необходимостью предшествует действию — хотя бы только на миг. Стало быть, слово «намерение» в этом выражении или неточно, или бесполезно.
Тем не менее эти бессмысленные слова стали основополагающим критерием предумышленного убийства. Наиболее часто цитируемая глосса этого закона — глосса сэра Джеймса Стефенса, которую он сформулировал в 1877 году в своем Кратком изложении уголовного права: «Намерение причинить вред относится к одному или нескольким состояниям человеческой души, следующим за предшествующим ему или сосуществующим с ним действием… которое причиняет смерть, и оно может наличествовать даже в том случае, если не было предварительного умысла».
Короче, если бы человеческий суд и сегодня преследовал животных, присяжные, в рамках существующего закона, не имели бы другого выхода, кроме как вынести вердикт о виновности свиньи, лошади или коровы и приложить к нему настоятельную просьбу о помиловании. Только бешеная собака могла бы выпутаться из этого положения, так как только ее можно было бы квалифицировать как «безумную по правилам М'Найтена».
Давно уже члены профессиональных юридических корпораций знают, что закон, применяемый буквально, абсурден. В 1874 году Комитет, назначенный палатой общин, заявил:
«Если наличествует случай, когда закон должен быть выражен ясно, без софизмов и лазеек, то это тогда, когда речь идет о человеческой жизни. И как раз в этом случае он перенасыщен софизмами и лазейками».
С тех пор прошло семьдесят лет, однако, несмотря на многочисленные попытки реформирования, закон по своей сути остается тем же самым, каким он был столетие тому назад. Наиболее ярким примером «софизмов» и «лазеек» остаются пресловутые «правила М'Найтена», которые заслуживают отдельной главы — причины этого вскоре будут ясны.
III. БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЙ ПРЕЦЕДЕНТ, ИЛИ «ПРАВИЛА М'НАЙТЕНА»
В течение первых пятидесяти лет нашего века около 20 000 лиц предстали перед судом за преступления, не являющиеся умышленным убийством. Из них 29, т. е. 0,15 %, сочли «виновными, но невменяемыми».
В течение того же полувека 4077 человек были судимы за предумышленное убийство. Из них 1013 были оправданы. Что же касается остальных 3064 случаев предумышленного убийства, 1241 человек были сочтены «виновными, но невменяемыми», либо в ходе следствия, либо перед судом, что в общем дает около 40 %.
Другими словами, признание в невменяемости как способ защиты — исключительное явление в процессах по любым преступлениям, кроме предумышленного убийства, в то время как в последнем случае это едва ли не правило. В ходе более чем половины этих процессов перед судом рассматривается вопрос, находится ли подсудимый в здравом уме, и в приют для умалишенных отправляют вдвое больше убийц, чем на виселицу. Очевидно, что предумышленное убийство теснее связано с безумием, чем любое другое преступление. Но это обстоятельство не играет заметной роли на фоне чудовищной диспропорции (40 % versus 0,15 %) в тех случаях, когда сумасшествие было использовано как защитное средство в процессах по предумышленным убийствам, и во всех прочих. Настоящая причина — то, что для всех преступлений и проступков наказание обвиняемого должен определять суд, за исключением того случая, когда закон строго и неумолимо предусматривает применение смертной казни. Взломщик или человек, виновный в изнасиловании, могут быть приговорены, учитывая обстоятельства дела, к наказаниям от условного срока до пятнадцати лет строгого тюремного заключения. Но когда речь идет о предумышленном убийстве, было ли это хладнокровное отравление, умерщвление из жалости или выживание после самоубийства вдвоем, у присяжных нет иного выбора, кроме как объявить его виновным или же «виновным, но невменяемым». Нет иного средства (кроме как ходатайство о помиловании с неопределенным результатом), чтобы учесть обстоятельства процесса, чтобы спасти человека, который, в представлении присяжных, со всей очевидностью не должен быть повешен. Отсюда громадная важность «правил М'Найтена», определяющих случай безумия. На самом деле невменяемость — единственный путь к спасению для присяжных, как и для обвиняемого: и те и другой оказываются в ловушке строгого древнего закона. Более того, эти правила имплицитно содержат определение того, что подразумевается под «уголовной ответственностью». Следовательно, они играют решающую роль в философских, научных и моральных проблемах, актуальных для человеческого правосудия. Исследование этого последнего аспекта я предприму в главе под названием «Свободная воля и детерминизм».
Итак, судебная практика, вытекающая из постановления М'Найтена, — последняя надежда преступника, то есть именно оно определяет, куда он отправится — на эшафот или в приют для умалишенных; за исключением помилования, иного выхода для него нет. Мы видели, что она спасла две трети признанных виновными. Не подлежит сомнению, что история постановления М'Найтена важна для понимания проблематики смертной казни.
М'Найтен не был судьей. Это был сумасшедший — североирландский протестант, живший с навязчивой идеей, будто Его Святейшество Папа, орден Иезуитов и вождь консервативной партии сэр Роберт Пиль вступили в заговор с целью его погубить. Посему он обзавелся пистолетом и в один прекрасный день 1843 года встал на Даунинг Стрит с целью выстрелить в Пиля, которого он считал Князем Тьмы. Иллюстрированная печать еще не была изобретена в ту эпоху, М'Найтен не знал, как выглядит Пиль, и потому он по ошибке выстрелил в Эдварда Драммонда, секретаря Пиля, который находился там.
На его процессе свидетельствовали восемь медиков (слово «психиатр» еще не было изобретено), и все утверждали, что в силу своей навязчивой идеи М'Найтен был лишен возможности контролировать свои действия. Когда они закончили, Лорд Правосудия Тайндел практически приостановил процесс и попросил присяжных вынести вердикт «невиновен в силу невменяемости». М'Найтен отправился в приют для умалишенных.
Этот процесс послужил пищей для многочисленных споров, и тогдашние оракулы сочли, что М'Найтена должно было бы отправить на виселицу для того, без сомнения, чтобы помешать другим сумасшедшим того же рода полагать, будто Папа и сэр Роберт Пиль посягают на их жизнь. Палата лордов, как обычно, последовала за оракулами. Сиятельные пэры составили вопросник, касающийся уголовной ответственности лиц, страдающих умопомешательством. Вопросник был разослан — но не врачам, а пятнадцати судьям, председательствующим в судах королевства. Их ответы — данные четырнадцатью из пятнадцати судей — и составили «правила М'Найтена». Было бы более правильным назвать их «правилами против М'Найтена», поскольку эти четырнадцать пришли к выводу, что медики ошиблись в своем диагнозе и что М'Найтена следовало бы повесить. Этой счастливой импровизации удалось, как и некоторым другим юридическим текстам, с торжеством уцелеть в бурях века, или, если быть точным, на сегодняшний день в течение ста тринадцати лет. Среди наиболее важных отрывков судейского ответа есть, прежде всего, такой, в соответствии с которым:
«чтобы установить невменяемость, необходимо ясное доказательство того, что в момент совершения действия, которое ему ставится в вину, обвиняемый страдал расстройством рассудка, вытекающим из такого умственного помрачения, что он не мог знать природы и качества действия, им совершаемого, или, если он это знал, он не мог сознавать, что совершаемое им преступно».
И, на втором месте, что если кто-то находится под властью навязчивых идей, «в рассуждении его ответственности, его положение должно рассматриваться таким образом, как если бы факты, составляющие предмет его навязчивой идеи, были действительными».
Другими словами, следовало повесить М'Найтена потому, что, хотя он доказал свое безумие верою в то, что Пиль его преследует, он должен был находиться в здравом уме в достаточной степени, чтобы справиться со своим порывом и не стрелять, поскольку он не мог не знать: закон не позволяет стрелять в того, кто вас преследует. Потом мы увидим, что лорд Годдард столетие спустя в своем свидетельстве по делу Лея перед Королевской комиссией должен будет принять ту же позицию.
