кстати, читал про дополненную реальность, очень интересно.
— Почудилось от жары, — согласился курьер.
И они молча разошлись.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
28 июня 2021
История про то, что два раза не вставать (2021-06-28)
…Даже сейчас на городских пустырях можно обнаружить странные металлические пластины, будто след письменности какой-то исчезнувшей цивилизации. Повернёшь такой предмет в одну сторону — получается «Е», повернёшь в другую — «Э». Положишь на бок — получится «Ш», и глянешь иначе — строчное «т». В детстве я тоже подбирал их с земли и вертел в руках. Довольно быстро я узнал, что это внутренность мистических устройств, которые были в каждом доме того времени.
Про эти приборы был сложен старый ещё советский анекдот, в том детстве не до конца понятный, но интуитивно угадываемый: «Что такое: 220 получает, 127 домой приносит, а на остальное гудит?» Это, конечно, был трансформатор. Вилка напряжений хорошо описывала разницу в зарплате, свойственной советскому человеку — успешному и не очень. Промышленные 380 вольт соответствовали уже окладу какого-нибудь профессора или полковника. Изобретение Яблочкова 1876 года (если хочется, то модно отдать приоритет кому-нибудь другому) исправно служило в сотнях тысяч советских домов. Стальной сердечник, две обмотки, но при этом настоящий чёрный ящик, потому что никому из нормальных советских граждан не приходило в голову гадать, как это устроено — провод приходил извне, провод выходил из ящика. Что-то внутри было первично, что-то вторично, неважно, — там происходило чудо.
Дальше http://rara-rara.ru/menu-texts/transformaciya
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
28 июня 2021
История про то, что два раза не вставать (2021-06-29)
Камень, ножницы, бумага…
Русское присловье
1
Мы во всю мочь спорили, очень сильно напирая на то, что у шведов есть какая-то модель, а у нас её нет, и что потому нам, людям без модели, со шведами опасно спорить ― и едва ли можно справиться. Словом, мы вели спор, самый в наше время обыкновенный и, признаться сказать, довольно скучный, но неотвязный.
Мелькали слова «шведская стенка», «шведская спичка», «шведская семья» и «шведский стол».
Из всех из нас один только старик Федор Иванович Сухов не приставал к этому спору, а преспокойно занимался разливанием чая; но когда чай был разлит, и мы разобрали свои стаканы, Сухов молвил:
― Слушал я, слушал, господа, про что вы толкуете, и вижу, что просто вы из пустого в порожнее перепускаете. Ну, положим, что у господ шведов есть какая-то непонятная «модель», а у нас «модели» нет, а только воруют повсеместно, ― все это правда, но всё-таки в отчаяние-то от чего тут приходить? Ровно не от чего.
― Как не от чего? И мы, и они чувствуем, что у нас с ними непременно будет столкновение и они нас вздуют. Кроме авоськи с небоськой, батюшка мой, не найдется помощи.
― Пускай и так. Только опять: зачем же так пренебрегать авоськой с небоськой? Нехорошо, воля ваша, нехорошо.
― Да, только не в деле со шведами.
― Нет-с: именно в деле со шведом, который без расчета шагу не ступит и, как говорят, без инструмента с кровати не свалится; а во-вторых, не слишком ли вы много уже придаете значения воле и расчетам? Вот, былочи, мы со шведами так столкнулись, что любо-дорого! И помнит вся Россия про день… Полтавы, разумеется. На мой взгляд, не глупее вас был тот англичанин, который, выслушав содержание «Двенадцати стульев», воскликнул: «О, этот народ неодолим». ― «Почему же?» ― говорят. Он только удивился и отвечал: «Да неужто кто-нибудь может надеяться победить такой народ, из которого мог произойти такой подлец, как Бендер, да они его ещё и любить будут». Впрочем, я не хвалю моих земляков и не порицаю их, а только говорю вам, что они себя отстоят, ― и умом ли, глупостью ли, а в обиду не дадутся; а если вам непонятно и интересно, как подобные вещи случаются, то я, пожалуй, вам что-нибудь и расскажу про одного шведа.
2
Итак, лет двадцать назад (я не виноват, что так отчего-то начинаются все нынешние истории) я заразился модной тогда ересью (за что осуждал себя неоднократно впоследствии): бросил казённую службу и устроился в одно из тех предприятий, которых наплодилось тогда в избытке. Я был заморочен мыслью о «честных деньгах», о той свободе, что якобы начинается за воротами казённого здания. Хозяева мои были англичане. Один отчего-то играл на саксофоне, а второй ― на волынке.
Чем только мы не занимались ― торговали нефть и газ, не брезговали пилёным лесом и алюминием, но иностранцы мне попались неопытные, или, как у нас говорят, «сырые», и затрачивали привезенные сюда капиталы с глупейшею самоуверенностию.
Зачем-то они решили заняться воздушным транспортом и выписали в Россию своего приятеля, шведа Карлсона.
Так как Карлсон и есть тот герой, о котором я поведу свой рассказ, то я вдамся о нем в небольшие подробности.
Он был выписан к нам вместе с гигантским пропеллером и паровыми машинами для его кручения. Кто-то из англичан видел этот пропеллер не то в Норвегии, не то в Швеции и так им поразился, что решил купить, даже не зная подробностей действия. Нам отписали, что вместе с пропеллером приедет и швед-инженер, обладающий железной волей и в этих «шведских моделях» изрядно понимающий. Но в высылке пропеллера и инженера вышло какое-то qui pro quo: пропеллер запоздал, а вот Карлсон, наоборот, приехал раньше времени.
Я осведомился, владеет ли, по крайней мере, приехавший Карлсон хотя сколько-нибудь русским языком, и получил ответ отрицательный. Он не только не говорил, но и не понимал ни слова по-русски. На мой вопрос, довольно ли с ним было денег, мне отвечали, что ему выданы «за счет компании» прогонные и суточные на десять дней и что он более ничего не требовал.
Так, подумал я, Карлсон мог застрять где-нибудь и, чего доброго, дойти, пожалуй, до прошения милостыни. Мне отвечали, что его уговаривали и представляли туристу все трудности пути; но он непоколебимо стоял на своём, что он дал слово ехать не
