оказанной. Малыш не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: ножичек, подаренный неизвестному, избавлял его от горского кинжала!
И тут его позвали к Шамилю.
Необыкновенная картина ему представилась: за столом, накрытым скатертью и установленным блюдами, Шамиль и человек десять мюридов сидели в своих мохнатых шапках и цветных рубашках.
Разговор шёл об утреннем приступе, об успехе возмущения и о будущих действиях. И на сём-то странном военном совете решено было идти к Владикавказу: движение дерзкое, и поход был объявлен к завтрашнему дню. Все стали расходиться, и Малыш хотел за ними последовать, но Шамиль сказал ему: «Сиди; хочу с тобою переговорить».
Они остались глаз на глаз.
Несколько минут продолжалось обоюдное молчание. Шамиль смотрел пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворной веселостию, что и Малыш, глядя на него, стал тоже смеяться, сам не зная чему.
― Что, русский господин? ― сказал Шамиль. ― Струсил ты, признайся? Да и верно, был бы мёртв, если б не твой слуга. Я тотчас узнал его. Ну, думал ли ты, что человек, который вывел тебя в безопасное место, был сам Шамиль?
― Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
― А коли отпущу, ― сказал он,― так обещаешься ли по крайней мере против меня не служить? Отставка, отцовское имение, русские девушки с их косами, стоящие вдоль дороги в имение, добрая жена… Что ещё нужно, чтобы встретить старость?
― Как могу тебе в этом обещаться? ― отвечал Малыш. ― Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя ― пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник, сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда начальникам служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня ― спасибо; казнишь ― Бог тебе судья; а русскому солдату всегда хотелось не сразу умереть, а так ― помучиться.
Эта искренность поразила Шамиля.
― Так и быть,― сказал он, ударив Малыша по плечу. ― Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. А теперь иди спать, пришёл час моей молитвы.
«Так чем своей рукой вешаться, пойдем, — говорит, — лучше с нами жить, авось иначе повиснешь».
«А вы кто такие и чем живете? Вы ведь небось воры?»
«Воры, — говорит, — мы и воры и мошенники».
«Да; вот видишь, — говорю, — а при случае, мол, вы, пожалуй, небось и людей режете?»
«Случается, — говорит, — и это действуем».
Николай Лесков. «Очарованный странник»
Поутру Малыш пошёл по Военно-Грузинской дороге, сопровождаемый Петровичем, который от него не отставал.
Во Владикавказе он явился к генералу, который ходил взад и вперёд по комнате, куря свою пенковую трубку.
― Ваше превосходительство,― сказал Малыш ему,― прибегаю к вам, как к отцу родному; ради бога, не откажите мне в моей просьбе: дело идет о счастии всей моей жизни.
― Что такое, батюшка? ― спросил изумленный старик. ― Жалование? Как нет? Что Малыш могу для тебя сделать? Говори.
― Ваше превосходительство, прикажите взять мне роту солдат и полсотни казаков и пустите меня очистить Черногорскую крепость.
Генерал глядел на него пристально, полагая, вероятно, что Малыш с ума сошёл.
― Княжна Мэри, дочь несчастного Лиговского, ― сказал Малыш ему, ― пишет ко мне письмо: она просит помощи; изменник Карлсон, перешед в магометанство принуждает её стать третьей женой.
― Неужто? О, этот Карлсон превеликий Schelm, и если попадется ко мне в руки, то я велю его судить в двадцать четыре часа, и мы расстреляем его на парапете крепости! Но покамест надобно взять терпение…
― Взять терпение! ― вскричал Малыш вне себя. ― А он между тем женится на ней!..
Поутру он один отправился в Черногорскую крепость и добился свидания с Шамилём.
― Что ж? ― спросил Шамиль.― Страшно тебе?
Малыш отвечал, что, быв однажды уже им помилован, Малыш надеялся не только на его пощаду, но даже и на помощь.
― Слушай, ― сказал Шамиль с каким-то диким вдохновением. ― Расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала кормилица. Однажды орел украл где-то зайчонка и унёс его в когтях. Однако, устав в полёте сел на ветку огромного дерева посреди пустыни. Под это дерево пришёл шакал и стал хвалить орла, что уже принялся кушать нежное мясо. Он хвалил его за зоркость и сметливость, явно рассчитывая, что орёл разведёт когти в стороны и скажет «Вах!».
― Нет, ты не джигит, ― отвечал орёл, ― и всё от того, что я пью живую кровь, а ты жрёшь падаль.
И орёл, наевшись, начал подниматься всё выше и выше, пока не приблизился к Солнцу и сгорел от его жара. А жалкий шакал схватил то, что осталось от зайчонка, и был с тем таков. Какова наша сказка?
― Затейлива, ― отвечал Малыш ему. ― Но жить убийством и разбоем мне не по сердцу. Впрочем, я съел бы не кролика, а сыру.
Шамиль посмотрел на Малыша с удивлением и велел накрыть стол.
Их ожидали казан, мангал и другие мужские удовольствия.
Вскоре Шамиль велел своим мюридам отдать княжну Малышу и выдать ему также пропуск во все заставы и крепости, подвластные ему. Карлсон, совсем уничтоженный, стоял как остолбенелый.
По дороге обратно влюблённые встретили две казачьи сотни и регулярный полк, что шли на Черногорскую крепость. Княжну отправили в город, а Малыш, обнажив саблю, помчался обратно.
Глава VIII
Милость и немилость
— Извольте оправдаться!
— Лучше смерть, чем объяснения, — отвечал шляхтич.
Николай Загоскин. «Белый орёл или Польское возмущение»
Уже в десятый раз ехал Малыш по этой дороге, но теперь ожидало его жаркое дело.
Произошёл стремительный бой и горцы бежали, забрав, впрочем, своих мертвецов. Тела изменников забирать было некому. Среди трупов Малыш увидел знакомое лицо.
― Это Карлсон, ― сказал Малыш своему полковому командиру.
― Карлсон? Он жив… Казаки, возьмите его! Карлсона надобно непременно представить в секретную Владикавказскую комиссию.
Карлсон открыл томный взгляд. На лице его ничего не изображалось, кроме физической муки. Казаки отнесли его на бурке, испятнанной кровью.
Рана Карлсона оказалась не смертельна. Его с конвоем отправили во Владикавказ. Малыш видел
