затосковал. Тут единорога не найдёшь, и надо завязывать с этими таблетками ― небо становилось то розовым, то сиреневым. А найдёшь единорога, так нужно ещё придумать, как спилить у него панты. Он-то думал приманивать его девочкой, но внезапно оказалось, что Гунилла приобрела ненужный опыт. На всякий случай в сумке у него была резиновая шведская женщина, не имевшая пока вовсе никакого опыта.
А пока он прилёг на травку и стал смотреть в небо. Рядом пробежало и вскарабкалось на дерево странное существо с лопаточкой вместо носа. Он помнил, что оно называется шумелка-мышь. Приглядевшись, Карлсон увидел, что на длинной ветке спит человек, обняв саксофон как женщину. Карлсон и сам несколько раз засыпал, и местность оставалась всё той же. У Карлсона даже выросла во сне щетина, хотя казалось, что тут время вовсе не идет, а тонет в розовом сиропе.
Но вот он проснулся в очередной раз и удивился тому, как преобразился вдруг мир! Кажется, что в облаках набухла гигантская серая капитошка. «Откуда я знаю это слово?» ― задумался он.
Но тут уж было не до этого.
Человек, что сидел на дереве, очнулся и поднял саксофон.
Раздался противный долгий звук, подобный тому, который издают латиноамериканские музыканты на площадях всех европейских столиц, когда они изображают, как летит кондор.
Сверкнула молния.
Что-то треснуло в небесах, будто порвались огромные штаны.
Но вместо ожидаемой свежести Карлсона окружила мелкая водяная пыль ― противная и тёплая, как от дождевальной установки в парке.
И тут Эппл радостно наклонилась над ним:
― А вот и то, что тебе нужно! «Сумеречная Искорка»!
Показалась другая лошадка, тёмно-синяя, с фиолетовыми полосками. Слева от неё летела сова, справа ― дракон. На её лбу действительно был рог, правда, в каких-то странных потёках. В этот момент из кустов вышли четыре фигуры.
― Вот чума, ― выдохнул Карлсон.
― Да, Чума, ― согласилась белая лошадка. ― Так меня зовут по-настоящему. Вот мы дождались. Баста, карапузики, кончилися танцы.
И она заржала низким утробным ржанием.
Фигуры приблизились.
На Чуму сел всадник, вооружённый блочным луком.
На красного пони сел всадник с мечом китайской стали, но довольно воинственно выглядящий.
На чёрного пони сел человек с безменом под мышкой.
И наконец, на маленького единорога взгромоздилась унылая фигура с косой.
― Ну, погнали, ― сказал он.
― Через шкаф? ― хмуро спросил лучник.
― А как ещё? Для этого он и придуман, ― ответил человек с весами.
И они натянули поводья.
02 сентября 2022
― Мне не нравится, что ты всё время пьёшь, ― сказал Командир, переводя дух.
Видно было, что он ненавидит весь мир, потому что ему пришлось лезть по бесконечной лестнице, а потом пробираться пыльным чердаком на крышу.
― Если бы я воевал в Афганистане, то курил бы. Но ты знаешь, что я туда не попал по возрасту.
― Мало ли, у вас, питерских, всегда всё перевёрнуто. И слушаешь ты какую-то дрянь. Какие-то двери… Что это, зачем? Для старпёров это всё…
Малыш выключил допотопный магнитофон, а Командир брезгливо отодвинул бутылки и лёг с ним рядом на нагретую жесть.
― А говорят, что курить даже лучше для здоровья. Скоро, говорят, снова разрешат.
― Нам много что обещают скоро, ― Малыш говорил с Командиром на равных. Тем более, перед ним был бывший командир.
И Малыш сразу же спросил:
― Куда?
Он знал, что за просьба может быть у Командира, не огород же ему понадобилось полоть.
Ехать надо было недалеко.
― Ты понимаешь, ― говорил Командир, ― Карлсон совсем сошёл с ума. У него был шанс, а теперь его нет. И шанса нет, и его самого. Он — как бы не он уже, крыша у него поехала.
Малыша немного вело от утренней выпивки, ему уже хватило романтики в прошлом. Да-да, сто тысяч лет необъявленных войн, и вот ещё одна, чужая. И этот полковник, он ведь его знал. Революция пожирает своих детей. Нет, враньё, все пожирают своих детей ― и всегда приходят свои ― как к Андреу Нину…
― Какая Нина?
― А это я так, это из Барселоны, вспомнилось просто,― отмахнулся Малыш.
― Вас, питерских, погубит начитанность, вот что.
Малыш пожал плечами. Папа не одобрил бы этой фразы.
― Он становится опасен, ― продолжал шелестеть голос над ухом. ― Ты должен понимать, он воин-поэт в прямом смысле… Ты пойдёшь на катере…
― К такой-то матери, ― сам того не желая, продолжил Малыш.
…Он погрузился на этот катер в верхнем течении реки, по которому ещё невозможно было угадать её величие в течении среднем и нижнем.
Катер шёл, поднимая волну, и только у границы сбросил скорость.
Капитан угрюмо смотрел на Малыша. Он, видимо, часто возил такой груз, и не сказать, что это доставляло ему удовольствие.
Малыш думал, что они пересекут границу ночью, но катер прошёл её днём. Просто капитан сходил к пограничникам с красной полиэтиленовой сумкой из супермаркета с логотипом «Кока-Колы», а вернулся уже без сумки. Малыш даже и не поинтересовался, почём нынче переход.
Как только пограничный пост скрылся за поворотом, два матроса стащили брезент с кормы.
Там оказался спаренный пулемёт.
Стволы масляно блестели в закатном солнце.
Пулемётом они воспользовались только раз.
Из протоки было высунулась лодка ― старая дюралевая «казанка».
Матрос с плоским, будто стоптанным, лицом тут же развернул стволы и стрелял, пока не опустели коробки.
Они отплыли довольно далеко, когда Малыш услышал, как воет собака. Он догадался, что это, видимо, собака с той лодки. Как она уцелела ― непонятно. Но больше думать ничего не стал.
Они были уже на черте войны ― черта была зыбкой, и войну от мира, по сути, ничего не отделяло.
Так прошло два дня.
Малыш, по большей части, сидел у борта и слушал в наушниках свою музыку для старпёров.
Иногда он лежал на палубе катера и смотрел, как голубое небо чертят реактивные самолёты, ― он знал их силуэты наизусть, потому что видел их на многих войнах. Если во всём мире будут воевать одним оружием, это будет логично. Оружейники всегда договорятся, подумал он. Но в наушниках бились клавишные, и он прикрыл глаза. Тем более что в наушниках он не слышал залпов, что становились всё ближе и ближе.
Наконец, река привела их в пустынный город, с трудом миновав обломки обрушившихся
