Итак, Игорь Я., человек обостренно чуткий, видит корень проблемы совсем в другой сфере, нежели А., — в сфере нравственной и главным образом внутри трудового коллектива ("низовая номенклатура"). Но по сути, оба объяснения схожи. Речь идет о недовольстве рабочих нехваткой каких-то благ, и из-за этой нехватки они согласились на изменение всего жизнеустройства. У А. рабочие были недовольны тем, что в очереди надо толкаться и продавцы невежливые. Игорь Я. говорит, что рабочим было невмоготу потому, что начальники не были "персонами, приятными во всех отношениях". Они говорили неправду! Да разве можно это было терпеть! Лучше уж всем вымереть. Рабочим неважно было, что будет! Вдумайтесь только в эти слова.
Я бы сказал, что картина складывается еще более тяжелая. Ведь тут, как и в случае с А., возникают те же самые два вопроса, которые оба автора как бы не замечают. Конечно, иметь начальство, которое не лукавит и сплошь состоит из хороших людей, — благо (вернее, утопия, ибо этого не может быть, начальство не может быть хорошим, а если оно сплошь из ангелов, то вообще кошмар). Но разве это благо по своему значению перевешивает такие блага, как надежная работа, жизнь и здоровье детей, безопасность страны — все то, что мы как народ потеряли? Кстати, в начале практикума мы условились, что мы не будем рассматривать тот редкий случай, когда человек согласен на ухудшение благосостояния своей социальной группы. Так что принять тезисы Игоря Я. мы можем, только включив то благо, которое мы обозначили как "нравственный начальник", в весь комплекс благ, в сумму определяемой как благосостояние.
Второй вопрос: почему передача государственного "Уралмаша" Кахе Бендукидзе сделает начальство более благородным и чутким? И как может при этом сохраниться Советская власть? Игорь Я. хорошо описал недовольство рабочих. Но между этим недовольством и выводом "Пусть отдадут мой завод Кахе!" должны же быть какие-то промежуточные рассуждения. Пусть в курилках они излагались нечленораздельно и нецензурно — как раз дело участников практикума перевести их на обычный язык. Но тут у обоих "экспертов" — провал. Мол, не рассуждали рабочие и никаких умозаключений не делали, и все тут! Но этого же не может быть. И, кстати, напрасно Игорь Я. считает, что "все общество" так же рассуждало. Ничего подобного. Березовский не так рассуждал, Каха Бендукидзе тоже не так. Мы довольно подробно знаем, как рассуждала интеллигенция и в каких звеньях ее умозаключений есть четко выявляемые ошибки.
Игорь Я. пишет, что "рабочие не могут делать сложных теоретических умозаключений и увязывать их с практикой". Как же так? В 1989 г. они были против безработицы, а в 1991 г. — за. Чтобы этот поворот произошел, должны были быть сделаны именно умозаключения, и они не могли не быть увязаны с практикой, поскольку шкурно касались именно рабочих — речь шла об источнике хлеба для их детей. Какие тут нужны теории, тем более сложные? Тут речь идет о реакциях почти на уровне безусловного рефлекса, тут должен был бы работать инстинкт самосохранения, а потом уж возникать связная аргументация.
Мне кажется, что Игорь Я. сильно идеализирует побуждения рабочих, так что главным на деле был последний его довод: "У рабочих была иллюзия, что после перестройки можно будет жить, как на Западе". Эта мысль, кстати, звучит во многих письмах. Г.М. пишет: "Уверенность рабочих (трудящихся) строилась на том, что к завоеваниям социализма добавятся всевозможные блага с Запада".
В ДРУГОМ ПИСЬМЕ ЧИТАЕМ: "С чего вы взяли, что у рабочих вообще были какие-то умозаключения? Разве вы не убедились, что они "голосуют сердцем"? Вопреки всякой логике. Да и не только рабочие, а и все разновидности интеллигенции. "Энтузиасты из рабочих могли посчитать..." Да кто тогда что-то просчитывал? Инженер из Днепропетровска, приехав в Москву в командировку, совал мне под нос листок с цифрами добычи полезных ископаемых на Украине, из которых следовало, что они будут жить лучше Швеции и Швейцарии, стоит только сбросить иго москалей. Всякие возражения отметались на чисто эмоциональном уровне. А что могли анализировать рабочие? Они были убеждены, что стоит свалить власть партии, и они будут жить как в Европе и Америке. Ненависть и недоверие к номенклатуре были (и остались) столь велики, что никакой логики и не требовалось. Все это разные вариации одной мысли.
А насчет лживых начальников, так каждый ищет себе нравственное оправдание, когда замышляет что-то сомнительное. Но мы это не в упрек. Дело-то в том, что "голосовать сердцем" — это метафора. Так или иначе, но были умозаключения, выводимые из иллюзии, и они оказались ошибочными. Пока сами рабочие не поймут, что они сделали целый ряд ошибок и не выявят их корни, никакого рабочего движения возникнуть не может и с них будут продолжать драть относительно в семь раз больше, чем в США. И ссылки на эмоции ("ах, они ненавидели номенклатуру") годятся на краткий миг, на состояние аффекта. Если большинство народа живет в состоянии губительного аффекта больше десяти лет, то это небывалая и страшная патология, которую мы обязаны осмыслить и преодолеть.
Но, похоже, до такого прямого разговора мы не доросли. Игорь Я. говорит о наивности, о том, что это не вина, а беда рабочих и т.д. До каких же лет человек не отвечает за свои решения по причине наивности? И почему решение помочь угробить страну и пустить реки крови нельзя вменить в вину? Ведь, не чувствуя вины, большая и влиятельная социальная группа (рабочие) уклоняются и от всяких усилий, хотя бы умственных, по исправлению ошибок и восстановлению сносного жизнеустройства. Новосибирск, населенный сплошь рабочими и инженерами высокой квалификации, проголосовал в 1996 г. за Ельцина. Какая может быть наивность в 1996 г.?
Иногда эту "наивность" ставят в отличие от Игоря Я. рабочим в вину. Один читатель пишет: "Да и почему вообще вы придаете такое значение рабочим? Во времена Ленина рабочий класс был другим. Это были люди, еще жившие согласно морали крестьянской общины. Они были коллективисты, потому что жили в тесноте, в бараках. Они еще действительно были классом. Сегодняшний рабочий — индивидуалист. Он всю жизнь жил в отдельной квартире, жил лучше учителей, врачей и прочей "прослойки", он привык к заботам государства о "гегемоне", он превратился в самодовольного жлоба, который все время чувствовал себя обделенным. И вот теперь, вышвырнутый к параше, он способен только скулить, но не думать и тем более не бороться. Так стоит ли вообще рассчитывать на этот спившийся бывший "класс".
Здесь много верного в описании реальности, но я не могу согласиться с выводом. Да, главный провал советского строя состоит в том, что он воспитал избалованного человека массы ("самодовольного жлоба"), который подрыл у дуба корни, не подумав, что желуди растут на этом дубе. Так и в трудовых семьях бывает — недостает культуры детей воспитать, хочется их побаловать. Но это исправимо, и это надо исправлять, хотя бы в молодом поколении, которому все равно придется трудиться. Другого народа у нас нет. Проблема в том, чтобы найти путь к просвещению, не проходя снова через бараки, через мораль, навязанную бедствием.
СЕГОДНЯ ВСЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИЛЫ проявляют опасную безответственность, соблазняя рабочих своими лозунгами и программами. Пока не будут расчищены те дебри, которыми зарос коллективный разум, положительной силой рабочее движение стать не может, оно будет марионеткой в руках того же господствующего меньшинства (как это и вышло с шахтерскими забастовками 1989 г.).
Сложность и даже парадоксальность нашей задачи в том, что сам тип "нерассуждающего рабочего" порожден именно советским строем. Чтобы рабочие выводили свою политическую позицию, ставящую под угрозу их рабочие места, из того факта, что "начальство недостаточно нравственное" или что "начальство имеет льготы", — в это на Западе никто и поверить не может. Это кажется настолько нелепым, что если ты это скажешь, тебе просто перестают доверять. Это было продуктом искривления чисто советской идеи справедливости.
Таким "совком" рабочий и остался, и образовательные средства капитализма его ничему не обучают. "Совок" угробил советский строй — и не может жить в капитализме и тем более строить его. А ведь роль рабочих в построении капитализма даже важнее, нежели роль буржуазии. В результате положение страны и самих трудящихся становится почти безвыходным. В них застряла искусственно созданная ненависть к советскому строю (к "номенклатуре" и советским продавцам), и в то же время не возникает классового сознания, которым обладает пролетариат. Выработать язык, на котором можно разговаривать с такими трудящимися, — сложная задача, но все к ней боятся подступить. Манипулировать такими людьми ельцины и березовские научились, а разговаривать с ними — нет. Так что напрасно радуются манипуляторы. Ни общества, ни хозяйства, ни государства на одной манипуляции не построить. Но и нам от этого радости мало.
