Зеленовато-бурая вода меж льдин покрывалась белыми, как чёрточки, мазками. Ветер усиливался и, будоража воду, всё больше и больше чертил на поверхности полосы.
В глазах рябило. Уходящая далеко вперёд пёстрая гладь, казалось, стеной вставала перед глазами и поднималась в бесконечную высь.
Орлов обернулся. Но и здесь падающее к западу солнце слепило, как сильный луч прожектора. Щурясь, Орлов резко отвернулся и припал к часам. Несколько секунд на месте часов Орлов видел только белый крутящийся круг. Вот он начал разрываться на множество быстро исчезающих колец, и, наконец, перед глазами ясно проглянул циферблат.
Орлов, ткнув в него рукой, показал механику указательный палец, а затем другим пальцем провёл по его середине. Механику было ясно, что летать они могут ещё полтора часа, а затем – ночь.
Механик неуверенно показал пальцем вперёд.
Лётчик тоже что-то заметил и чувствовал, как какая-то сила распирала его грудь, горячила кровь. «Они, они…» Но он, переламывая себя, сдерживал нараставший подъём чувств.
«Рано ещё радоваться, – успокаивал он себя, – вот ближе подлетим и увидим, а то опять, может быть; беркуты…»
– Машут, – вдруг сорвалось с губ Орлова. Но на этот раз не птицы крыльями, а люди махали куском паруса, привлекая самолёт.
– Смотри, Миша, – радуясь, кричал Орлов тоже повеселевшему механику.
Невольно его беглый взгляд скользнул по приборной доске и замер на рукоятке подъёма шасси. И вмиг, словно сильная струя, смыла с лица восторг.
«Как быть? – думал Орлов, осматривая почерневшую льдину, по которой бегали рыбаки. – Нет, не выдержать ей самолёта», – заключил он и крикнул:
– Посылки!
Механик быстро перекинул посылки за борт, и они одна за другой ткнулись в лёд.
«Ну, вот и вся моя помощь, – продолжал думать Орлов. – Посылки сбросил, а снять рыбаков не могу. Лёд слабый, на воду тоже сесть нельзя. Осталось одно: лететь, исправить шасси, а завтра перевезти рыбаков».
Вдруг ему почудились приглушённые голоса рыбаков: «Не бросай нас, товарищ! Ты видишь, в каком мы положении. Впереди ночь. Страшно ждать утра…»
Молнией в голове носились мысли и, наконец, одна заманчивая вытеснила все.
«Сесть на лёд. Если не выдержит – снять колёса. Спихнуть на воду и взлететь… Люди есть, лошадь есть – сил хватит», – решил он и тотчас крикнул:
– Сажусь на лёд!
Механик ещё раз недоверчиво посмотрел на вспухшую почерневшую льдину и, ничего не сказав, положил руку на подъёмник шасси.
Самолёт вышел из разворота и по прямой, снижаясь, приближался к льдине. Под ним проносились белые горбы волн, мелкие куски разбитых льдин и вот мелькнул край ледового аэродрома. Колёса плавно коснулись его поверхности и, затормаживая свой бег, бросали в стороны сгустки талого снега. Машина ещё катилась, а механик, перекинув ногу за борт, держась за подкосы, заглядывал под колёса.
– Ну, влипли, – качая головой, сказал он, спрыгнув на лёд.
– Что там такое? – Орлов быстро перегнулся к нему из кабины.
– Видишь, – и механик показал на колёса, погрязшие по обод в рыхлом льду. – Как взлетать-то будем? – продолжал он.
Орлов, словно не слыша вопроса, смотрел на рыбаков, спешивших к самолёту.
– Отойдём, Миша, от самолёта. Чего доброго, лёд не просел бы на грех… Говоришь, как взлетать будем? – повторил он вопрос друга, – а знаешь меня больше беспокоит другое: как всех разом забрать.
– Ну, опять у тебя всё разом, да разом, – нахохлился механик.
-А разве для тебя, Миша, это ново, ты забыл, как впятером взлетали?
– Не забыл, но то же была льдина, как льдина, а это что, – и механик показал на увязшие колёса.
– Вот это меня и беспокоит, – долбя каблуком сапога мягкую поверхность льда, отвечал Орлов.
– Видишь, – продолжал он, – или раз взлететь отсюда, или три раза рисковать… Да, к тому же, и время… А ветер, чувствуешь, как крепчает? – И, подставляя к холодной струе ладонь, облегчённо добавил: – Он нам поможет взлететь.
– Аман! Аман![3] – протягивая пилотам руки, перебили их разговор подошедшие рыбаки.
Они молча стояли. Улыбка стекала с их обветренных лиц. Радостью сверкали воспалённые глаза, не выражая страха перед опасностью.
– Ну, далеко ли, братцы, плыть задумали? – шутя спросил Орлов.
– Ветер – шайтан, – заговорил один из них. – Он льдину поломал и утащил. А ещё есть наш народ. Там остался, – и он показал рукой на запад.
– Знаем, всё знаем, они уже дома, чай пьют. Собирайтесь, сейчас и мы полетим чай пить, – сказал Орлов и направился к противоположному краю льдины.
Наметив линию взлёта, Орлов, возвращаясь, увидел, как рыбаки тащили на самолёт свою утварь. За спинами у них болтались полосатые шерстяные, чем-то набитые мешки. В руках чернели закопчённые котлы, пешни и сброшенные им посылки.
– Э-э, друзья, так дело не пойдёт, – догнав рыбаков, заявил им Орлов. – Всё это надо бросать.
– Зачем, это наше, – не понимая, для чего бросать вещи, обиженно смотрели рыбаки.
– Тулупы тоже надо будет снять, – продолжал Орлов. – В ватниках не замёрзните, долетите.
Рыбаки, слушая его, стояли в нерешимости.
– Знаю, братки, – положив руку на плечо одному из них, ободрял Орлов, – всё это ваше. Бросать жалко, но жизнь дороже. А чтобы самолёт мог нас на берег дотащить, надо его облегчить. Меньше груза класть.
Поняв простой довод лётчика, рыбаки тут же всё побросали.
– А сухари из посылок надо высыпать лошади. Орлов повернулся к ней и встретил в её тёмных больших глазах глубокую тоску. Орлову было жалко оставлять беспомощное животное. Ещё раз взглянув на большую, понуро повисшую голову, он быстро зашагал к самолёту, говоря сам себе: «Да, самолёт – не пароход, всё не заберёшь».
Рыбаки пошли на край льдины. Запустив мотор, он подрулил самолёт туда же.
– Садись вот сюда, – сказал Орлов высокому рыбаку, показывая ему единственное свободное место в самолёте. – Так, джаксы[4]. А следующего, Миша, рядом сажай, вот так. Ну, а третьего клади им на колени.
Последний при помощи механика вскарабкался к товарищам.
– Ну, за комфорт не взыщите. Как говорят, в тесноте, да не в обиде.
Разместив рыбаков, Орлов перевёл взгляд к другому краю льдины.
В молчании под плавные хлопки мотора пилот и механик сидели, словно набираясь сил для решительного рывка.
– Хорош ветерок, взлетим, – наконец, оценил Орлов и дал полный газ мотору. С рёвом мотора из-под колёс полетели в стороны и вверх ошмётки снега. Машина с затвердевшего кусочка ринулась вперёд, набирая скорость. Но вот колёса ткнулись в мякоть. Невидимая сила словно дёрнула самолёт назад. Он вздрогнул и встал. Снова ревущий мотор вырвал из затора колёса и понёс вперёд.
Недалеко оставалось до края льдины, где темнела вода. Орлов, жадно меряя глазами оставшееся впереди расстояние, наметил точку, где прекратить разбег. Последние напряжённые секунды, казалось, летели быстрее самого времени. Рывок – и опять торможение, снова рывок и снова стремительный бег, а впереди бушует волна… Ещё миг и самолёт тяжело повис над липким, как клей, льдом.
«Оторвались», – мысленно произнёс Орлов. Затем, вновь увидя под собой белёсые горбы волн и пляшущие в кипящем море обломки льдов, с облегчением вздохнул и весело проговорил:
– Идём на Гурьев, Миша!
… В ночь на Каспии разыгралась штормовая моряна. К утру она ворвалась в город и с шумом гуляла по улицам. Всюду слышалось её тяжёлое, порывистое дыхание. Протяжно стонали телеграфные провода. В бешеном танце на перекрёстках кружились вихрем столбы пыли и, сбиваемые порывами, неслись вдоль улиц, ударяя в заборы и окна домов.
Всё напрягалось, звенело, гнулось под напором ветра.
Люди, сгибаясь, тяжело шагали на ветер, щурили глаза, прикрывали руками лица.
Орлов, шагая по пыльным улицам города, остановился, потёр глаза и посмотрел вверх. С безоблачного неба хмуро глянуло солнце.
Заслонённое густой пылью, оно было похоже на луну. Сквозь тонкую пелену облаков, казалось, сыпался на землю пыльный дождь.
«Силён шторм, но мы опередили его», – подумал Орлов.
В непогоде померк весенний день, но светло и радостно было на душе у Орлова.
Он ещё раз гордо взглянул на поблёкшее в мрачном небе солнце и ему вдруг вспомнилась задымлённая волжская дельта.
– А всё же весна, – тихо про себя проговорил он и крупными шагами пошёл навстречу свистевшему ветру.
Жаром дышала летняя ночь. И, казалось весь посёлок распахнулся, изнывая от жары.
Из бухты, что невдалеке от посёлка, как стрела, далеко в море тянулась лунная дорога.
Всё сверкало в матовом свете луны. Только справа от Баутино высилась крутая мрачная скала, бросавшая на воду чёрную полосу тени.
В тиши ночи вдруг прокатился глухой басистый хлопок, за ним – второй, третий… Хлопки стали чаще, сильнее. Из темноты одна за другой стали выплывать моторные рыбницы. По светлой дороге они отправлялись на морской лов…
