[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 20 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
21
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
ДА, БЕССМЕРТИЕ! (“Круглый стол”, посвященный учению “всеобщего дела” Николая ФЕДОРОВА)
АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ
Друзья! Приветствую вас в газете "Завтра", где мы, помолившись и робея, собираем "круглый стол", посвященный учению Николая Федоровича Федорова. Среди приглашенных — люди, посвятившие этому учению все свои жизненные силы. Сегодня нам с вами предстоит ответить на вопрос: насколько актуально это учение для современной России, в какой степени подготовлены к нему общество и наука.
Для начала попытаюсь очень кратко и даже вульгарно изложить суть федоровского учения. Философия Федорова — так, как ее понимают миряне — в общем сводится к следующему. Смерть является основополагающей проблемой человеческого бытия и миросознания. Смерть, если она окончательна, превращает в абсурд все человеческие деяния и представления. Поэтому смерть, так или иначе, присутствует во всех религиозных учениях, во всех философских школах. Смерть как ее преодоление, исключение, избежание. В одних учениях и религиях — это метемпсихоз, в других — вечное исчезновение и возрождение, в третьих — воскрешение из мертвых после Второго пришествия. Федоров, будучи русским человеком, христианином, исповедующим живое православие, полагал, не отрицая при этом всю православную эсхатологию, что воскрешение из мертвых возможно и что Христос, в своем желании преодолеть всеобщую смерть, создать “новое небо и новую землю”, Новый Иерусалим, полагается в своих усилиях на человечество. Именно человечество должно свершить огромный акт преодоления смерти. Одно из будущих поколений, "сыны", достигнув единения, преодолев все пагубы мира и овладев всеми тонкостями наук, может совершить огромное вселенское, коллективное деяние, при котором восстанут из праха предшествующие поколения, "отцы". Такая всечеловеческая, вселенская и при этом по масштабам своим исключительно русская задача поставлена Федоровым.
Создавая костяк, вульгаризированный образ федоровского учения, я умышленно сейчас опустил колоссальное количество нюансов, слагающих его. Не останавливаясь на них, я бы хотел, чтобы мы исследовали актуальность федоровского учения. Оно вспыхнуло очень ярко в последней трети XIX столетия, оплодотворило массу исследователей XX века, а потом ушло под спуд, потому что появились другие задачи, из грядущего воссиял Рай другого цвета. Теперь, когда Россия потеряла представления о Красном Рае и мучительно пытается осмыслить представления о Рае горнем, вечном, идеи Федорова, как мне кажется, опять возвращаются в русское миросознание.
В какой степени федоровское учение могло бы стать тем грандиозным проектом, той сверхзадачей, той национальной идеей, которой чает сегодняшняя Россия?
СВЕТЛАНА СЕМЕНОВА, главный научный сотрудник Института мировой литературы
Александр Проханов точно и просто изложил суть федоровского учения. Как известно, русский мыслитель обращался одновременно ко всем: ученым и неученым, верующим и неверующим, и его учение может быть изложено как на языке религиозного сознания, так и в светских представлениях, в научных терминах. "Последний враг истребится — смерть" — звучит сокровенное христианское обетование, и для Федорова смертность нынешнего несовершенного, грешного человека, болезненно, трагически переживаемая каждым из нас, — интеграл зла. Смерть — глубочайшая причина зла в человеческой природе. Именно она отравляет глубины психики, волю тонкими ядами отчаяния и нигилизма, вызова и демонизма. И борьба с ней может стать единственно действенным принципом всеобщего объединения землян, поголовно смертных. Все остальные принципы объединения — частичны, объединяют кого-то (регион, класс и т. д.), чтобы противостоять кому-то.
Федоровское учение светит детской, в евангельском смысле ("будьте как дети"), простотой. Человек, созданный по образу и подобию Божьему, может и должен стать орудием осуществления Его воли. Через кого еще Бог может действовать в мире, как не через Свое вершинное творение? А основная воля Бога — воля метафизическая. Он смерти не создал ("имущий державу смерти" — не Бог, а Его главный антагонист — сатана), желает спасения всем, Сын Божий явился на землю даровать людям "глаголы вечной жизни". Федоровское "всеобщее дело" основывается на краеугольном камне основных заповедей Христа, и среди них важнейшей: "Верующий в Меня, дела, которые Я творю, и он сотворит, и больше сих сотворит". А делами Своими Христос называл как раз те чудеса, которые обнимали весь круг власти благого, спасающего духа над послегрехопадной природой: утишение бурь, исцеление болезней и увечий, воскрешение умерших... Христовы чудеса, т. е. избавление мира от его хаотических, смертоносных начал, поставлялись Им Самим как своего рода задание ("и больше сих сотворит") будущему облагодатствованному человечеству, вставшему на пути Божии. У Федорова речь идет об активном христианстве, о богочеловечестве как сотрудничестве Бога и человека в деле спасения, в осуществлении Христовых обетований в их полном объеме. Это и преображение природы, самого человека, и претворенное восстановление всех когда-либо живших, и уподобление деятельной, творческой природе Бога, и вечное творчество в безбрежной Божьей вселенной.
Прежде чем понять может ли учение "всеобщего дела" стать магистральной идеей России, надо выяснить: соответствует оно благу или нет? И если да, то есть ли в нем реалистическая, отвечающая законам эволюции и нравственной природы человека основа. Последний вопрос особенно важен как раз для массы "неверующих", агностиков, людей естественно-научного сознания.
Так вот, еще в середине прошлого века была доказана одна удивительная закономерность эволюции живых существ, названная "цефализацией" ("головизацией"): постоянное, в полярном векторе (то есть без возвращения вспять) усложнение нервной системы, рост головного мозга. Такой неотменимый факт, "эмпирический факт", по определению Вернадского, указывает как бы на некую внутреннюю программу эволюции, влекущую ее создания ко все более сложным, все более разумным формам. Человек — пока венец цефализации, но на нем эта глубинная закономерность не может остановиться, более того, по убеждению Федорова, призвана стать сознательной. Речь идет о новом, активно-творческом, этапе эволюции, когда человек должен взять ее штурвал в свои руки и вести ее в том направлении, которое диктуется самим эволюционным законом все большего роста духа в лоне материи, наиболее глубоким нравственным чувством, религиозным императивом.
Весь вопрос упирается в то, что называется фундаментальным выбором человечества. Сейчас он как раз принципиально антиэволюционный: остановить процесс восхождения человека и мира к высшей природе, заклиниться в нынешнем несовершенном, смертном, противоречиво-кризисном естестве, по возможности ублажая себя на краткое время живота "мануфактурными игрушками", комфортом, разного рода развлечениями-отвлечениями. Вот они ценности общества потребления, к тому же предполагающие неизбежную селекцию стран, народов, слоев, отдельных индивидуумов (на всех, увы, благ и сластей в ассортименте не хватает!).
Но быть смертным и при этом осознавать свою смертность, то есть неизбывный трагизм бытия, это такой дикий, казалось бы, невозможный для продолжения существования парадокс, что если человек и человечество будут в нем оставаться, то они так или иначе, в более-менее длительной перспективе придут к самоуничтожению. И по телу современного мира уже идут трупные пятна будущего самоистребительного вырождения, будущего конца, того, который обозначен в Апокалипсисе как следствие негативного варианта развития, противобожеского выбора.
На мой взгляд, Россия с ее устремленностью к последним временам и срокам, к свету незакатному "мужицкого рая", града Китежа, с ее неистребимой душевной логикой, обозначенной русскими религиозными мыслителями как "или всё, или ничего", находясь сегодня почти на дне национального отчаяния, искушаясь "ничто", как раз может взметнуться к этому"всё". Надо сказать, что в совсем недавней истории такое "всё" России померещилось в коммунистической идее. Но, увы, это был идеал дефектный, дробный, по выражению последователя Федорова 1920-1930-х годов Николая Сетницкого. Онтологический ущерб этого идеала был точно зафиксирован теми же религиозными философами: рай на земле со смертным человеком невозможен, не говоря уже о тех неправых, по сути, "сатанинских" средствах осуществления предполагаемого социального блага, которые не могли не отравить, не исказить самого этого блага. Конечно, остается уже лишь риторический вопрос: мог ли бы со временем, в мирной эволюции, не обрушься советская империя, русский социализм и радикально очиститься от атеизма и вобрать в себя метафизические задачи, поставленные в активном христианстве Федорова? Ведь были в советском строе созданы ценные и редкие в новой истории формальные предпосылки идеократии для возможного наполнения ее расширенным, цельным идеалом. И уж никакого "всё" не видит и не чувствует ныне российский народ в раздражающе-рекламном мираже общества потребления. Он уже на собственной шкуре вкусил неизбежную "изнанку" рынка и капитализма, манипулятивной "демократии" и "свободы", начиная осознавать, что их "лицо" улыбается далеко не всем, и то со своими гримасами.
