цехов ограничены и собрать в них удается лишь отдельные машины, да и то не полностью. Об испытаниях, хотя бы как-то приближенных к будущим проектным режимам, вообще говорить не приходится. На заводе узлы собираются на уровне пола цеха и часть из них приходится поднимать высоко вверх на подставках и промбалках. Тем самым они как бы увеличиваются в своих размерах. На монтаже же, после установки на фундамент, большей частью уходят под землю и потому теряют заводскую монументальность. Другие, наоборот. Рядовые по размерам на сборке, будучи смонтированными под крышей цеха на эстакадах, которые на заводе вовсе не собирались, превращаются в грандиозные сооружения. Поэтому свой реальный, а не воображаемый облик, объект начинает обретать только на монтаже и в отдельных частях, которые превратятся в нечто целое лишь непосредственно перед пуском.
Отсюда наиважнейшая задача конструкторов заключается в том, чтобы на основе разрозненных впечатлений по результатам сборки, монтажа и первых этапов опробования механизмов обнаружить возможные неувязки, ошибки и недоработки и как можно быстрее их устранить. Обычно такая работа выливалась в срочную разработку и изготовление дополнительных узлов, которые втискивались в программу завода, нарушали его нормальный ритм и доставляли неудовольствия производственникам. Тем не менее подобные мероприятия всегда встречались с полным пониманием руководством завода и никогда не сопровождались обвинениями в наш адрес. Даже тогда, когда мы, используя ажиотажную предпусковую обстановку, старались протащить что-нибудь впрок не из-за ошибок, а в порядке будущего улучшения характеристики объекта.
Конечно, не все удавалось схватить и что-то обнаруживалось при пуске. Особенные же беспокойства вызывались теми машинами и узлами, причем, как правило, наиболее сложными, что поставлялись прямо с колес, да еще в последние дни, когда сделать и подправить что-либо не было никакой возможности. Выкручивались однако, что-то придумывали, и не помню, по крайней мере, из мне известного, чтобы стан при пуске останавливался по нашей вине полностью и стоял в ожидании замены определяющих его работу узлов.
КОЛЛЕГИ
Не меньшее значение имело установление нормальных деловых контактов с заказчиком и его многочисленными контрагентами: проектантами, строителями, монтажниками. Этим скопищем «зловреднейших» людей, которые, работая в напряженных условиях стройки, за словом в карман не лезут и любую оплошность соседа доводят мгновенно до большого шума.
Обычно на монтаж нами направлялся опытный товарищ, проверенный в деле и способный к блокированию скандальных вопросов или хотя бы к выводу их на допустимый уровень. Жизнь шла, опытные товарищи уходили и возникала необходимость в командировании молодых специалистов. Так случилось и здесь. На головной объект балочного комплекса – блюминг 1500, который пускался в Нижнем Тагиле за несколько лет до описываемых событий, я уговорил начальство послать Ю. Стрижова, мотивируя просьбу близостью объекта и возможностью помочь ему в любой момент.
Опасения оказались напрасными. Стрижов не только выполнил задание, но, кажется, меньше, чем кто-либо до него, беспокоил нас просьбами и звонками. Мало поступило и жалоб.
На монтаж балочного Стрижов был направлен в качестве главного координатора с полной уверенностью. Он обладал удивительной коммуникабельностью и чем больше коллектив людей, с которым предстояло работать, чем менее он ему знаком, тем впечатлительнее он в него входил, обращая в свою веру и заставляя всех легко и просто без усилий делать то, что нужно, с уважением к себе и представляемой им фирме.
Сообщают раз из Москвы (она хотя и не руководила, но сигналы принимала и реагировала на них исправно):
– Что это у вас всё остановилось, сплошной заводской брак?
Звоню Юрию Александровичу, а он мне спокойно, нравоучительно: – А разве я о чем-нибудь просил? – Нет. – Значит и никакого вопроса нет.
От такой самоуверенности я опешил, промычал что-то и повесил трубку. Убежден, Стрижов меня разыграл. Он знал о сигнале в Москву. Знал, что будет вопрос. И, воспользовавшись случаем, красиво напомнил, что без него там на месте ничего не делается и делаться не должно.
Наблюдал я за Стрижовым в разных ситуациях и всегда удивлялся его способности использовать момент и обратить его в свою пользу. Он хорошо усвоил известное правило: признавать ошибки, собственные из них не преуменьшать, а чужие не преувеличивать. Не гнушался лишний раз произнести ничего не стоящие, но могущественные слова «Пожалуйста» и «Спасибо». Знал еще что-то подкупающее людей, вроде Краузинского: «Голова…».
Монтаж двух объектов Стрижов провел отлично, преподав образец подобного рода дел. Кто же его похвалил? А никто. Так между собой отметили. А вот, чтобы принародно – нет. Давно уже отвыкли от добрых слов. И не только потому, что забыли практическую их полезность. Как же можно выделить Петрова не обидев Иванова, когда столько лет талдычили о стандарте, равенстве, равных способностях и равных возможностях. Хотя прекрасно видели и знали, что Петровы и пахать, и мешки таскать, и на сенокос, и на уборку, и чертежи пластать. Ивановы же, всё в большем и большем количестве – ни того и ни другого, вечно больные, с какими-то справками, не позволяющими, не разрешающими. Придешь к такому больному в сад – пашет он там не хуже Петрова. Неудовольствия же всего – на десятку меньше. Вот и сейчас по прошествии нескольких лет и зарплата отпущена и лозунги соответствующие произнесены. Нет, где было поровну – снова всем поровну, всем на 40% больше, хотя надо бы с разницей в 2 – 3 раза, чтобы не сидели, не болели, а шевелились не только на огороде или в спекулятивной палатке, а и на полезной для общества службе.
Вообще наш реальный социализм сделал всё, чтобы убить в человеке умение и желание работать красиво (в том числе гордиться талантом и способностями собратьев по труду). Понятно это не касается разного рода одержимых, одаренных и гениальных людей – они вне закона и свое достойное место всегда найдут. Хотя более благоприятные условия и для них были бы не лишними. Но ведь благополучие общества не в них. Они, как цветы в доме: украшают, радуют, повышают настроение, но можно и обойтись (да и каждый ли день они у нас). А в людях, будем говорить, средних возможностей, по-своему талантливых, неординарных, тех, что придумывают, умеют делать то, к чему не способны другие, и в конечном итоге определяют движение общества вперед.
Они обычно сложны, часто имеют плохой характер, не вписываются в общепринятый поведенческий стандарт, иногда пьют, изменяют женам. Когда-то демонстративно не ходили на собрания и не занимались политучебой. Потом не признавали ни Горбачева, ни Ельцина. Сейчас не верят болтовне о все искупающих выгодах рыночных отношений. Но, как умеют работать, когда понимают, что это
