Красить другую вне зависимости – готова она для того или нет.
Исправление чего-либо совсем недопустимого превращалось в проблему. Вместо того, чтобы потратить лишний рубль на ликвидацию дефекта, приходилось поставлять заказчику явный брак. Потом открывать дополнительные заказы, изготовлять новые узлы стоимостью в тысячи рублей и заменять ими негодные на монтаже. Зато все по плану. Однако это были только цветочки.
Положение многократно усугубилось, когда пожар нарастающей неудовлетворенности производимой в стране продукцией, ее низкой конкурентоспособностью решили погасить бумажной аттестацией потребительских свойств изделий, а по аттестационному показателю, так называемой категории качества, устанавливать ее цену. Не через рынок, а через бумажку, подписи должностных лиц и гербовые печати. Это было в несколько раз более серьезнее. От нее нельзя было отвертеться: вопрос касался благополучия предприятия и его трудящихся. Инженеры и экономисты ринулись в бой. Показатели качества обрели реальную силу, и новая техника полилась как из рога изобилия.
Свежий номер чертежа на машину, в которой изменена одна деталька, подкрепленный новыми техническими условиями с новой кучей подписей и печатей, – вот что стало являться основанием для новой цены. Но основание не цена, и в Москву ринулась армада мальчиков и девочек, а порой и вполне солидных мужей и дам для нужного продвижения бумаг и выколачивания приемлемой цены. Ринулись с подношениями и подарками. В Москве, кажется, были куплены все, кто держал перо в руках и круглую печать в кармане. Именно в то время правительство вместо создания специализированных производств начало стимулировать с удовольствием принятую на местах программу производства товаров народного потребления на «Уралмашах». Зачем покупать подарки, когда можно иметь собственные и в полном наборе. Какой-нибудь дорожный знак для маленького чиновника – автомобилиста, стиральную машину – его старшему брату, телевизор или холодильник – министру, а уж в Совмин – мебельный гарнитур.
Вспоминаю, как мы с главным конструктором машин непрерывного литья В. Нисковских, ничего не понимающие в подарочном буме, привезли в одно учреждение «малютку» и, полагая по наивности, что она ему нужна для мелких постирушек, оставили ее, не найдя нужного начальствующего товарища, не то в приемной, не то в бухгалтерии. Потом позвонили ему и, выслушав (правда, весьма вежливый) выговор за нашу несмышленость, перетащили машину в свой номер гостиницы. Оттуда начальник забрал ее сам с усмешкой на устах и благодарностью за наш труд.
Цены стали расти как грибы после теплого дождя, а производительность и качество изделий валиться дальше вниз. Задолго до перестройки была подготовлена шикарная исходная база под деревянный рубль, так образно кем-то названный, чтобы исключить неудобное сочетание слов. На самом деле наш рубль был тогда бумажный и в прямом и в переносном смысле.
Пятнадцать лет играл концерт, низвергая на страну какофонию всевозможных организационных новаций, комплексных программ, единых систем, коллективных договоров, смотров, починов, новых форм соревнований. И, в довершение, сотен тысяч государственных, отраслевых и заводских стандартов на тему: как проектировать, ставить на производство и снимать с него, внедрять и отменять, сочинять и писать, согласовывать и утверждать. Не была затронута разве только одна тема – как любить.
Параллельно стала ухудшаться и вся инфраструктура жизни. Катастрофически падать нравственность и расти преступность. Вырабатываться неверие и пренебрежительное отношение к обязанностям. Среди горы глупых и бестолковых распоряжений невозможно было разглядеть толкового и потому все они пошли выполняться предельно формально. В производственную среду стали все в большей и в большей степени внедряться чисто партийные методы работы: болтовни, общих лозунгов, пустых мероприятий и таких же отчетов.
Критиканство всего и вся процветало уже не только на кухне в кругу друзей, но и в служебных кабинетах. Законную силу приобрела реплика начальника: «Я согласен – очередная дурость, но давай ее сделаем, прошу тебя – выполни, не порти себе и мне кровь».
Но так в частной беседе. На трибуне, в официальной обстановке по-прежнему процветали лицемерие и демагогия, восхвалялся социализм и поносился загнивающий капитализм.
И вот в такой обстановке, когда казалось работать было совсем невозможно, мне удалось сделать, судя по всему, последнюю свою значительную работу.
Каково же могущество природы. Ведь если бы мы бросились беспрекословно выполнять даже малую толику того, что выпущено на нас в то время, можно было остановить всю страну, а она худо бедно жила: строила КАМАЗы и БАМы, добывала нефть и уголь, производила сталь и прокат. Везде и вопреки работала природная человеческая страсть к делу.
Итак, мы приступили к проектированию балочного стана. В наших планах он появился много раньше, но тут, кажется, взялись всерьез.
Проект в той обстановке бюрократического разгула стоил мне неимоверных усилий и нервного напряжения. Споры о том, как его делать, в каких объемах механизировать и автоматизировать, как оформлять чертежи и прочую документацию шли жаркие и с прямым начальством по существу, и со всеми многочисленными консультантами и контролерами от техники. Проект мне удалось протащить полностью в том виде, каким он был должен быть – без дурацких новаций Госстандарта. Спор я вытаскивал с любым контролером на уровень высокого начальства и там, опираясь на здравый смысл, известный прецедент и даже китайский опыт ведения подобных разговоров, добивался своего. В конце концов контролерская команда от меня отстала, однако отношения с ней были испорчены и восстановлены много позже, когда лед тронулся и под давлением практиков Госстандарт стал отступать и отменять кое-что из придуманного.
Проект был согласован и утвержден только там, где положено и на нем не было ни одной лишней подписи. В целом же дело шло туго, прерывалось откладывалось и начиналось вновь. Также с перерывами началось изготовление оборудования в цехах завода.
Но вот случай! На горизонте появляется человек, мало мне известный, – недавно избранный первым секретарем Свердловского обкома КПСС Б. Ельцин. Более подходящий объект для своего становления на новом посту едва ли он мог найти в области. Новый стан, 40 тысяч тонн одного технологического оборудования, километровой длины цех. И, как положено, соответствующий большой объем других общезаводских и даже городских сооружений.
Осенью 1976 года Ельцин собирает в Нижнем Тагиле совещание с участием всех главных исполнителей: проектантов, конструкторов, заводчан, строителей, и ставит задачу построить цех в следующем году. Не часто я уезжал с совещаний удовлетворенным. На этот раз был не то что восхищен, а даже несколько влюблен в руководителя. Уверенность, напористость, четкая формулировка стоящих перед участниками задач. Отличная память: названы десятки фамилий, причем в одном ключе без пропусков, а не так, как водится: большого начальника – по имени отчеству, поменьше – фамилия, а кого-то и просто – директор.
На многих
