в различных и зачастую подвижных локациях обуславливало варьирующиеся и меняющиеся альянсы между элитами. Эти альянсы, в свою очередь, формировали элитные конфликты, которые в дальнейшем устраняли те или иные элиты, приводили к появлению новых элит, меняли стратегические смыслы локации каждой элиты и преобразовывали структуру отношений между элитами, что, в свою очередь, открывало новые возможности для альянсов и конфликтов.
Типы Империй Нового времени
Империи Нового времени отличались масштабом автономии колониальных элит от чиновников из метрополии. Кроме того, если колониальные элиты древних империй мало воздействовали на экономику и политику метрополии, то в Новое время некоторые колониальные элиты обладали сильным влиянием на метрополию.
Древние империи и империи Нового времени распределены по двум этим параметрам в таблице 1.1.
Таблица 1.1. Структурные отношения между имперскими метрополиями и колониальными элитами
Империи, указанные в каждом квадранте таблицы, обладали существенно разной динамикой. Для начала мы обратимся к нижнему левому квадранту, где представлены империи, чьи колониальные элиты обладали наибольшей автономией от метрополии, а также меньше всего влияли на ее экономику и политику. Это позволит понять принципиальные отличия между колониальными элитами древности и Нового времени, а также увидеть, в чём Германия — империя, никогда не стремившаяся к геополитическому или экономическому доминированию, — отличалась от других империй, которые преследовали подобные амбиции. Далее мы перейдём к верхнему левому квадранту, чтобы увидеть, как колониальные элиты могут влиять на отношения в метрополии, даже когда они сохраняют высокую степень автономии.
Затем мы рассмотрим два случая почти чистой колониальной эксплуатации — наполеоновскую и нацистскую империи в Европе, расположенные в нижнем правом квадранте. Хотя геополитические силы (т. е. военное поражение) быстро обрушили обе эти империи, в том случае, если бы они выстояли, они трансформировали бы структуру отношений между элитами в метрополии. Первичные признаки подобных изменений дают основание для рассуждений о том, какая бы при этом возникла разновидность имперской политии, а также для сравнения структуры и динамики указанных империй со структурой и динамикой империй в верхнем правом квадранте.
Три представленных в нём исходные политии являются тремя капиталистическими гегемонами последних трёх столетий — они и станут ключевым предметом сравнения в этой книге. В оставшейся её части будет проделан подробный анализ этих трёх случаев, а также Испанской и Французской империй. В заключительных же разделах этой главы наша цель заключается в том, чтобы противопоставить гегемонов и прочие случаи, а также выдвинуть ряд гипотез относительно того, в чём гегемонистская социальная структура и вытекающая из неё динамика конфликта между элитами отличаются от других трёх типов империй. Кроме того, это позволит вынести вердикт по поводу различных определений гегемонии, предлагавшихся учёными ранее, и тем самым уточнить, чем отличается от них мой подход.
Автономные колониальные элиты
Элиты на завоёванных территориях древних империй обладали автономией главным образом потому, что данным империям не хватало инфраструктурных возможностей для контроля над действиями этих элит или присвоения значительной части излишков, которые местные элиты изымали у неэлит. [38] Империи предотвращали восстания на завоёванных территориях, прибегая к показательным акциям устрашения, как в случаях массового убийства афинянами мужчин и обращения в рабство женщин на Лесбосе и Мелосе или распятия римлянами тысяч побеждённых рабов в конце восстания Спартака (73–71 годы до н. э.) — подобные меры вели к резкому прекращению подобных восстаний. Однако у этих империй не было достаточно солдат или материальных ресурсов для оккупации своих колоний или постоянных вторжений на их территории — отсюда и вытекали решения использовать крайнее насилие в подавлении мятежей.
Постоянным управлением завоёванными территориями занимались либо местные элиты, которые привлекались на службу империи в обмен на значимую долю излишков, изымаемых у не-элит, либо администраторы из метрополии, которым имперскому двору также приходилось уступать значительную долю доходов, изъятых у местного населения. Если администраторам из метрополии позволялось служить в одной и той же колониальной территории долгое время, они, как правило, вступали в союзы (зачастую матримониальные) с местными элитами. Риски для правителей были выше, если они назначали администраторами на местах военачальников, контролировавших вооружённых людей, которые могли промаршировать до столицы империи и свергнуть её правителя. С другой стороны, гражданские администраторы, которые не могли подкреплять свои распоряжения вооружённой силой, представляли собой менее значимую угрозу не только для правителя, но и для местного населения, из которого, как ожидалось, они будут извлекать ресурсы и обеспечивать его покорность. Если же имперских чиновников часто перемещали из одной колонии в другую, то им не хватало знания местных реалий и они оказывались в серьёзной зависимости от местных элит в части контроля над неэлитами и обложения их налогами. Так или иначе, колониальные элиты приобретали высокую степень автономии от метрополии. [39]
Попыткам правителей усиливать контроль над колониями и колониальными элитами препятствовали несколько факторов, помимо отсутствия у них ресурсов и инфраструктурных возможностей. Прежде всего, правители осуществляли лишь ограниченную власть над элитами-соперниками в метрополии. Древние правители обладали тем, что Манн называет «деспотическими полномочиями, [которые были] фактически неограниченными», [40] т. е. императоры могли обобрать или уничтожить любого человека, который становился их мишенью. Но если императоры не сохраняли поддержку или по меньшей мере спокойствие большинства представителей элит метрополии, это провоцировало восстания, а сохранять поддержку и спокойствие элит императоры могли, лишь делясь плодами своих завоеваний и власти. Кроме того, каждому правителю требовалось обогащать лояльных ему лиц при дворе, чтобы избежать дворцовых переворотов или убийства, а также отдавать колониальным элитам значительную часть местных излишков, чтобы гарантировать, что они не поднимут восстание. Эти требования к выживанию погружали древние империи в постоянный фискальный кризис. Даже во времена относительной финансовой стабильности этим империям не хватало как ресурсов, так и технологических средств для выстраивания инфраструктуры, которая позволила бы правителям создать собственные организации, способные собирать налоги или править завоёванными территориями, не завися от вооружённых сил или местных элит.
Во-вторых, до того прогресса в перевозках и коммуникациях, который был достигнут в XIX веке, древние империи, а фактически и все политии сталкивались с жёсткими логистическими ограничениями в ведении военных кампаний в течение большего времени, чем несколько дней марша от внутренней базы. Их возможности в перевозке припасов были крайне ограниченными, в особенности в тех местах, куда нельзя было напрямую попасть морем на кораблях.
