Левенчук приехал в офис «Релкома», для которого Солдатов предусмотрительно нашел помещение неподалеку от Курчатовского института. Левенчук объяснил Солдатову, как составить план развития новой компании. Проект заинтересовал «Ринако», российскую инвестиционную компанию, которая вложила в «Релком» несколько десятков тысяч долларов, а в обмен получила долю собственности. Левенчук вошел в совет директоров. Солдатов также попросил стать его консультантом. Первое, что посоветовал Левенчук, – искать инвесторов на Западе: серьезные зарубежные инвестиции позволили бы «Релкому» расширить долю на нарождающемся рынке интернет-услуг.
Но Солдатову не давал покоя все тот же проклятый вопрос: где взять деньги? Все понимали, что интернет-рынок должен быть огромным. Но что с этим делать, было не совсем понятно. В 1992 году на рынок вышел третий провайдер, «Совам Телепорт», компания миллиардера и филантропа Джорджа Сороса, получившая мощную поддержку британской телекоммуникационной корпорации Cable & Wireless, ставшей ее соучредителем. Новичок почти сразу захватил треть рынка. «Демос» тем временем получал прибыль с продажи персональных компьютеров. Перед Солдатовым стоял вопрос, на который у него не было ответа: как превратить «Релком» в успешный бизнес?
Благодаря Булгаку Россия получила связь с внешним миром, но было еще кое-что, в чем отчаянно нуждались российские интернет-пользователи. Горизонтальная структура Сети подразумевала наличие общих точек, через которые провайдеры смогли бы обмениваться трафиком своих сетей. Кроме того, требовалось срочно улучшить качество связи с Западом, так как большинство трафика в те дни сначала уходило в западные страны, а потом возвращалось. И хотя Булгаку удалось наладить работу 66 000 цифровых линий, внутреннее подключение было делом проблематичным и не всегда надежным.
В 1995 году «Релком», «Демос» и сеть Московского государственного университета пришли на старейшую в Москве станцию М-9 – ту самую, которая еще в 1980-м обеспечивала Олимпиаду необходимым международным соединением. Провайдеры просили о помощи.
Михаил Елистратов, пришедший на М-9 в то же время, объяснял: «Вокруг Москвы проложено кольцо междугородних телефонных кабелей, и на нем сидит М-9 вместе с некоторыми другими станциями вроде М-10 или М-5. От них уже идут лучи на запад, восток и так далее. Тогда, в 1995-м, это были еще медные и очень толстые подземные кабели, которые соединяли станции по направлениям: если вам был нужен Новосибирск, вы подключались к М-10 на Сущевском Валу, если какой-нибудь город на западе страны – к М-9 на улице Бутлерова». Тот факт, что М-9 работала на западное направление, а оборудование на ней стояло сравнительно новое, предопределил ее выбор как будущей точки обмена российским интернет-трафиком {47}.
«Релком» на тот момент уже держал на М-9 несколько модемов, соединявших его с Курчатовским институтом по медному кабелю, и главный инженер станции, Владимир Громов, согласился отвести под нужды интернет-провайдеров двенадцатый, последний этаж здания. «Все началось на двенадцатом этаже, даже первая в Москве сотовая связь: все хотели быть как можно ближе друг к другу», – вспоминал Елистратов.
Этот союз, заключенный на двенадцатом этаже М-9, стал первой в России точкой обмена трафиком и получил имя MSK-IX, а Елистратов стал ее главным инженером. Вскоре здесь появился собственный штат сотрудников, для которых на этом же этаже, между телекоммуникационными стойками, расставили рабочие столы. Инженеры работали на организацию, известную как РосНИИРОС [1], аффилированную с Курчатовским институтом.
Скорость значила для Булгака все. Торопясь обновить оборудование, он закупал его за границей, в обход старых советских заводов, которым приходилось закрываться без заказов. Булгака их судьба интересовала мало. Но была организация, интересы которой он вынужден был учитывать, – в начале 1990-х она была известна как Министерство безопасности, прямой наследник КГБ. Министерство унаследовало от предшественника древнюю аналоговую систему прослушки. Первый же визит на Лубянку Булгак начал с разговора о модернизации телефонных линий. «Я сказал им, что мы избавляемся от старых аналоговых линий, меняем их на современные цифровые. Спросил, понимают ли они, о чем я говорю. Ответили, что понимают», – вспоминал Булгак. Затем он спросил, готово ли Министерство установить цифровое оборудование для перехвата звонков. В ответ его попросили закупить на Западе телефонные станции со встроенным «полицейским блоком». «Мы закупили. Они их забрали, – рассказывал он. – Что они потом с ними делали, понятия не имею». Во время встречи с министром безопасности он настаивал, что модернизацию надо провести как можно скорее. «Вы за нами успеете? – спросил он. – Если нет, просто скажите, и мы притормозим».
«Не придется, – ответил министр. – Мы от вас ни за что не отстанем».
22 июня 1992 года вышел секретный приказ, подписанный всеми спецслужбами, имеющими право на прослушку, который определил порядок перехвата телефонных звонков и почтовой переписки. Через два дня Булгак подписал приказ, обязав связистов дать Минбезопасности доступ ко всем необходимым коммуникационным кабелям и точкам коммутации и предоставить спецслужбам служебные помещения на узлах связи {48}. В свой очередной визит на Лубянку Булгак задал тот же вопрос: «Вы за нами успеваете? Может, нам стоит притормозить?», – и получил тот же ответ: «Нет, у нас все в порядке».
На деле же секретные службы плелись далеко в хвосте.
Ельцин надеялся, что смена политического строя, произошедшая после развала СССР, принесет и изменения в идеологии спецслужб. Он хотел, чтобы они представляли собой скорее российский вариант западных разведывательных ведомств, нежели обновленную версию советского КГБ, в сферу деятельности которого входили и контрразведка, и шпионаж, и контроль государственных границ. В 1991 году КГБ был разделен на несколько независимых друг от друга спецлужб. Главный наследник Комитета госбезопасности, сначала названный Министерством безопасности, а затем Федеральной службой контрразведки (ФСК), должен была заниматься противодействием шпионажу и борьбой с терроризмом. В 1995-м его переименовали в Федеральную службу безопасности – ФСБ. Бывшее Первое главное управление было преобразовано в Службу внешней разведки (СВР). Подразделение КГБ, занимавшееся электронной прослушкой и шифрованием, превратилось сначала в Комитет правительственной связи, а потом в Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ). Управления, ответственные за подземные коммуникации, охрану партийных лидеров и контроль над государственными границами, стали независимыми службами.
Менялись аббревиатуры, но, как мы писали в 2010 году в книге «Новое дворянство», смена литеры «К» в аббревиатуре ФСК на литеру «Б» в аббревиатуре ФСБ была не просто символическим шагом. Обновленной службе дали широкий мандат на обеспечение «безопасности» в новой России {49}. ФСБ вернула следственное управление, потерянное после реформы КГБ, и снова стала действовать как правоохранительный орган и спецслужба одновременно.
5 июля 1995 года Ельцин своим указом еще больше расширил полномочия ФСБ в области слежки. При этом надзор за деятельностью ФСБ могла осуществлять только Генеральная прокуратура. Впрочем, и она была ограничена в полномочиях {50}.
Спецслужбы постоянно реформировали, но их сотрудники не слишком хорошо понимали свою новую миссию. Главная задача КГБ – защита партийного государства – очевидно утратила актуальность, но идеологический вакуум оставался незаполненным. Тем не менее к 1995 году спецслужбы вступили в яростную конкурентную борьбу, навязанную системой, созданной Ельциным в надежде держать их под контролем, – системой, основанной на соперничестве спецслужб. Ельцин, получив очередной доклад директора ФСБ, сравнивал его с докладами руководителей других агентств. Это не было похоже на работу спецслужб в современных демократических государствах, а скорее напоминало интриги при дворе восточного падишаха или Наполеоновскую Францию, где несколько тайных полиций шпионили друг за другом.
