Мы не можем читать все страницы книги одновременно, однако книга существует целиком и одновременно, независимо от того, хотим мы этого или нет. Опыт нам это подсказывает, и главное, мы всегда можем это проверить, забежав вперед или вернувшись назад. Хуже обстоит дело, например, со слайдами, показываемыми нам последовательно. Изображение на экране исчезает, и мы не можем ни вернуться, ни забежать вперед, потому что слайды, скажем, демонстрируются нам другим человеком. Но и здесь опыт подсказывает, что все слайды существуют одновременно, а мы лишь просматриваем их последовательно.
Перейдем к восприятию нами явлений, которые мы не можем рассмотреть непосредственно и полностью и которые возникают вне нашего влияния. Одно из таких явлений – восход Солнца. Большую часть своего существования человечество верило, что Солнце «тонет в море», далее решило, что оно вращается вокруг Земли. Ну и относительно совсем недавно оказалось, что Земля вращается вокруг Солнца. Однако мы упрямо продолжаем говорить, а значит, и мыслить: «Солнце встало», «Солнце село», мало ли что еще придумают ученые, а так вернее, потому что этими словами мы точно отражаем свои ощущения по отношению к наблюдаемому объекту – огненному шару, который постепенно опускается, скрываясь, или появляется, поднимаясь, относительно линии раздела между землей и небом. В той же мере, как восход и заход Солнца не существует на самом деле, а лишь является нашим ощущением, основанным на астрономическом событии совсем другого характера (вращении Земли вокруг Солнца), наше ощущение по поводу других глобальных вещей может быть столь же ошибочным.
Безусловно, существовали верования, построенные на страхе человека, что, раз зашедши, Солнце более не взойдет. Молитвы и традиционные обряды древних народов нередко базировались на этом страхе. Теперь, пользуясь фактами, которые дает нам наука, разве что совсем умалишенный может опасаться за восход Солнца и терзаться всю ночь от страха: а взойдет ли оно на этот раз?
В «Критике практического разума», в заключении, Кант пишет: «Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то, и другое мне нет надобности искать и только предполагать, как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора. Я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животворной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во Вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того, как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, не зависимую от животной природы и даже всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразного назначения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни».
Звездное небо над головой. То, что не переставало быть символом вечности, неизменности, точности. Что касается морального закона, увы, его относительность доказывать необязательно, а вот по поводу звездного неба можно сказать, что оно вовсе не существует на самом деле. То, что мы видим над собой в темную ясную ночь, является таким же, если не еще более чудовищным, обманом наших органов чувств, как восход Солнца. Дело в том, что все звезды находятся от нас на совершенно разных расстояниях, и две звезды, видящиеся нам одновременно, могут находиться одна в двадцати тысячах световых лет от нас, а другая в миллионе световых лет от нас. Их свет достигает сетчатки нашего глаза одновременно, тогда как эти звезды давно могли перестать существовать, взорваться как сверхновые, изменить объем, светимость, температуру, а главное, свое взаимное расположение в пространстве, которое ни в коей мере не соответствует тому, в котором мы их наблюдаем. Ну, и какая же картина разворачивается у нас над головой? Что-то вроде расписания поездов за последние сто лет, где все строчки перепутаны между собой. Много ли толку от такого документа? В том, что мы видим в ночном небе, нет ничего соответствующего действительности в момент наблюдения.
Ну и уж совсем простой, банальный пример. Перрон, который медленно начинает отъезжать, когда поезд начинает движение. Именно перрон, а не мы. До того, как мы начинаем ощущать толчки от движения вагона, нам кажется, что перрон начинает движение, а мы остаемся на месте.
Что, если предположить, что и по отношению ко времени у нас сложилось столь же ложное представление? Что, если нам только кажется, что оно «идет», а на самом деле это такой же обман наших чувств, как в случае с восходом Солнца, звездным небом и перроном?
Давайте рассмотрим предыдущий опыт человечества в попытке осознания сути понятия времени. Ощущение обусловленности и ограниченности понятия времени рамками нашего разума отмечалось давно. Кант в «Критике чистого разума» делает выводы, не противоречащие этим утверждениям: «Время есть не что иное, как форма внутреннего чувства, то есть процесса наглядного представления нас самих и нашего внутреннего состояния. Время не может быть определением внешних явлений <...> ...оно (время) определяет отношение представлений в нашем внутреннем состоянии. Именно потому, что это внутреннее наглядное представление не имеет никакого внешнего образа, мы стараемся устранить этот недостаток с помощью аналогий и представляем временную последовательность с помощью бесконечно продолжающейся линии, в которой многообразие составляет ряд, имеющий лишь одно измерение, и умозаключаем от свойств этой линии ко всем свойствам времени, за исключением лишь того, что части линии существуют все вместе, тогда как части времени существуют друг после друга. <...> Время не есть эмпирическое понятие, извлекаемое из какого-либо опыта. В самом деле, существование или последовательность даже не входили бы в состав восприятия, если бы в основе не лежало априори представление времени. Только при этом условии можно представить себе, что события существуют в одно и то же время (или в различное время) последовательно. Время есть необходимое представление, лежащее в основе всех наглядных представлений. Из явлений вообще мы не можем удалить время, тогда как явления могут быть удалены из времени. Следовательно, время дано априори. Только в нем возможна вся действительность явлений. Все явления могут исчезнуть, между тем как само время (как общее условие их возможности) не может быть уничтожено. Бесконечность времени означает не что иное, как то, что всякая определенная величина времени возможна только путем ограничений одного-единственного, лежащего в основе времени. Поэтому первоначальное представление времени должно быть дано, как неограниченное. Но если части предмета и всякое количество его могут быть представлены определенными лишь путем ограничения, то целое представление предмета не может быть дано через понятие (так как понятие содержит в себе только частичные представления), и в основе представления частей должно лежать непосредственное наглядное представление».
Глава 7
Поединок человека со временем
Как бы ни были разнообразны горести и печали человеческие, все они сводятся к уходящему, безжалостному, всепожирающему времени. «Часы не бьют. Часы убивают», «Время лучший учитель, жаль, что оно убивает своих учеников», «Все минуты ранят, последняя убивает», – вот лишь малая толика того, что сказано человеком о его страшном, смертельном, непримиримом враге – времени. Время всегда ассоциируется со смертью, а, как верно подметил Ральф Эмерсон, «самое неоспоримое свидетельство бессмертия – это то, что нас категорически не устраивает любой другой вариант». Но если со своей собственной смертью человек встречается, наверное, всё-таки один раз, то со временем он сталкивается ежесекундно.
Очень мало в человеческом сознании вневременных понятий. Даже на этой странице невозможно обойтись без временных понятий, ибо всё, что являет собой последовательность, тесно обручено со временем, ибо без времени нет последовательности, без последовательности – логики, без логики – мышления, без мышления – жизни. Я мыслю – значит, существую. Без времени нет существования в человеческом понимании, и потому его отсутствие представляется еще более тягостным, чем его наличие. Время для человека – как ранящее, занозящее бревно, за которое хватается утопающий и которое в конце концов переворачивается, погребая несчастного под собой в океане, имя которому – небытие.
