Способен потому, что в отличие от Троцкого, Бухарина, Радека и всяких там Рюминых и Рютиных, был человеком из того же теста, из которого судьба лепила Маркса, Энгельса, Ленина — трех мыслителей, для которых интеллектуальная и поведенческая поза были просто немыслимы.
Они и Сталин…
Был момент, их так и изображали — коллективным портретом друг за другом.
И этот внешне казенный символ неплохо отражал действительную суть: несмотря на ошибки и заблуждения, над этой четверкой больше, чем над кем-либо другим за всю историю людей властвовали не предрассудки или низменные страсти, а точное видение истории и того общества, которое они преобразовывали мыслью или делом.
Если реальный, исторический Сталин психологически все-таки сплоховал в ситуации с Гитлером и не попытался круто развернуть ее на пользу Германии с Россией, то дело, пожалуй, не в некоторой сталинской ограниченности, а в беспримерной грандиозности задачи.
Вряд ли в те времена с ней вообще кто-либо смог бы справиться, кроме самого Сталина. Да что там справиться! Просто поставить ее было уже задачей почти нерешаемой!
НИ ГИТЛЕР, НИ СТАЛИН не были тиранами. Хотя и в разной мере, но не были они лишены и душевной широты и щедрости. Если бы было иначе, то их ближайшее повседневное окружение (охрана, секретари, технический персонал) не любило бы их. Но их любили. Не благоговели, а просто были душевно расположены в ответ на их душевную расположенность.
А государственное, политическое окружение? Ведь это были люди сами крупного ранга, люди незаурядных способностей. Однако они тоже искренне уважали: русские — Генерального секретаря партии большевиков Сталина, немцы — рейхсканцлера Германии Гитлера.
Уважали потому, что видели в них личностей, их превосходящих, или не уступающих им. Вы не найдете (то есть вообще не найдете!) мемуаров тех, кто долгим, деловым образом сотрудничал со Сталиным (и нередко немало от него претерпел), и кто не отзывался бы о нем с глубочайшим уважением, даже критикуя его.
Конечно, речь здесь не о Троцких, а о людях конкретного, практического дела — организаторах промышленности, конструкторах, военачальниках, металлургах, энергетиках.
Один из малоизвестных мемуаристов, бывший нарком электростанций Дмитрий Жимерин, в 1931 году закончил Московский энергетический институт. Крестьянский сын науку осваивал неплохо и был зачислен в аспирантуру.
Но вскоре пришлось заняться практической энергетикой, и со временем войти в тот круг, который можно назвать «большой командой Сталина» — стать «сталинским наркомом».
Первая их встреча была не из самых удачных: из-за перегрузки уральских заводов там наступил кризис электроснабжения, и Жимерина вызвали в Кремль.
— На вас жалуются, что на Урале отключаются заводы, там падает… (со стороны подсказали «частота»), да, падает частота. Что это, кстати, такое? — спросил его Сталин.
Читатель! Так может спросить лишь абсолютно естественный, лишенный позы и самомнения человек! Жимерин — почти мальчишка. Сталин — признанный вождь. И вождь, не боясь показаться мальчишке невеждой, спрашивает: а что это за зверь такой — частота…
Жимерин объяснил, и Сталин задал второй вопрос:
— Что ты предлагаешь?
Жимерин предложил решение, и Сталин тут же уловил суть.
Первое впечатление не обмануло молодого наркома. За много лет последующего общения и в личных встречах, и на заседаниях Политбюро, Сталин был так же, как и в первую встречу, внимателен и терпелив.
Возразил он Жимерину один раз — в споре по поводу сооружения Кременчугской ГЭС. Встал из-за стола, подошел и поинтересовался:
— Ты долго еще будешь спорить со мной? Это первое… И второе — почему не строишь малые ГЭС на притоках Днепра?
— Берега низменные, там станции строить нельзя, товарищ Сталин.
— А ты там был?
— Не был…
— А я там воевал. Вот поезжай, посмотри, и тогда спорь.
ГИТЛЕР, безусловно, уступал Сталину в умении вникнуть в суть конкретной технической проблемы. Правда, здесь со Сталиным не мог тягаться вообще никто из государственных руководителей того времени в любой стране мира.
Однако и в этом отношении Гитлер, не имея никакого технического образования, был отнюдь не профаном. Далее я приведу интересное на сей счет свидетельство генерала-танкиста Меллентина.
Что касается остального, то интеллекта фюрера вполне хватало для обеспечения делового уважения своего высшего окружения. Кое-кто потом утверждал в мемуарах обратное — как, например, Гальдер и другие генералы. Но это было потом, когда рейх лежал в развалинах, и Гитлера обвиняли и принижали для того, чтобы обелить себя.
У Гальдера такой послевоенный подход проявился вполне определенно, но многого ли он стоит? В предвоенном служебном дневнике никакого подспудного недовольства Гитлером Гальдер не обнаруживает. И пусть нас не смущают, читатель, слова «служебный дневник». Гальдер вел его, стенографируя сведения по старой, нестандартной системе скорописи, так что это был, фактически, почти шифр. Если бы Гальдер был нелоялен, это прорвалось бы у него невольно. То есть «послевоенному» Гальдеру можно верить с большой оглядкой.
С оглядкой тем более, что даже при катастрофическом для Германии исходе реальной Второй мировой войны далеко не у всех бывших соратников фюрера поднялась рука давать ему очерняющие характеристики. И уж тут-то любому положительному свидетельству можно доверять вполне, ибо лестью ничего не объяснишь.
Вот что сказал о фюрере 17 июня 1945 года бывший начальник штаба оперативного управления войсками при ставке Верховного командования немецких вооруженных сил генерал-полковник Альфред Йодль, когда его допрашивали советские чекисты: «Личость Гитлера сможет охарактеризовать только история. Безусловно, он гений, необычайный человек, врожденно приспособленный к труду, вечный труженик, удивлял всех своей памятью, которая была феноменальной. Исключительно много читал и был компетентен во всех областях. В личной жизни жил так, как проповедовал — скромно и просто. Как вождь и военный руководитель исключительно быстро принимал решения. Однако где много света, там много и тени…»
Еще лучшая лакмусовая бумажка — дети. Ни Сталин, ни Гитлер сентиментальными не были. И их явная слабость к детям, отвечавшим им полной взаимностью, никак не объяснить склонностью к «крокодиловым слезам»…
Да, в твердости и духовной стойкости не Гитлеру было со Сталиным равняться. Так ведь Сталин и псевдоним соответствующий выбирал не зря. Это наркомы у него были «железными», а сам он был стальным! Но не с детьми. И со своими, и с чужими. Да-да, и со своими, хотя с сыновьями отношения у него складывались сложно — особенно с Василием.
А Гитлер? Взяв в руки любую фотографию Гитлера или Сталина с детьми, невольно поддаешься ее обаянию. Глядя на Гитлера, склонившегося к двум очаровательным пятилетним дочерям Геббельса — Хельге и Хильде, думаешь только одно: «Эх!!!»…
Причем тут уж не спишешь на преклонение детишек, внушенное взрослыми. Для этих девочек (и названных-то в честь Гитлера на «Н» — первую букву фамилии Hitler) фюрер был просто добрым дедушкой. А уж дети чувствуют фальшь разве что чуть хуже собак. Собаки, впрочем, Гитлера тоже любили.
А вот письмо Сталина дочери… Я привожу его по фотокопии, помещенной в книге Александра Колесника «Главный телохранитель Сталина», состоящей не из сплетен, а из фрагментов судебного дела генерала Власика. Почерк Сталина при яркой индивидуальности настолько разборчив, что без всякой натуги читаешь:
«Моей хозяюшке-Сетанке — привет! Все твои письма получил. Спасибо за письма! Не отвечал на письма потому, что был очень занят. Как проводишь время, как твой английский, хорошо ли себя чувствуешь? Я здоров и весел, как всегда. Скучновато без тебя, но что поделаешь, — терплю. Целую крепко-накрепко.
Твой секретаришка
Папка-Сталин
Целую мою хозяюшку.
22/VII. 39»…
И ЕСЛИ УЖ мы взяли в руки небольшую по объему, но важную и полезную книгу Колесника, то всмотримся в помещенную там сыскную карточку И.В. Джугашвили из архивов царской охранки (фото в профиль, анфас, стоя), где мелкими буквами типографски набрано: «ростъ 1 метръ», и далее перед типографским же «сант.» от руки проставлено «74».
Итак, рост средний. А сколько раз приходилось читать и слышать о «карлике» Сталине… Н-да… Белоснежка рядом с «гномом» ростом метр семьдесят четыре крупной не казалась бы…
Вот так же нередко приходится читать о «невзрачности» Гитлера, хотя изучение фотографий убеждает в другом. Не невзрачность, а необычность.
На Гитлера легко было рисовать карикатуры — он и впрямь на многих (но не на всех!) фотографиях чуть карикатурен. Однако скорее выделяется среди других так, что взгляд сразу выхватывает именно его.
