Уистан Оден - Стихи и эссе

На вид мой доктор — куропатка,
Коротконог и гузка гладка;
Он — эндоморф, чьи нежны руки,
Кто никогда твердить от скуки
Не станет о вреде порока;
И мне у смертного порога
Не будет строить кислых рож,
А скажет прямо: "Ты умрешь".

Мне б, доктор.

Мне б, доктор, куропатку рядом,
Коротконожку с толстым задом,
И нежнорукого юнца,
Кто не твердил бы без конца,
Что для меня вредны пороки,
Но мне б, у смерти на пороге,
Сказал, не строя кислых рож,
Сверкнув глазами: "Ты умрешь".

Мой доктор (я такому рад!) —
Коротконог, широкозад,
Упитаннее куропатки,
А руки ласковы и гладки:
Он эндоморф, но не дебил —
Внушать, чтоб я грехи забыл.
Свалюсь — он с искоркой в глазах
Промолвит: — Ваше дело швах!

Мой врач (какому буду рад)
Коротконог, широкозад,
Упитан, точно куропатка;
Он не потребует прегадко,
Чтоб я забыл свои грешки.
Начну откидывать коньки —
Он не состроит жалкой рожи,
А молвит: — Ну, давай Вам Боже!

Купца и короля
Согреет зябкий шут,
Их мысли — в облаках,
До нас не снизойдут.

В уединенье, где
Не прижился б толстяк,
Вихрь снов меня вознес;
Норд-ост мне рвет колпак.

Днем вижу я внизу
Все в зелени — село,
И дом большой, где я
Был крошкой Тринкуло.

Там — тот надежный мир,
Побыть бы где — хоть раз……
Любовь и жизнь моя —
Случайный выбор фраз.

От страха стаи слов
Летят с ветвей нагих
Туда, где смех трясет
Богатых и святых.

Кружит рой образин,
Из мглы промерзлой мча, —
Умру, как те, кто мал,
Над шуткой хохоча.

I

Под сенью древа святая дева,
Как черный лебедь в предчувствьи смерти,
Возносит к небу псалмов напевы,
Без тени гнева свой жребий встретив.
Молитве вторя, у края моря
Орган вознесся ее трудами.
И звуков стая парит, взрывая
Над Римом воздух, в могучей гамме.

Как орхидея, нагая, рдея,
Богиня встала из пены вод
Светла и рада. Ее услада
Мелодий дивных к себе влечет.
К чертогам рая взлетев, играя,
Земные звуки прельстят святых.
И огнь кромешный, что души грешных
В аду терзает, уснет на миг.

Пусть музыкантов сны будут вдохновлены
Пламенем неземным, светом вечным твоим,
                                                       О, Цецилия!
Взята на небеса, свята твоя краса,
                                                      чистая лилия!

II

Мне не стать взрослей;
Тело без теней,
Чтоб от них бежать,
Лишь могу играть.

Мне не согрешить;
В мире нет души,
Чтоб меня хранить,
Чтоб я мог — убить.

Я побежден
И боль признанья
Не утолить уже
Страданьем.

Все, что жизнь дала,
Ты, смеясь, сожгла
В танце огневом —
Нет нужды в былом.

Мне никогда не быть
Иным. Меня люби.

III

О, слух, твоим созданьям чужда власть
Желанья нестерпимого упасть.
Спокойный мир, где Скорбь, забыв про страсть
И нетерпимость юношеских лет,
Себе верна, где из истертых мыслей
Надежда вновь рождается на свет,
Где Страх, как дикий зверь, оставил след
Средь повседневных неизменных истин:
Верни ушедший день; раскрой секрет

О, дети, что как выводок птенцов,
Играют средь обломков языков,
Столь неприметны рядом с грудой слов,
Столь радостны в сравненьи с тишиной
Ужасных дел твоих: Свою главу склони,
О, резвое дитя. Как ясен разум твой!
Рыдай, дитя, рыдай, слезами мир омой.
Растленный, смерти пожелав любви,
Плачь о судьбе, не прожитой тобой.

О, скрипки стон, когда греха смычок
Пропилит душу мне наискосок.

Рыдай, дитя, рыдай! Слезами мир омой.

О, непрестанный барабанный бой
Сердец горячих с хладной головой.

Прошедшего не встретить впереди.

О, трепет флейты, так благодарит
Дыханье не сошедшего в Аид.

Благослови свободы дар чужой.

О, безрассудно-детский трубный зов
У стен твердыни, что полна врагов.

Неси свой стыд, как розу, на груди.

Тот, кто любит сильней

Глядя вверх на звезды, я понимаю вполне,
Что, по их разуменью, я мог бы тонуть в дерьме,
Но среди тревог и страхов земных
Безразличие меньше многих иных.

Что подумали б мы, если звезды стали пылать
Безответною страстью, которую нам не понять?
Если равным любовям нет места в кругу людей,
Пусть я останусь тем, кто любит сильней.

Восхищенный, чего не стану скрывать,
Стадом звезд, которым на все плевать,
Я не могу сказать, к небу свой взор стремя,
Что тоска по звездам подступит при свете дня.

Если б все звезды решили пропасть с небес,
Я б научился глядеть в пустоту, всю без —
звездную горнюю тьму ощущая насквозь,
Хоть бы неделю-другую потратить пришлось.

Слезы льет на перепутьях…

Слезы льет на перепутьях
Девушка о том,
Кто охотится с борзыми
В сумраке ночном.

Подкупи же птиц на ветках
Чтоб умчались прочь,
Прогони светило с неба,
Чтоб настала ночь.

Ночи странствия беззвездны,
Ветер лют зимой;
Впереди — один лишь ужас,
Горе — за спиной.

Мчись, покуда не достигнешь
Моря, чья волна
Глубока, горька, и все же
Пей ее до дна,

Испытай свое терпенье
В глубине морской,
Отыщи среди обломков
Ключик золотой.

И на самом крае света
Будет вражий пост —
Поцелуй проход оплатит
Через ветхий мост.

Замок там стоит заброшен
Между мрачных скал.
Вверх по лестнице парадной,
Через бальный зал

Пробеги, забыв сомненья
И отринув страх,
Чтоб саму себя увидеть
В темных зеркалах.

Нож найди за тайной дверцей
И вонзи туда,
Где давно уже не бьется
Сердце изо льда.

О, рыдай на скрещеньях дорог
О своей невозможной любви.
Он несется с охотой сквозь сумерки,
С ястребом на рукаве.

Чтобы птицaм не петь — подкупи их,
Взглядом солнце с небес отзови,
Чтобы темная ночь
Поскорей утонула в траве.

О, беззвездность скитаний!
О, зимнего ветра оскал!
Страх стоит пред тобой,
За плечами печаль холодна.

Убегай к океану,
Чьих песен извечна тоска.
Хоть вода и безбожно горька,
Ты должна его выпить до дна.

И в пучинах морских,
Где обломки крушений лежат,
Порастратив терпенье, найди
Тонкий ключ золотой.

А у самого края земли,
Где кошмары пути сторожат,
Оплати поцелуем
Проход через мостик гнилой.

Там заброшенный замок стоит,
Как когда-то стоял,
Ты по лестнице гулкой взбеги,
Отопри заржавевший замок,

И себя разгляди в глубине
Помутневших зеркал
Без сомненья и страха,
Поскольку исполнился срок.

Детский нож перочинный
Лежит в тайнике до сих пор.
Доставай. Роль доиграна.
Вместо суда

Ты сама прочитаешь
Себе приговор,
Нож вонзая в поддельное
Сердце из льда.