Не 10 лет, а 100.
февраль, 1973
* * *
Судеб пути и перепутья. Но
Един Закон - и здесь, и выше:
Рассветно всякое окно,
Дойти до Солнца всем, кто вышел,
И встречи неслучайны: так -
Таятся в каждой, как спасибо,
Ответы судьбам, свет и знак
Всего во всём и каждом, ибо -
Удел один.
1987
* * *
Плеч не сгорбила б кладь
Да не выстыл бы Дом,
Ключевая б звенела вода!
Я пришла вспоминать,
Что увижу потом
И зачем возвращалась сюда.
А хранят мой святец
Не заслон-городьба,
Не молитвы за тридцать монет -
Только Мать и Отец,
Только Жизнь и Судьба.
Только Нежности Свет
В Тишине.
1996
* * *
Живу: выстраиваю дом.
Пишу: окошки прорубаю.
И нежность крышей в доме том,
Как небо, голубая.
Вот печь кладу из бед своих,
Полы повыстелю из горя.
Что может быть прочнее их
В защите и опоре?
Вот потаённы и тихи,
И мне на помощь в зимы оны, -
Там возведут мои стихи -
Укромных лестничек наклоны.
На чердаке, но не впотьмах,
В кладовках, и немало,
Мерцают тайной сказки - ах! -
И всё, о чём узнала.
А из терпенья, для зверья,
С водицей звонкое корыто
Вблизи от дома врою я[?]
Входите, странники: открыто.
май, 1997
«Вселенную мне жалко»
Алексей ЕРМИЛОВ,
тележурналист
ВОРОНА
Сложивши крылья за спиной,
Идёт ворона чуть вразвалку.
Конечно, в важности такой
Она перегибает палку.
Ей быть бы проще и скромней,
Пока холодный ветер дует,
Как этот серый воробей, -
Он ни на что не претендует,
Как эта мокрая земля
Смиренно зиму ожидает
И, наконец, как этот я,
Который знай себе шагает.
23 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА
Затягиваем чемоданы.
Тревогу объявляет радио.
Папа встаёт с дивана.
Болен. Последняя стадия.
В баночку кровью харкает.
Как же теперь сберечь его?
Последний поезд из Харькова
Уходит сегодня вечером.
Мать пеленает сестрёнку.
Хлеб по карманам рассован.
Сдвинут мольберт в сторонку,
(Сюжет - недорисован).
Папин приятель, художник,
К вагонам проводит нас.
Тревога - а не тревожно.
Не до того сейчас.
Мечусь-тычусь по комнате,
Из тумбочки всё повытаскивал.
"Ну как же вы все не помните,
Где акварельные краски?"
За дверь выносят поклажу.
"Вспомнил!" Прыжок к балкону.
"Лёшка, вернись сейчас же!"
А на меня с наклоном,
Вспарывая нашу Рымарскую,
Рёвом глуша и треском,
Бомбардировщик ринулся,
Чёрным крестом надвинулся,
В память врезаясь резко.
ПОКА МЫ ЗДЕСЬ
Уж в чём, а в этом будь уверен -
Над всеми властвует закон:
Со дня рожденья к высшей мере
Любой из нас приговорён.
И дело только лишь в отсрочке -
Кому лет сто, кому лет пять,
Но всё равно поодиночке
Предписано поумирать.
Живёшь - как будто так и надо
В круговерченье дней, ночей,
И вдруг - разящая команда:
"Подъём, на выход! Без вещей".
[?]Каким же, извините, лохом
В раскладе этом надо быть,
Чтоб каждым шагом, каждым вздохом,
Пока мы здесь, не дорожить.
Не жить детально и подробно,
Закутавшись в земной уют,
А убивать себе подобных,
Которые и так умрут.
Потомки навсегда исправят
Несправедливый приговор,
И эволюции в укор
Они амнистию объявят.
БОЛЬНИЧНЫЙ КОРИДОР
Больничный коридор - такая ось,
Вокруг которой вертится больница.
Мне по нему пошляться довелось,
И с вами, не дай бог, оно случится.
Больничный коридор - он как ручей,
Где разные событья расплескались.
Вот новичок с пакетиком вещей,
Вот старичок с мочою на анализ.
Вот медсестра. Её, конечно, злит,
Что все больные страшно бестолковы.
Вот доктор озабоченно сидит
У койки бестолкового больного.
Идёт сосед мой, голову склоня,
Вот с лестницы пахнуло сигаретой.
И даже "Бак для грязного белья"
Зачем-то влез в стихотворенье это.
Чтоб коридор проветрить, медсестра
Большие окна настежь отворяет.
Весенний снег идёт ещё с утра,
Обняв больницу, ласково качает.
ЖАЛОСТЬ
Мне жалко женщин.
Странные созданья.
Завлечь мужчину,
мучиться, страдать[?]
И если бы сказали ей заранее,
Она б мужчиной пожелала стать.
Мне жаль мужчин.
Судьба их так тревожна!
Любовь, разлука, ревность без причин.
О, если б это было бы возможно -
Предупреждать о чём-либо мужчин.
Мне жаль себя. Чего-то не успел я.
Недолюбил и недосотворил.
Хотя построил дом, сажал деревья
И сына поднимал по мере сил.
Ещё мне жалко стариков, старушек,
Пока они живут. Пока, пока[?]
Мне жаль ворон, собак, ужей, лягушек, -
Существовать, не зная языка!
Чуть не забыл: Вселенную мне жалко.
Взрывается, пузырится, летит.
Куда, зачем, - как будто из-под палки
Того, кто всех из жалости творит.
Да, жалко Бога! Может, он всечасно
Жалеет, что затеял круговерть.
Но мы его утешим: жизнь прекрасна!
Хотя бы тем, что можно
всех жалеть.
ПЯТИКНИЖИЕ
Валерий Поволяев.
Оренбургский владыка. - М.: Вече, 2012. - 384 с. -
(Серия "Сибириада").
Александр Ильич Дутов, потомственный казак, атаман Оренбургского казачьего войска, ветеран-орденоносец Первой русско-японской и Первой мировой войн, участник Брусиловского прорыва, генерал-лейтенант и непримиримый борец с большевистским режимом, один из генералов, командовавших колчаковскими армиями. Бежав из окружения от отряда Красной армии в Китай в 1920 году, Александр Дутов ставит цель объединить все антибольшевистские силы Западного Китая для похода на Советскую Россию. Он издаёт приказ о создании Оренбургской отдельной армии. Атаман Дутов был застрелен в упор в своём кабинете спецгруппой чекистов 7 февраля 1921 года в китайском городе Суйдун. Об этом неординарном человеке и его яркой, но короткой жизни рассказывает новый остросюжетный роман известного писателя Валерия Поволяева, который когда-то заведовал отделом информации "Литературной газеты".
Стихотворения новых поэтов - 2012: Поэтический сборник. - М.: Дикси Пресс, 2012. - 160 с. - 200 экз.
