Ничего другого и нельзя было ждать от этого оратора, типичного представителя своего дилетантского сообщества. Поэтому меня очень удивил В.Мединский, сказавший ему: "Виталий, вы - профессионал!" То ли как журналист, то ли как историк.
А этот профи до сих пор, точно несправедливо забытый архитектор перестройки Александр Яковлев четверть века тому назад, потрясает секретными протоколами советско-германского договора 1939 года, как чем-то небывалым и позорным. Да ведь такие протоколы и статьи всегда были и будут. Можно вспомнить хотя бы тайный договор 1699 года царя Петра I и польского короля Августа II о военном союзе против Швеции. Почему бы дилетантам не заняться поношением и этого договора?.. Это только большевики, взяв власть, были в таком ликующем благодушии, что прокляли тайную дипломатию, отменили смертную казнь да ещё отпускали на волю под честное слово таких лютых своих ненавистников, как генерал Краснов.
А этот профи делает большие квадратные глаза: "Извините (он вежлив до посинения), подписывая с Германией пакт о ненападении, Советский Союз, извините, уже предполагал войну с ней?" Уж так, мол, некрасиво Не предполагал, а был уверен, ибо Гитлер почти за двадцать лет до этого в своей "Майн кампф" объявил, что когда придет к власти, то главной его заботой будет "Drang nach Osten", напор на восток, т.е. завоевание русских земель. А для профи это новость! Видно, историк о помянутой книге и не слышал. И Мединский просвещает Митрофанушку: "Этот договор - внешнеполитическая победа Советского Союза!" Между прочим, именно как о великой победе писала о договоре даже правительственная "Российская газета".
Но профи Митрофанушка опять корит свою родину: германские войска, мол, "вступили(!) в Польшу" всего лишь "с другой стороны", чем советские: одни с запада, другие с востока. Чисто географическое различие. То есть, как это принято у "пятой колонны", ставит нас и немцев на одну доску. И опять то же деликатное словечко, когда на самом деле немцы, разумеется, не "вступили", как, например, в Австрию или Чехословакию, а вломились в Польшу, обрушились на неё, сея смерть и разрушение. Истребили 6 миллионов поляков и евреев, а мы за её освобождение отдали 600 тысяч душ. Но главное, оратор не желает принимать во внимание разницы в 17 дней сентября между "вступлением" вермахта и Красной армии. А ведь за это время польское правительство успело в первую же неделю бежать из Варшавы в Люблин, а потом - в Румынию, бросив на растерзание народ страны, в том числе наших братьев украинцев и белорусов. С этого момента, напомнили подслеповатому историку его собеседники, согласно международному праву Польша как субъект международного права прекратила своё существование. И если бы мы не "вступили", то не только братья-славяне оказались бы под немецкой пятой, но и граница с немцами стала бы ближе на 200-300 км к нашим жизненным центрам.
А профи снова скулит, какое, мол, безобразие: "Советские войска вступили в Польшусоветские войска вступили в прибалтийские республики советские войска Всё замечательно, да?" Это у него ирония, он ухмыляется. Тут уж и Мединский не выдержал: "Вы всё валите в одну кучу!" Действительно, в Польшу Красная армия вошла после того, как её правительство сбежало за границу, и она как государство рухнула, вести переговоры было просто не с кем. И если после нападения Гитлера на неё Франция и Англия почти немедленно объявили войну Германии, то нам после 17 сентября никто даже не прислал ноту протеста. А в прибалтийских республиках наши войска оказались согласно зарегистрированным в Лиге наций договорам с их правительствами. Причем переговоры с ними велись отнюдь не в ультимативном духе. Об этом свидетельствует хотя бы то, что мы намеревались разместить в Эстонии 35 тысяч войск, но эстонцы хотели 15 тысяч, сошлись на 25; в Латвии мы планировали иметь 40 тысяч, сторговались на 30. Литва сразу согласилась на 20 тысяч! Ещё бы! Ведь мы возвращали ей от поляков древнюю столицу Вильнюс, среди жителей которых литовцы-то составляли лишь один процент.
А этот профи делает большие звездообразные глаза, обнаружив в учебнике истории данные о потерях во Второй мировой войне: Советский Союз - 27 миллионов своих сограждан, а "суммарные потери США и Англии составили менее одного миллиона". Профи не понимает, он возмущен, он негодует: "Зачем сравнивать? Зачем? С какой целью?" Ему мерещится, что мы своими потерями гордимся. Это какое же надо иметь устройство черепной коробки, чтобы в великом горе, неизбывной скорби, пронзительной боли увидеть гордость, чтобы додуматься до такого мозгового выверта. Но ведь, во-первых, сравнения в учебнике нет, вот, мол, больше, чем в 27 раз, а есть простая констатация. А во-вторых, так издавна принято. Например, 28 сентября 1708 года недалеко от Пропойска близ деревни Лесная произошло сражение между русскими, которых возглавлял царь Петр I, и шведами, которые шли на соединение с Карлом ХII. Мы одержали тут первую и замечательную победу в Северной войне, Петр назвал её "матерью Полтавской виктории". Я вспомнил именно об этом сражении потому, что во время войны летом 1944 года мне довелось побывать и в Пропойске (о котором у К.Симонова есть шутливые стихи) и под Лесной. И вот, сейчас, заглянул в знаменитую "Историю России" С.М.Соловьева: "У русских под Лесной из 14000 человек было побито 1111, ранено 2856; у шведов из 16000 по русскому счёту взято в плен 876 человек, на месте побитых тел. перечтено 8000" (кн. V111, с.208). И это для профи новость! Знать, и не слышал он ни о Соловьеве, ни о Карамзине, ни о Ключевском Раньше такие ораторы возмущались некоторыми публикациями о тех или иных сражениях, где не было данных о наших потерях, и порой они были правы. Но вот данные приведены, но у них и от этого с души воротит, их и это возмущает. Всегда, во всём они находят ужасную несправедливость. Ну, что с ними делать, как им потрафить? А не лучше ли просто начхать?
Тем более, что для полноты картины хотя бы той же мировой трагедии иногда полезно кое-что и сопоставить. Например, нашу землю фашистский сапог, хлюпая в крови, топтал три с лишним года, а земель Англии и США он и не коснулся. Или: на нашей земле ожесточение борьбы доходило до того, что более тридцати городов по нескольку раз переходили из рук в руки, а в Польше, Франции, Бельгии и других захваченных немцами странах не было ни одного случая такой борьбы, ни единого города.
А Дымарскому хочется, чтобы нашим детям рисовали примерно такую картину: ну, была война, все, мол, сражались, ну, были, конечно, потери, но - все герои, ну, все молодцы В.Мединский хорошо ответил мыслителю: "Приведенные цифры говорят о том, что мы вынесли основную тяжесть войны. Война и победа для нас и для англичан с американцами имеют совершенно разную цену. Поэтому мы относимся к войне по-разному, поэтому мера ранимости при обсуждении любого вопроса её истории абсолютно разная, и степень восприимчивости народом этой темы у нас по болезненности несопоставимы ни с Англией, ни с Данией". И разумеется, с Америкой. То есть Мединский не проветрил, конечно, голову мудреца, это невозможно - что ещё за "ранимость" какая-то? - а только вдунул туда, в голову-то, важную справедливую мысль. Но разве она там не приживется?
Для подкрепления своей жажды истины и справедливости наш профи тут же обратился к именам Солженицына и Виктора Астафьева, как к великим и честным знатокам истории войны, её участникам и свидетелям. Ведь они, говорит, прошли "всю войну"! Я, дескать, об этом читал. Да, прочитать можно и о том, что они были добровольцами. Приходится огорчить одноглазого читателя. По Указу Верховного Совета о мобилизации и по возрасту Солженицын должен бы надеть шинель в первый день войны, а он с молодой женой из Ростова укатил в Морозовск, который ещё дальше от фронта, и там преподавал в школе астрономию. Увлекательная и приятная наука! Смотришь часами на небо и не видишь, что творится на земле И в армии астроном почему-то оказался лишь во второй половине октября на ответственной должности конюха. Потом загадочным образом оказался в офицерском училище, и на фронт со складным письменным столом для писания романов будущий писатель прибыл лишь в мае 1943 года. И Астафьев - в том же году, но позже. Самую страшную пору войны оба не видели, не знали. Да ещё надо вспомнить три последних ожесточенных месяца войны, на которые Солженицыну удалось сократить свою военную биография с помощью ловкой передислокации в московские Бутырки. И это не помешало Дымарскому прочитать у него: "не уходя с передовой, воевал четыре года". Вся-то война была меньше четырех лет, но у него свой счёт.
Но этот профи продолжает млеть: "А как Астафьев оценивал, как называл вообще Жукова, Сталина". Да называть-то можно как вздумается. Но кто он и кто Сталин, Жуков? И называл он их, как и принято у всех злобных и невежественных в военном отношении антисоветчиков. Но смешно же защищать генералиссимуса и маршала от бредовых выходок ротного телефониста. Он и Шолохова злобно ненавидел. По воспоминаниям поэта Бориса Куликова, Астафьев однажды заявил: "День смерти Шолохова будет счастливейшим днем моей жизни". Его собственная смерть, как и смерть Солженицына, никого не осчастливила. Они соревновались в ненависти и к Сталину, и к Жукову, и к Шолохову.
