К стеклянному входу, оглядываясь и вздрагивая от холода, подходит человек южной наружности, с усиками, одетый явно не по сезону — в коротком пальто, с шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи, в большой плоской кепке (такие головные уборы называют «аэродромчик»). В руке человека — объемистый портфель. Он трогает запертую дверь, заглядывает через стекло внутрь здания.
В пустом вестибюле стоят, оглядывая украшенные к Новому году стены, Сатанеев и Камноедов. Придирчивый взгляд зама по общим вопросам останавливается на большой, составленной из цветных букв надписи: «С Новым годом? НУИНУ!»
— Кто поставил этот вопрос? — Указующий перст начальника упирается в вопросительный знак посредине надписи.
— Он вместе с буквами в кладовке лежал, — оправдывается Камноедов, прижимая к груди блокнот и карандаш.
— Вопрос снять, — категорически приказывает Сатанеев. — Вопросы надо ставить уместно и своевременно. Этот — от той стены.
Сатанеев по-военному поворачивается кругом. Вместе с ним такой же маневр совершает Камноедов. На противоположной стене перед ними открывается лозунг: «Что ты сделал в текущем квартале» — без знаков препинания.
На больших электронных часах вспыхнула цифра «8». В пустом вестибюле послышался нарастающий шум голосов, вступила бодрая утренняя музыка, и вдруг из ничего появились спешащие, переговаривающиеся на ходу люди. Их становится все больше, у вешалки образовывается очередь.
Сквозь толпу в окружении небольшой свиты проходит директор Института Кира Анатольевна Шемаханская, раскланиваясь направо и налево, одновременно продолжая давать указания своим ближним.
— Испытания назначаю на десять…
Сатанеев и Камноедов резво присоединяются к свите. Камноедов на ходу строчит в блокноте.
— Здравствуйте… — кивает Кира Анатольевна. — Еще раз прошу обратить внимание на форму… волшебной палочки. Пусть выражает содержание, но так, знаете ли, без нажима, сдержанно.
— Как говорится, просто и с нужным вкусом! — подсказывает Сатанеев. — Проследим!
Кира Анатольевна с сомнением покосилась на Сатанеева и обратилась к Киврину:
— Иван Степанович, вы тоже, как заместитель по науке, помогите, пожалуйста, Саниной.
Киврин кивнул и, воспользовавшись тем, что свита отстала, обратился к Шемаханской:
— Кира, я должен с тобой поговорить! Она встревоженно глянула на него.
— Прямо здесь? Зайдем в кабинет.
— Там телефоны, я видеть их не могу! — воскликнул Киврин.
— Иван, люди смотрят, — вздохнула Шемаханская.
— Вот и хорошо! Пусть видят! Может быть, это заставит тебя наконец…
— Чего ты хочешь?
— Определенности! Поданных заявлений, назначенных дат, обручальных колец — всего, что есть у других людей!
— Ты же знаешь, — мягко упрекнула Кира. — Сегодня такой ответственный день…
— У тебя все дни ответственные, — возразил Киврин, — Ты на ответственном посту.
— Хорошо. Как только пройдут испытания…
— Значит — завтра! — твердо сказал Киврин.
— Завтра, — кивнула она, поглядывая вокруг.
— Обещаешь?
— Если все пройдет хорошо.
Через опустевший вестибюль к двери бежит Алена в накинутой на плечи шубке.
— Алена Игоревна! Куда же вы… Пристроившись, Сатанеев засеменил рядом.
— …позвольте заранее поздравить… Алена обернулась, насторожившись.
— …испытания пройдут успешно, я уверен…
— Да, надеюсь, — вежливо кивнула Алена.
— Разрешите пригласить по случаю… — чуть не хватая ее за полы шубки, заторопился Сатанеев, — Вместе отобедать… Так сказать, товарищеское застолье… вдвоем с шампанским.
— Я сегодня не обедаю. — Алена распахнула дверь. Сатанеев остановился в недоумении.
— П-почему?
— Диета, — выбегая на улицу, пояснила Алена. Сатанеев восхищенно и растерянно смотрит сквозь стекло, как она бежит по улице.
— Какая женщина! Какая женщина! — шепчет он.
— Красавица! Мечта! Ай-яй-яй! — раздается рядом голос с кавказским акцентом. — Такую надо очень беречь!
Сатанеев изумленно оборачивается. Рядом с ним стоит и цокает языком, восхищенно закатив глаза, мужчина в кепке-«аэродромчике».
— Примите… к обеду, для девушки, — говорит он и протягивает оторопевшему Сатанееву пышную гроздь винограда в пластиковом мешке.
— Что? — Сатанеев изумленно смотрит на него, но виноград все-таки берет. — А вы, собственно, кто?
— Гость! — торжественно представляется незнакомец. — Представитель солнечного Кавказа. Вы не подумайте — у меня наряд!
— Да, — критически оглядывая элегантное, но тонкое пальтишко гостя, говорит подоспевший Камноедов. — Наряд неподходящий…
— Как? Почему? — Гость распахивает объемистый портфель и принимается в нем копаться, бормоча при этом: — Почему неподходящий? Пять печатей! Целых пять!
И он торжественно предъявляет усеянную штампами бумагу.
— Смотри — на получение одной волшебной палочки. Понимаешь, всего одной — на весь Кавказ!
— Поторопились, товарищ, — сухо говорит Сатанеев.—В. П. еще нет.
И направляется прочь из вестибюля, прижимая к груди виноград.
— Как нет? — Представитель Кавказа бросается за ним.
— Волшебная палочка еще не готова, — преграждает ему дорогу бдительный Камноедов. — Ей только форму придают. Видишь?
Над дверью, ведущей из вестибюля вглубь здания, вспыхивает предупредительная надпись: «Не входить! Идет творческий поиск!»
В мастерской волшебной древесины сердитый Ковров роется в стружках. На козлах лежит ствол большого дуба. Рядом стоит понурый Брыль.
— Где чертеж? Где хотя бы рисунок?! — кричит Ковров, поднимая тучи стружек.
— Да не оставляла Алена ничего, — ноюще оправдывается Брыль. — Торопилась очень. Пальчиком в воздухе огненный знак начертила — и все!
— Не мог сохранить! — бросает через плечо Ковров.
— Так я ж не магистр, — продолжает ныть Брыль. — Я этого не умею…
Ковров решительно подходит к дубу.
— Ладно. Будем делать сами. Изобретем что-нибудь.
— Ой, Витенька, не надо! — хватая его за руки, молит Брыль, — Не дразни начальство! Лучше я Алену поищу…
Ковров яростно чешет в затылке и, отстранив с дороги Брыля, направляется к двери, роняя на ходу:
— Сиди здесь, искатель…
Резко открыв дверь с надписью «Лаборатория абсолютных неожиданностей», Ковров оказался в комнате, уставленной причудливыми приборами.
— Где начальница? — громко спросил он с порога.
Ему навстречу метнулись Катенька и Верочка, опасливо косясь на сотрудников постарше, работавших у стеллажей в глубине помещения.
— Виктор Петрович!
— Она вышла…
— Где ее носит, я спрашиваю? — понизив голос, но так же грозно говорит Ковров.
Катенька даже всплеснула руками от обиды и возмущения:
— Как вы можете так говорить об Алене…
— Игоревне! — прибавила Верочка, укоризненно глядя на Коврова сквозь очки.
— Девочки, позарез нужна, скажите — где? — по-хорошему попросил Виктор.
— Нет, — решительно сказали девочки в один голос.
— У нее, может, судьба решается, — прибавила Катенька, вздохнув.
— А здесь — работа! — рявкнул Ковров.
— Судьба важнее, — тихо сказала Верочка.
Ковров яростно глянул на них и, поняв, что тут ничего не добиться, с шумом выскочил за дверь.
На переговорном пункте городской почты Алена отрешенно улыбалась, прижимала к уху телефонную трубку. Больше никого в этот час на почте не было, и молоденькая телефонистка поглядывала на Алену с любопытством и сочувствием.
— Да, милый мой, хороший, да! — тихо заговорила Алена, наматывая на палец телефонный шнур, — Считаю часы… Ты мне все время снишься, даже наяву, честное слово… Хожу и улыбаюсь, как блаженная… Кому? Тебе улыбаюсь…
Алена закрыла глаза и сказала тихонько:
— Я тебя все время вижу… каждую веснушку. Как пропали?! До весны? Вот видишь, а я их сохранила… на всю зиму…
Телефонистка задумчиво рисует на бланке корявую мужскую физиономию, всю в точечках веснушек.
Взмокший от поисков Ковров бегает по коридорам, заглядывая во все двери подряд.
В мастерскую волшебной древесины заходят Сатанеев и Камноедов.
— Почему сидим, почему не работаем? — строго спрашивает Сатанеев, уставясь на вскочившего Брыля. — Где Санина, где Ковров?
— Жду! — по-солдатски вытянув руки по швам, докладывает Брыль.
Сатанеев подходит к лежащему на козлах дубу. Взгляд его останавливается на глубоко врезанной в кору надписи: «Гена + Люся = любовь».
— Эт-то что такое? — возмущенно спрашивает он.
— Дуб! — рапортует Брыль, не меняя позы.
— Я спрашиваю, кто такие… Люся + Гена? — склонившись к дереву, по слогам читает Сатанеев.
