Николай Лесков - Внутреннее обозрение

Во всем остальном мы совершенно разделяем предположения г. Головина. Они нам так нравятся, что мы, во-первых, считаем обязанностию познакомить с ними наших читателей, а во-вторых, пожелать им скорого осуществления не только в Американской России, но (с приличными изменениями) и в других странах, считающих себя цивилизованными на европейский лад.

Г. Головин полагает, что «главный правитель или губернатор колоний должен быть назначаем от правительства. Права губернатора должны быть обширны, особенно в отношении к независимым инородцам, но ограждены (скажем, и ограничены) положительным законом. Необходимо, чтобы губернатор был лицо самостоятельное, не подчиненное никакому генерал-губернатору, и отчеты в своих действиях представлял только высшим правительственным учреждениям. Число чиновников при нем крайне ограничить, отнюдь не вводя различных губернских учреждений, несовместных с условиями края. Поселенцы, к числу которых должны быть причислены и креолы, управляются избираемыми ими старшинами, на общинных началах. Подвластные инородцы, как, например, алеуты, а впоследствии и другие, управляются избираемыми ими тайонами также на общинных началах. Земли, занятые теми и другими, должны составлять их собственность. Все споры по имуществам должны решаться общественным приговором без всякого вмешательства со стороны колониального начальства и только по желанию самих туземцев могут восходить на решение к губернатору. Кроме военных крейсеров, в колониях не должно быть никакой особой полиции или чиновных властей. Устроить миссии на иных началах и чрез миссионеров действовать на враждующие дикие племена, принимая на воспитание их детей, сближаясь с ними, сколько возможно, освобождая колгов (рабов), а в случае надобности[14] действуя и открытою силою. Миссионеров приготовлять из креолов и из самих инородцев. Училища содержать на счет казны до тех пор, пока будет возможна желаемая передача их общинам, но за обучение не требовать обязательной службы, а лучше брать небольшую плату.[15] Российско-американской компании предоставить в вечное пользование те местности, на которых она имеет теперь разные оседлости или заведения, определив границы этих владений. Промыслы морских зверей предоставить ей на известный, но продолжительный срок, в тех местах, в которых она до сего времени их производила.[16]

Всем русским подданным, желающим заниматься промыслами (кроме промыслов морских зверей в местах, занятых Российско-американскою компаниею), торговлею, исследованиями, предоставляется свобода действий во всех местностях колоний, не составляющих собственности поселенцев. Найденные ими добычи принадлежат им нераздельно. Желающим отводятся земли и угодья в вечное пользование. Запрещение продавать туземцам водку, оружие и порох отменить, как не достигающее цели. Для иностранцев открыть Новоархангельск и Павловскую гавань, предоставив им право свободной торговли с жителями, но воспретить вывоз шкур морских зверей, так как этот промысел будет привилегиею Российско-американской компании.[17]

Устроить правильное сообщение с Калифорниею, а следовательно, и с Россиею, потому что сообщение чрез Амур и Сибирь гораздо затруднительнее: Амур и Охотское море 7 месяцев заперты льдами».

Вот основные предположения г. Головина об устройстве далекого русского края. Кроме тех пунктов, в которых мы с ним не видим основания согласиться, за всеми другими мы признаем много практического смысла и полагаем, что жители русской Америки не станут считать себя несчастливыми, если предположения г. Головина осуществятся. Общий характер его предположений относительно устройства края ручается за то, что край этот скоро не будет для России — terra incognita.[18]

Говорят, что если двое умных и честных людей в чем-нибудь между собою несогласны, так в этом несогласии самую важную роль играет то, что они неясно понимают друг друга. Обыкновенным результатом спора между такими людьми бывает соглашение их разномыслия таким образом, что каждый из них, соглашаясь с мнением своего противника, не чувствует потребности отречься от своего коренного убеждения. Этот странный, по-видимому, факт был часто замечаем очень многими, и все наблюдавшие его согласны в том, что высказанное нами положение имеет большое применение в жизни. Очень недавно мы имели прекрасный случай поверить эти замечания в одном весьма интересном и весьма характерном споре.

В литературе зашла речь о сословных правах русского дворянства. Редакция одного органа, поздравляя публику «с новым годом, с новым злом и новою ложью на старое зло и на старую ложь», сказала, что «дворянству было бы необходимо торжественно, перед лицом России, совершить великий акт уничтожения себя как сословия» и что «всякое иное решение отзовется вредными последствиями для самого дворянства». Редакция другого из числа самых видных периодических русских изданий восстала против рациональности такого желания. Между умными людьми завязался довольно жаркий и весьма интересный спор, в котором, для удовольствия публики, приняли участие еще два, три органа. Присоединение голоса трех последних участников в этом споре угрожало придать ему тот милый полемический характер, который ставит предмет спора на задний план, а на авансцену выдвигает личность спорящих. Были минуты, когда мы опасались, что интересный спор о дворянских привилегиях совершенно стушуется, но, слава Богу, этого не случилось. Две несогласные в мнениях редакции не сбились с своего пути, а прочие, успев заявить друг другу знание своего взаимного уважения и несколько обычных любезностей, частию перестали писать об этом вопросе, а частию приучили публику не обращать внимания на статьи, печатавшиеся у них по этому предмету. Умным людям пришло время выговориться друг перед другом, и, выговорившись, они нашли возможность согласиться, подтвердив, таким образом, старое поверье, что умные люди всегда согласятся, если поймут друг друга. Мы не входим ни в какую полемику по этому предмету, потому что с самого начала спора о том: следует ли дворянам снять с себя нынешние права своего сословия? или же уместнее широкие права распространить на другие сословия? мы не сомневались в решении этого спора. При заявлении тремя примкнувшими к спору редакциями своих требований о сохранении дворян как сословия и вообще о необходимости корпорационных начал, мы были твердо уверены, что подобные заявления никогда не встретят большого сочувствия в современном русском обществе, и не считали нужным обращать столбцы нашей газеты в бесполезные словопрения о правах, в смысле которых никто не сомневается. Мы подумали о своих правах и нашли, что они не позволяют нам занимать общественное внимание одними полемическими красотами. Вот почему в «Северной пчеле» до сих пор не было выражено мнения о дворянских привилегиях.

Вопрос о дворянстве рассматривался в «Дне», «Современной летописи Русского вестника», «Нашем времени», «Северной почте» и «Русском инвалиде». Три последние отстаивали законность и необходимость дворянства как сословия. Приобретший в последнее время большую известность московский профессор г. Борис Чичерин, со всею своеобычностью отличающих его дарований, сказал очень много прекрасного для того, чтобы доказать необходимость у нас могущественного и образованного tiers-état.[19] Ученый профессор, приведя себе на память разные благоустроенные государства древних и новых времен, признал нужным снабдить Русь для ее блага тремя сословиями, из которых одно будет иметь областное преобладание, другое — городское, а третье будет преобладать неизвестно над кем в селах. Этот, может быть, очень остроумный план разнокачественных преобладаний, начертанный московским профессором, никому не понравился. Употребляя в своих ответах местоимение мы, г. Чичерин, очевидно, мог рассчитывать только на совместничество одного г. Павлова, редактора газеты «Наше время», в которой проповедовалась чичеринская теория общественного деления по классам. Участь этого учения, кажется, решена; оно не вызвало ни в ком сочувствия, стало быть, оно не привилось к нам, пало, и сражаться с ним все равно, что воевать с ветряными мельницами. «Русский инвалид» также отстаивал благородное российское дворянство, но отстаивал его с какими-то не совсем понятными стремлениями, в которых чудились и идеи Монтескье, и самодельные планы иных авторов. Характеризовать подробности всех замечательных статей по вопросу о дворянстве мы не будем. Это заняло бы много времени и много места, которое мы должны беречь даже в тех случаях, когда речь касается заслуг московского профессора г. Чичерина и его прав на общественное внимание. Для представления нашим читателям, что и кем из наших собратий сделано в вопросе о дворянстве, приведем короткое, но ясное выражение «Дня» (см. № 15-й). Этою во многих отношениях противоречивою, но тем не менее весьма почтенною газетою высказана мысль, что с уничтожением крепостного права русское дворянство утратило отдельное значение в ряду государственных сословий и «торжественно, перед лицом России должно совершить великий акт уничтожения себя как сословия». Мнению газеты «День» резче всего противоречит «Северная почта», утверждающая, что подобные статьи не выражают мысли правительства, не согласны с точным смыслом новых узаконений и не соответствуют правильному развитию проистекающих от него последствий. Редакция «Дня», имеющая достаточные основания судить о степени разномыслия своих оппонентов, формулировала отношение их к мысли о сравнении сословий таким образом: «Статьи, напечатанные в газете „День“, положительно несогласны с мнением „Северной почты“. Всего ближе к мнению „Северной почты“ стоит „Наше время“ с г. редактором и с г. Чичериным, затем „Русский инвалид“. Что же касается „Современной летописи“, то в ее мнении существенной разницы с нашим мнением мы не видим». Очень радуемся, что редакция «Дня» нашла возможность примирить свои стремления в вопросе о дворянстве со взглядом на этот же предмет «Современной летописи», и с прискорбием смотрим на пробел, которым оканчивается передовая статья 15-го №. Мы тоже не видим существенной разницы в мнениях «Современной летописи» с мнениями «Дня» и в выражении своего голоса о дворянстве и его современном значении более всего чувствуем себя способными разделять основные положения, высказанные редакциями этих газет. Мы не друзья и не поборники сословных привилегий, но полагаем, что уравнение сословий во всех правах есть то же самое, что уничтожение сословий. Мы не видим также ошибки в мнении «Дня» об утрате дворянством самой важной своей привилегии с освобождением крепостных людей. За всем тем, по нашему мнению, нет никакой побудительной причины и никакого разумного основания желать, чтобы наше дворянство теперь «торжественно, перед лицом России, уничтожало себя как сословие». Это было бы гораздо более торжественно, чем практично. С сословием связаны его права, а с правами — его сила и средства к принесению добра себе и людям. Мы понимаем, что, ввиду голодующего населения, похвально раздать свое жито на семена для будущего посева, но не видим основания отказаться от своих прав на житницу, бросив ключ от нее в море. Хорошо, если бы самоуничтожение себя русским дворянством принесло какую-нибудь существенную пользу другим сословиям, и по преимуществу крестьянству; но мы этой пользы не видим и потому, нисколько не разделяя идей, приводимых г. Чичериным, «Русским инвалидом» и другими, не находим сообразным с обстоятельствами, чтобы относительно полноправнейшее наше сословие совершило торжественный акт своего уничтожения.