Важным является то обстоятельство, что сегодня США являются для России супердержавой, чью роль и огромный потенциал необходимо учитывать, но с которой трудно и даже невозможно осуществлять нормальное и равноправное сотрудничество. Стремление к глобальной гегемонии, концепция “однополярного” мира, свойственные нынешней американской политике, не находят и, видимо, не смогут в ближайшем будущем найти понимания в России, поскольку объективно противоречат ее интересам. Геостратегическое положение России, напротив, требует установления партнерских и даже доверительных отношений со странами Центральной, Западной и Северной Европы, поскольку без установления подобных отношений ее перспективная роль “моста” между Европой и Азией потеряет реальное наполнение.
Поэтому заявления президента Путина, сделанные во время его первого визита в Германию (15-16 июня 2000 года): “Германия остается нашим партнером №1 в Европе и в мире”, “немецким инвесторам будут созданы хорошие условия для инвестиций”,— являются важным сигналом относительно приоритетов нового российского руководства и не могут расцениваться как конъюнктурные, что было подтверждено результатами “рождественской” встречи Путина и Шредера в Москве в начале 2001 года.
ГЕРМАНИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Германия, поднявшая свою значимость в мире, активно участвует в создании нового международного распределения сил. Ее руководящие элиты стремятся превратить ФРГ в ведущую европейскую державу, а саму Европу сделать конкурентоспособным, в том числе и в военном отношении, центром мирового влияния. Эти амбиции объединенной Германии объективно порождают тенденции к соперничеству в трансатлантическом союзе и до известной степени противоречат претензиям США на роль глобального лидера. Данные противоречия не акцентируются публично и касаются пока только текущих, хотя и немаловажных, политических проблем (различные позиции по ПРО, роли ООН, ОБСЕ, в торговых, валютных вопросах и т.д.).
В то же время и по тем же причинам немцы хотят доказать свою верность трансатлантическому союзу громче, нежели это делают другие, и даже готовы пренебрегать своими интересами в тех случаях, когда последствия таких жертв являются незначительными или неопределенными. Дальнейшая интеграция новых федеральных земель и объединение Европы являются для Берлина сегодня приоритетами значительно более высокого порядка, чем развитие отношений с Москвой. Все эти обстоятельства наряду с опасениями насчет возрождения русского шовинизма в случае стабилизации России определяют противоречивую позицию Германии на восточном направлении. Поведение “русского медведя” для большей части европейских правящих элит продолжает оставаться подозрительным и непонятным. Кроме того, современная германская экономика в значительной степени ориентирована на экспорт, и основные сделки совершаются на Западе, а вовсе не на рискованном Востоке, что является основным сдерживающим фактором в отношениях двух стран.
Следует заметить, что подобная двойственность прослеживается исторически. У Германии есть опыт плодотворного сотрудничества с Россией (Петр I, Екатерина II, Бисмарк, эпоха Раппало, “новая восточная политика” канцлера В.Брандта до “дела Штраса-Штойбера”), но есть и опыт катастрофических конфронтаций, в том числе ХХ века (опыт двух мировых войн и “холодной войны”). Распад СССР был расценен Западом, и прежде всего США, как победа в “холодной войне”, что привело к “холодной дискриминации” России на международной арене. “Синдром победителя” в Германии был усилен ее объединением. Богато отблагодарив Горбачева, став крупнейшим кредитором СССР и России, добившись ускоренного вывода российских войск со своей территории, Германия решила, что теперь может смотреть на восток свысока.
Бундесправительство постоянно пыталось использовать нынешнюю слабость России и поддержать конфликтный потенциал в постсоветском пространстве (визиты Шредера в Грузию и в балтийские страны, реакция на конфликт в Чечне, отказ сотрудничать в совместном российско-украинском проекте по созданию транспортного самолета Ан-70 и другие решения, не способствующие укреплению двухсторонних российско-украинских отношений и т.д.). Характерно, что в стратегическом документе, определяющем политику ЕС относительно Украины и принятом на совещании ЕС в декабре 1999 года, немало говорится о соседях Украины, но ни слова — о ее главном “соседе”, России. А СНГ для ЕС, оказывается, вообще не существует: “Европейский Союз признает усилия Украины, направленные в сторону Европы, и приветствует то, что Украина приняла решение в пользу Европы”. На другой странице того же документа говорилось: “Европейский союз поддерживает усилия Украины по развитию сотрудничества с государствами по побережью Черного моря, совета Балтийских государств и Грузии, Украины, Узбекистана, Азербайджана и Молдавии”. Нетрудно видеть, что последние из названных государств образуют известную “группу ГУУАМ”, которая в мае 1999 года вышла из оборонительного пакта СНГ, подписанного в 1991 году. Легко понять и антироссийскую направленность данного документа.
Особую обеспокоенность вызывает у российских властей характер немецкой активности в Калининграде (б.Кенигсберг) и Калининградской области (российская часть б.Восточной Пруссии), которая де-факто идет вразрез с основополагающим для двусторонних отношений договором “два плюс четыре” (ФРГ и ГДР плюс СССР, США, Великобритания и Франция) от 9 ноября 1990 года, подтверждающим послевоенный порядок в Европе и принципы мирного объединения Германии в существующих границах.
Кроме того, в Москве справедливо полагали, что администрация Клинтона вряд ли решилась бы начать войну на Балканах без согласия правительства ФРГ. А такое согласие, в свою очередь, означало не столько вытеснение России с Балкан, сколько устранение Совета Безопасности ООН и России как постоянного члена СБ от решения важнейших проблем мировой политики. Между тем Германия, как и Россия, объективно заинтересована не в ослаблении, а в усилении роли ООН и в придании ФРГ статуса постоянного члена Совета Безопасности ООН. Поэтому когда статс-секретарь МИДа Ишингер во время устроенной российским посольством в декабре 1999 года дискуссии предложил интернационализировать проблему Кавказа, он получил резкий отпор со стороны российских участников дискуссии: Бессмертных (бывший министр иностранных дел и президент Внешнеполитической ассоциации), а также бывших послов в Бонне Квицинского и Терехова.
В свое время, когда Россия стала поворачиваться лицом к Евросоюзу, она нередко рассматривалась немецкой стороной как некий внешний для Европы феномен, а оскорбительный демарш со стороны федерального канцлера по отношению к премьер-министру Примакову, когда тот приехал с посреднической миссией в балканском конфликте, вообще не имеет аналогов в германо-российских отношениях послевоенного периода. В “Рассуждениях о новом формировании немецкой внешней политики”, с которыми министр иностранных дел Йошка Фишер выступил на собрании членов Немецкого общества по вопросам внешней политики 24 ноября 2000 года, России были посвящены ничего не говорящие общие положения.
Накануне визита Й.Фишера в Москву в январе 2000 года “Независимая газета” назвала главу немецкого МИДа “могильщиком германо-российских отношений”. Было бы неразумным считать подобное определение только личным мнением Игоря Максимычева (в прошлом — посланник в Берлине, а ныне — сотрудник Института Европы РАН, определяющего позицию России в германских делах). Сразу после своего визита в Москву, выступая на ежегодном собрании Германо-Российского форума 15 февраля 2000 года, Й.Фишер постарался быть более конструктивным и внимательным к роли России и состоянию российско-германских отношений. Однако и в этой речи нельзя было не услышать следующей основной мысли: русские должны стать такими же, как мы, соответствовать нашим представлениям и ценностям, только тогда можно будет подумать и о партнерстве. Между тем подобные установки не просто невыполнимы, но и вызывают упреки российской стороны в применении немцами двойного стандарта (вопрос о праве на применение первыми ядерного оружия, Чечня—Косово, стремление к интеграции).
Показательным примером пренебрежения и непонимания интересов России является расширение ЕС и НАТО на Восток, которое фактически “исключает эту страну из процесса европейской интеграции, как это было в таких важных сферах, как шенгенские соглашения и ограничения в торговле”,— пишет Гейнц Тиммерман из Федерального института по изучению восточноевропейских и международных проблем, добавляя: “Проблемы возникнут и с принятием стандартов ЕС в странах, которые будут включены в систему союза, особенно это касается технических, потребительских и экологических норм. Уже сейчас значительно ограниченный уровень торговых отношений между Россией и странами-кандидатами в члены ЕС может еще снизиться”. Эти негативные для России экономические и политические последствия европейской интеграции вообще не берутся в расчет, даже не делается попыток совместно искать справедливый баланс интересов. Так, в стратегическом документе ЕС по России содержится призыв к российским предпринимателям принять участие в осуществляемых преимущественно ЕС проектах TRACECA и INOGATE (строительство транзитных нефтепроводов и дорог на Кавказе). Однако эти проекты, имеющие огромное экономическое и геостратегическое значение, разрабатывались вообще без участия России — при том, что в ЕС прекрасно знают, какие интересы имеет Россия в этом сложном регионе на своих южных границах. Подобные самоуверенность и высокомерие могут дорого стоить немцам уже в ближайшем будущем.
