протестантскую критику.
По-видимому, своему возвышению Феофан Прокопович был обязан событиям Северной войны на Украине. Гетман Иван Мазепа, поддерживавший Киево-Могилянский коллегиум, имел определенную поддержку в церковных и ученых кругах Малороссии. Феофан же, выступивший с панегирической проповедью в связи с Полтавской победой, четко обозначил свою пророссийскую позицию. Во время Прутского похода Прокопович приглашался государем в царский лагерь. Результатом этих контактов стало назначение его ректором Киево-Могилянского коллегиума. Вероятно, перед ним стояла задача подавления там сепаратистских настроений. Будучи противником латинства, Прокопович 5 лет возглавлял ключевой центр распространения латинских идей в России, подвергая их по мере сил искоренению.
В 1716 году Феофан Прокопович переехал в Петербург, где через 2 года был возведен в сан епископа Псковского и Нарвского и, оказавшись подле Петра I, стал фактически главным идеологом его правления. Безусловно, как и Яворский, Прокопович был политиком и конъюнктурщиком, но, в отличие от того, действительно разделял идеи Петра, служил ему не за страх, а за совесть [76].
Протестантское учение с его идеей всеобщего священства давало Прокоповичу основания десакрализовать роль церкви в ее легитимизации царской власти. Церковь лишалась Прокоповичем прерогативы быть транслятором благодати от Бога к монарху. Логично было бы вслед за тем сказать, что монаршая власть легитимизируется волеизъявлением народа. Но на столь радикальный пересмотр прежней традиции даже Феофан Прокопович не был готов [77].
Характеризуя новую секулярную модель организации государственности, историк церкви А.В. Карташев писал: «Как и для Европы, для московских передовых кругов кончилось средневековое мироощущение. Теократию сменил гуманизм, лаицизм. Государство перестало быть органом церкви, ведущей людей здесь на земле к потустороннему загробному спасению душ. Последним критерием, высшей целью (summumbonum) явилось не царство небесное, а прогрессирующее улучшение земного благоденствия, так называемое «общее благо» (bonum commune). Это и есть формулировка правовой догмы: воцарившейся в государственном праве теории так называемого «естественного права» (jus naturale)» [78].
Именно от Феофана Прокоповича пошла идея разделения русских и малороссов. Первоначально это разделение мыслилось в рамках единого народа. Еще в XVI столетии существовал только единый народ — русские. Идею о триедином русском народе, включавшем великороссов, малороссов и белорусов, выдвинул ректор Киево-Могилянского коллегиума Иннокентий Гизель [79]. Феофан Прокопович принял ее трактовку и сделал предметом широкого достояния в России. Пройдет время, и от триединого народа будет осуществлен переход к концепту трех различных восточнославянских народов. Затем уже говорилось о народах, не имеющих какого-либо корневого единства. И, наконец, вначале польские, а затем и украинские националисты заговорили о русских и украинцах как разных нациях. Феофану Прокоповичу в генезисе этих представлений, безусловно, принадлежало значимое место [80].
Провоцирование конфликта со старообрядцами. «Соборное деяние на еретика Мартина» и «Поморские ответы»
Малоросская группировка проявляла особую активность в борьбе против раскольников. Царь стремился погасить конфликт, снизить идейный пафос противостояния. Но малоросское духовенство требовало не ослаблять давления против еретиков. Боролись они в данном случае не столько против раскола, сколько за свое положение во главе иерархии Русской православной церкви. Обличение старообрядства в качестве ереси означало, что русские, в отличие от малороссов (Киевской митрополии), утратили подлинную веру. Соответственно, в этой логике законоучителями в объединенной Русской православной церкви должны стать именно малороссы, в ересь не впадавшие.
Но надо было еще доказать, что исходно при принятии крещения в Киеве существовал на Руси правильный канонический обряд, и только уже при своем изолированном развитии владимирцы и московиты впали в ересь. И вот обнаруживается источник для этого доказательства — «Соборное деяние на еретика Арменина, на мниха (монаха) Мартина». Суть сюжета, вокруг которого выстраивалось повествование, сводилась к следующему: в 1149 году в Киев из Константинополя прибыл армянин Мартин, выдававший себя за грека, родственника константинопольского патриарха Луки Хризоверга. В Киеве он начал проповедовать ересь, представляющую собой сочетание армянства и латинства. Мартин учил тому, что будут впоследствии отстаивать старообрядцы: двоеперстное крещение вместо троеперстного; произнесение Исус, а не Иисус; хождение посолонь, а не навстречу Солнцу; произнесение аллилуйи дважды, а не трижды; отрицание двоечастно-го креста. В Киеве будто бы при великом князе Ростиславе Мстиславовиче и митрополите киевском Константине в 1160 году был собран Собор, осудивший мартинову ересь. В 1161 году Собор состоялся уже в Константинополе при патриархе Луке Хризоверге, и по его приговору Мартин был казнен. Ересь была представлена как армянская по происхождению на том основании, что армяне будто бы когда-то крестились так же, как старообрядцы. Явно не армянское имя «Мартин» было выдано за имя армянина. Отсутствовало какое-либо подтверждение описываемых событий в византийских и иных русских источниках. Имелись явные ошибки в датировке. Так, в 1160 году митрополит Константин уже скончался.
Это был подлог. Хотя фальсификат наиболее активно применял в полемике русский архиепископ Нижегородский и Алатырский Питирим, сам выходец из старообрядцев, за обнаружением источника и его легитимацией стояло малоросское духовенство. Питирим сообщал, что копию Соборного деяния ему передал выпускник Киево-Могилянского коллегиума Димитрий Ростовский. Сам Димитрий ссылался на решение Собора в Киеве, осудившего будто бы двуперстие, в вышедшей в 1709 году книге «Зерцало православного исповедания». Но этого было недостаточно, нужен был подлинник. Инициировал его поиски в Киеве местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский — другой выпускник Киево-Могилянского коллегиума. В самом Киеве поиск по всем библиотекам велся по приказу и под контролем третьего выпускника коллегиума — митрополита Киевского Иоасафа Кроковского. Под обнаруженной в 1717 году в Пустынно-Николаевском монастыре рукописью для авторитетности были поставлены подписи: Иоасафа (Кроковского); архимандрита Межигорского монастыря Иродиона (Жураковского), игумена Киевского Михайловского Златоверхого монастыря Варлаама (Леницкого), архимандрита Киево-Печерской лавры Иоанникия (Сеню-товича); игумена Николаевского Пустынного монастыря Христофора Чарнуцкого. Все без исключения подписанты принадлежали к школе Киево-Могилянского коллегиума.
Это обнаружение стало катализатором нового наступления на раскол. Затухавший было благодаря примирительной деятельности Петра I конфликт вспыхнул с новой силой. В 1719 году вышел антираскольнический указ, который приказывалось зачитывать во всех церквях: «Книгу о соборном еретике Мартине на Утрени в воскресные дни вместо Пролога читать всем в слышание же. Дабы о прелестном его мудровании все сведомы и непокоря-ющияся святые церкви слыша оное прелестное учение еретика Мартина ко святой матери нашей восточной и апостольской Церкви. А оному проклятому еретическому преданию не ревновали. Аще же кто по сему великого Государя указу и по вышеявленному соборному свидетельствованному изложению от того прелестного учения не отщетится и церкви святой не покорится, и такового оному же суду предается, якоже и учитель их проклятый еретик Мартин» [81].
Раскольники вступили в полемику и представили квалифицированные аргументы, говорящие о факте подлога. Вначале
