Ознакомительная версия.
Через неделю после провозглашения независимости 30 июня 1960 г., в стране вспыхнули солдатские бунты и антибелые погромы[127]. 10 июля Бельгия ввела в Конго войска.
11 июля из состава Конго вышла провинция Катанга. Председатель провинциального правительства Моиз Чомбе зачитал по радио декларацию о независимости. Основной причиной этого шага он назвал «стремление избежать опасности оказаться под пятой коммунистов». Чомбе обратился к Бельгии с просьбой оказать Катанге «техническую, финансовую и военную помощь» и выразил надежду на дипломатическое признание Катанги бывшей метрополией и «другими странами свободного мира»[128]. Чомбе был политическим антиподом Лумумбы, который олицетворял Африку рвущую оковы колониализма. Он вырос в одной из наиболее состоятельных конголезских семей и был прямым потомком Мвата-Ямво, правителя государства Лунда, существовавшего в XVI–XIX вв. на западе современной Народной Республики Конго и северо-востоке современной Анголы. После того как возглавляемое Чомбе Объединение африканских предпринимателей заключило соглашение с Союзом белых поселенцев, бельгийцы стали справедливо считать его своим надежным сторонником. В начале 1960 г. в Катанге проживало 32 тыс. бельгийцев. Многие «катабельгийцы» были «склонны хвастаться, что они “не бельгийцы, а катангийцы”», а некоторые из них «относились к Бельгии так же, как алжирские французы к Франции»[129]. Партия Чомбе Конакат разделяла и поддерживала сепаратистские настроения.
Советское руководство отреагировало на события в Конго заявлением от 13 июля. Действия Бельгии характеризовались как «акт агрессии», Чомбе был назван «ставленником иностранных монополий», а отделение Катанги – «незаконным и преступным действием, продиктованным корыстными интересами горстки финансовых и промышленных магнатов колониальных держав»[130].
Отделение Катанги ставило федеральное правительство в трудное положение. Почти равную по площади Франции провинцию с населением 1,6 млн. человек называли «геологическим чудом», поскольку ее недра были баснословно богаты полезными ископаемыми. Занимавшая третье место в капиталистическом мире по производству меди и первое по добыче кобальта Катанга давала в конголезскую казну почти половину валютных поступлений.
Весть о событиях в Катанге застала Лумумбу и Касавубу в Лулвабуре. Они решили немедленно лететь в катангскую столицу Элизабетвиль, но там самолету с двумя высшими должностными лицами государства не дали разрешения на посадку[131]. Оставалось только искать внешнюю силу, которая могла бы восстановить порядок в стране и сохранить ее целостность. 12 июля Лумумба составил телеграмму генсеку ООН, которую подписал и Касавубу Премьер и президент потребовали срочно направить войска ООН для «защиты Конго от внешней агрессии, которая угрожает международному миру»[132]. Утром 13 июля в новой телеграмме Хаммаршельду Лумумба и Касавубу дали разъяснения относительно будущей операции: «Целью запрашиваемой помощи является не восстановление внутреннего положения в Конго, а защита национальной территории против акта агрессии, совершенной войсками бельгийской метрополии»[133]. Такая формулировка не давала оснований для вмешательства ООН во внутренние дела страны.
В тот же день Хрущев на пресс-конференции в Кремле назвал обращение правительства Конго за помощью в ООН «правильным», но выразил сомнение, что Совет Безопасности должным образом на него отреагирует: «Трудно, конечно, ждать, что справедливое требование народа Конго найдет сочувствие в Совете Безопасности. Следует разоблачать этот орган, с тем чтобы народы видели, что Совет Безопасности превращен сейчас Соединенными Штатами Америки в инструмент для подавления свободолюбивых народов, на удержание народов в колониальном рабстве»[134]. Операцию ООН советский лидер признал «правильной» по двум причинам. Во-первых, войска ООН меняли войска Бельгии, члена НАТО. Во-вторых, Хрущев считал, что конголезский кризис стал шансом изменить неблагоприятное для СССР и его союзников соотношение сил внутри ООН.
Ирландский дипломат Конор О’Брайен, работавший в Секретариате ООН на конголезском направлении, а затем представителем генсека ООН в Конго, на основе собственных наблюдений сделал вывод, что операцией в Конго командовал не «почти бессильный» Совет Безопасности и тем более «аморфная» Генеральная Ассамблея», а «совершенно неофициальный и несколько странный по своему составу» «конголезский клуб» внутри Секретариата. Это был штаб при генсеке ООН, который руководил операцией в Конго и «старался играть, не показывая своих карт». Клуб располагал всей полнотой информации, туда поступали секретные телеграммы сотрудников ООН из Конго. Эти донесения «резко отличались от той приглаженной картины, которая давалась в официальных сообщениях, распространявшихся среди делегатов Генеральной Ассамблеи». Членами клуба были сэр Александер МакФаркуэр (Великобритания), Чакраватхи Нарамсихан, генерал Индар Рикхи (Индия), Конор О’Брайен, Фрэнсис Нвокеди (Нигерия) и три американца: Ральф Банч, Эндрю Кордье и Гейнц Вишгоф. Последнего сам Хаммаршельд называл «серым кардиналом», и он был единственным членом клуба, кто в присутствии генсека продолжал «излучать собственную волну». Все важные решения принимали Хаммаршельд, Банч, Вишгоф и Кордье, – неформальная «конголезская четверка», сложившаяся в обстановке секретности еще в январе 1960 г. Группа «нейтралов, главным образом афро-азиатов», играла малозначительную, скорее декоративную роль[135].
По-другому оценивал роль конголезского клуба Брайен Уркварт, высокопоставленный сотрудник ООН, друг Хаммаршельда и впоследствии его биограф. Это была небольшая группа, занимавшаяся конголезским кризисом, которая собиралась в кабинете Хаммаршельда только «для удобства». Он называл «пропагандистской чепухой» утверждения о том, что конголезский клуб был создан «в результате заговора США, чтобы установить контроль над операцией ООН в Конго». Хаммаршельд и Банч, по наблюдениям Уркварта, «часто не соглашались с позицией США и резко отрицательно реагировали на попытки любого правительства диктовать что им следует делать»[136].
По впечатлениям еще одного человека, который участвовал в заседании конголезского клуба, его члены собирались у Хаммаршельда не только «для удобства». На заседания приглашались представители генсека ООН в Конго. Индиец Раджешвар Дайял, занимавший эту должность с начала сентября 1960 по конец мая 1961 г., называет клуб «закрытой группой доверенных лиц Хаммаршельда», с которыми он «периодически проводил неформальные совещания». Они проходили в кабинете генерального секретаря на тридцать восьмом этаже здания ООН в обеденное время и вечером, после формального окончания рабочего дня. «На совещаниях, – вспоминает Дайял, – обсуждались приходившие из Леопольдвиля телеграммы, анализировались слушания и дебаты в Совете Безопасности, участники обменивались информацией, полученной от дипломатов или гостей». Обстановка была непринужденной, «разговор мог зайти о литературе или искусстве, а иногда и вовсе напоминал обсуждение сплетен»[137].
Социалистическим странам в этом клубе места не нашлось. Член Секретариата от СССР Георгий Аркадьев не допускался не только к процессу принятия решений, но и к секретным донесениям сотрудников ООН из Конго. Переписка по Конго хранилась у Вишгофа, а его формальный начальник, заместитель генсека по политическим вопросам и делам Совета Безопасности Аркадьев, доступа к ней не имел[138].
СССР мог добиться выгодных для себя решений ООН по Конго, только при поддержке азиатских и африканских государств. В 1960 г., который вошел в историю как «Год Африки», 17 африканских колоний стали независимыми государствами и членами ООН. Предпосылки для альянса с ними существовали. Их лидеры стремились использовать противоречия между сверхдержавами для укрепления собственных позиций в регионе или как минимум в собственной стране. Наиболее амбициозные планы в связи с конголезским кризисом вынашивал президент Ганы Кваме Нкрума. Теоретик и практик панафриканизма, он считал, что борьба Конго за независимость не является внутренним делом конголезцев. Нкрума рассматривал ее не только как эпизод «глобальной идеологической борьбы», но и как часть «общеафриканского движения за освобождение Африки от колониального угнетения»[139]. Идеи Нкрумы оказали большое влияние на становление взглядов Лумумбы. Они познакомились в Аккре в декабре 1958 г. на первой конференции народов Африки, и с тех пор постоянно переписывались, Нкрума давал Лумумбе советы, которые становились руководством к действию. В Лумумбе, ставшем премьер-министром независимого Конго, Нкрума увидел союзника, готового словом и делом поддержать его план создания Соединенных Штатов Африки, который вызывал неприятие у многих африканских лидеров.
Ознакомительная версия.
