Газета Троицкий Вариант - Газета Троицкий Вариант # 46 (02_02_2010)

Вообще это слово довольно вульгарное. Правда, в молодежном сленге, кажется, сейчас почти общепринятое. При этом мне не раз приходилось слышать от коллег: «Да брось ты! Нет такого слова». Не попадалось. А ведь оно на каждом шагу — если места знать, конечно.

Судьба выражения по ходу в качестве «паразита» складывается так удачно, потому-то у него очень подходящий семантический потенциал. Подобные слова призваны помочь человеку в нелегком деле речевого общения. Трудно ведь одновременно говорить и думать, слова могут подвернуться какие-нибудь неточные. Вот язык и предлагает целый арсенал словечек, снимающих с говорящего ответственность за такие неточности. Классика жанра здесь — знаменитые как бы и типа (типо). Действительно, одно дело Он профессор, и другое — Он типа профессор или Он как бы профессор. А тут еще Грайс со своими постулатами!

Один из столпов лингвистической прагматики Г.П. Грайс выделил 4 принципа речевого общения (коммуникативные постулаты): 1) количества (требование информативности высказывания), 2) качества (требование истинности), 3) отношения (соответствие высказывания теме коммуникации), 4) способа (требование ясности — однозначности, упорядоченности и т.п.). Грайс называет это Принципом Кооперации. Он, конечно, признает, что люди часто в своем общении отклоняются от его постулатов. Он говорит лишь о том, что люди при говорении бессознательно стремятся следовать этим постулатам, а при восприятии речи друг друга интерпретируют ее исходя из предположения, что собеседник, скорее всего, им следует. Отсюда и фундаментальное понятие коммуникативной импликатуры.

Ничего себе: «Будь информативен»; «Не отклоняйся от темы». А как тут быть информативным и тем более как не отклоняться от темы, если говорится как-то само собой, а зачем - затем, что ветру и орлу... Поэтому очень удобно на всякий случай пересыпать речь словечками, которые помогают сделать вид, что вот это говорится так, между делом, как будто вообще-то человек открыл рот, чтобы сказать нечто важное, просто случайно отвлекся на что-то другое. Это такие выражения, как между прочим, между тем, кстати — и наше славное по ходу из этой когорты. При этом постепенно в выражении по ходу, конечно, остается лишь слабый след первоначальной идеи. В вариантах по ходу дела или, как сейчас часто говорят, по ходу пьесы, смысла гораздо больше. Но и употребляются они гораздо более ограниченно. По ходу содержит, так сказать, гомеопатическую дозу. Вроде почти что ничего, но при постоянном применении довольно эффективно.

Вообще было бы неверно считать, что подобное слово каждый раз конкретно указывает на то, что такая-то часть высказывания недостоверна, нерелевантна, неинформативна и т. п. Это просто некие словесные жесты, передающие определенную установку говорящего. Мол, не предъявляйте ко мне повышенных требований: это я так просто, пусть Грайс со своими постулатами пока покурит.

Между прочим, а почему мы так часто начинаем речь со слова а? Потому что очень трудно начать речь, вступить в словесный контакт. Вот мы и говорим А скажите, пожалуйста... А можно войти? Как будто мы уже до этого с человеком разговаривали, а сейчас просто хотим тему сменить. А то действительно — как это прямо так и брякнуть: Можно войти? Или там Где найти директора? Да и закончить речь непросто, именно поэтому люди так часто в конце фразы прибавляют ни к селу, ни к городу: вооот или еще что-нибудь в этом роде. Скажем, как в русском переводе «Над пропастью во ржи» — трогательно-беспомощное и все такое...

02 Фев 2010 г. ТрВ № 46, c. 14, "Авторская колонка"   Лев Клейн Рубрика: Авторские колонки

Лев Клейн

Примерно в середине 70-х годов ХХ в. в археологии сложилась новая отрасль — теоретическая археология. Есть теоретическая физика, теоретическая биология, почему ж не может быть теоретической археологии? Справедливо или нет, но в мире я считаюсь одним из создателей этой отрасли. Слишком долго археология была сугубо практической, полевой наукой. В Англии археологов стали делить на dirt archaeologists («грязных археологов» — полевых, с пылью на сапогах) и chair archaeologists («археологов кресла» — кабинетных чистюль).

Этих не уважали. Клайд Клакхон говорил, что теоретизирование — «это то, что вы делаете, если вы слишком ленивы, или слишком нетерпеливы, или слишком кабинетный ученый, чтобы выйти и взяться за факты». Симпозиум теоретиков, на котором я присутствовал, моя коллега из Москвы, видный ученый, оценила в письме ко мне так: там собрались люди, которые не любят археологию, а хотят лишь щеголять заумными словесами. Я ей ответил: «Уборщица, которая подметала зал заседания, думала именно так, но ей это простительно, а тебе — нет».

За полвека в науке у меня сложились представления о функциях и структуре археологических теорий, об их трансформации в методы исследований и о новациях, которые они вносят в практику. Я разработал курс лекций, который читал сначала в Ленинградском университете, потом в зарубежных университетах. Публиковал статьи, конечно, на русском, немецком и английском, но книгу издать не удавалось.

В 1993 и 1998 гг. я читал этот курс в Копенгагенском университете. Профессор Клаус Рандсборг, зав. кафедрой археологии, пригласивший меня, надеялся в основном услышать о конкретных новых раскопках в России, но я уговорил его дать мне возможность познакомить датских студентов с моими теоретическими изысканиями. Рандсборг, выдающийся ученый, принадлежит к числу завзятых практиков, вел раскопки в Дании, Африке и в России. Он решил сам послушать мои лекции и присутствовал на каждой. После первых же лекций он стал активно участвовать своими вопросами и высказываниями. И вскоре признался: «Я думал, что будет очередная болтовня, интеллигентный трёп, как большинство докладов по теории, а тут ведь всё серьезно и солидно! И чрезвычайно полезно! Это в самом деле наука!»

И он тотчас предложил мне издать у него мою обобщающую книгу по теоретической археологии. Мой английский был достаточен для чтения лекций, но это, конечно, не тот английский, на котором стоит писать книги. К счастью, среди моих студентов в Копенгагене был один природный англичанин, Ян Симпсон, который выбрал датский университет, потому что там учиться дешевле, чем в Англии. После окончания учебного года он и один из моих датских студентов поехали со мной в Питер и были со мной до тех пор, пока язык книги не стал чисто английским (но, возможно, с оттенком молодежного стиля).

Книга вышла на английском как отдельное приложение к датскому солидному ежегоднику «Акта Археологика», распространяемому по подписке. Он имеет свою аудиторию, весьма профессиональную, но узкую. В магазинах книги не было. Купить ее невозможно. Она поступила только в самые крупные европейские библиотеки.

Вскоре мне удалось выпустить и русский вариант. Этот вариант «Введения в теоретическую археологию» вышел в «Бельведере» — одном из небольших издательств, отколовшихся от головного издательства Санкт-Петербургского университета. Такие издательства издают очень качественно сугубо научные книги (это в интересах тех факультетов, на основе которых они созданы). У меня нет претензий к изданию: книга издана великолепно — очень аккуратно, красиво, серьезно. Но бедой таких издательств является узость базы распространения. У таких издательств обычно договор с несколькими местными книжными магазинами — в том же городе, где и издательство. Моя книга издана неплохим для научной книги тиражом (1000 экземпляров), но расходится почти исключительно в Петербурге. В другие города попадает лишь с оказией. Поэтому петербургская ниша (сколько в Питере археологов?) насыщена, а дальше книга расходится медленно, тогда как прослышавшие о ней иногородние археологи, интересующиеся теорией, пишут, что достать ее не могут. Ну, достают, конечно, — через питерских друзей, могли бы заказать и по почте, но это у нас мало принято. Вот и получается, что книга хорошо издана по-английски и по-русски, а ее не видно.

У американских библиографов есть такой термин — «серая литература». Он относится к литературе по частным вопросам, выходящей в провинциальных городах, в глубинке, плохо изданной и не попадающей в библиографические списки и справочники. Мои указанные книги к «серой литературе» не отнести: они не страдают мелкотемьем, изданы отлично, вышли в столицах, в библиографических справочниках фигурируют, а вот к читателю проникают очень туго. Остаются такими же невидимками. Оказывается, существует и такая невидимая, темная литература. И это проблема.

Путь преодоления западного варианта (приложений к подписным изданиям) только один — заинтересовать какое-нибудь крупное (кембриджское, оксфордское или нью-йоркское) издательство и переиздать книгу там. Но это хлопотно, а само собой происходит только после смерти известного автора.