Пафос полемики на Изборском клубе парадоксален и по-своему изыскан, стилистически совершенен, как пелевинский постмодерн, как приговский стёб про «милицанера». Соединить две России: «красную», то есть советскую, а точнее, национал-большевистскую Россию сталинского типа, и «белую», то есть православно-монархическую Россию, чтобы объединенными силами дать смертный бой либерализму — вот национальная идея, которую сегодня продвигает Изборский клуб. Это группа людей, которые называют себя национально и патриотично настроенными интеллектуалами. Самые известные имена — основатель неоевразийства Александр Дугин, писатель Александр Проханов, экономист Сергей Глазьев, министр культуры Владимир Мединский, генерал Леонид Ивашов, публицист Михаил Леонтьев, телеведущий Максим Шевченко (и странным образом примкнувший к ним экономист Михаил Делягин). Они разрабатывают евразийскую, то есть антизападническую и антилиберальную, модель развития России.
Чтобы обсудить пути преодоления «метафизического разрыва» красной и белой Россий, в канун Нового года клуб устроил выездное заседание в Ульяновске по приглашению местного губернатора Сергея Морозова. Кто-то сразу предложил объявить Ульяновск «консервативной столицей России», так что имеющаяся у города коллекция столичностей («авиационная», «культурная», «родина Колобка» и т.д.) имеет шанс пополниться еще одним атрибутом.
Понятие «консервативный» для этих интеллектуалов было бы слишком мягким. Для меня образец консервативного публициста — Юлия Латынина, а Изборский клуб — это постаревшие и слегка остепенившиеся нацболы, вооруженные православием и евразийством. В ходе полемики они регулярно сваливаются в антисемитизм, что неудивительно: смесь национализма, сталинизма и православия при взбалтывании дает в осадке нечто красно-коричневое.
И все же к Изборскому клубу нельзя относиться просто как к сборищу фриков. Клуб создан недавно, в сентябре 2012 года, но уже многого добился: высшая российская власть по сути приняла на вооружение евразийскую доктрину и даже приступила к ее реализации. По крайней мере, в Послании президента Федеральному Собранию 12 декабря прозвучали типично изборско-евразийские мотивы: «сохранить свою национальную и духовную идентичность», «связать воедино исторические эпохи», «дефицит духовных скреп», «государство-цивилизация, скрепленное русским народом», «власть именно российского народа с его собственными традициями», «вектор развития России — это развитие на восток» и прочий дранг нах остен. Путина как русского националиста-автократа и антизападника хоть сегодня можно принимать в почетные члены Изборского клуба — по совокупности заслуг, с учетом летнего пакета репрессивных законов и «антимагнитского акта». Недаром Александр Дугин еще в 2007 году попал в составленный журналом «КоммерсантЪ-Власть» рейтинг подхалимских изречений в адрес Путина вот с этой цитатой: «Противников путинского курса больше нет, а если и есть, то это психически больные и их нужно отправить на диспансеризацию. Путин — везде, Путин — всё, Путин абсолютен, Путин незаменим».
Если вспомнить, что Дугин считается неофициальным идеологом партии «Единая Россия» и входит в состав экспертного совета при председателе Госдумы, то смешочки про красно-белую симфонию попов и сталинистов застревают в горле. Выходит, что Изборский клуб — это наше настоящее и, не приведи Господь, будущее. Для них Россия — двухцветная, красно-белая. А куда девать, например, «синих»? Тех, которые за права человека, свободу слова, честные выборы, разделение властей, прозрачное правительство, независимый суд, верховенство права и прочие либеральные мерзости? Миллионов тридцать-сорок таких в России, думаю, наберется. И если православные сталинисты победят, куда они денут эту «синюю» Россию: одну половину сразу в распыл, а другую — на Колыму? Ведь в их идеологии права есть у нации, церкви, государства, а у отдельного человека их как-то не просматривается. Изборцы вообще не употребляют термина «права человека». Миллионом больше, миллионом меньше — для великого евразийского проекта значения не имеет.
В подтверждение — «огненная» цитата из выступления Проханова: «”Красный проект” создания идеального бытия вовсе не богоборческий, он соответствует молитве “Отче наш”. Красная эра не бездуховна, она подтвердила свою духовность во время войны. Победа 1945 года — мистическая, религиозная. Эта война названа священной, и победа тоже священная. Люди, которые одержали эту победу, – святые. Это глубинно религиозная, космогоническая война: столкнулись силы света и тьмы. Их стычка потребовала от Родины гигантских жертв. Тридцать миллионов погибших – это христовы жертвы, красные мученики, которые крестились кровью на полях сражений, это святомученики. Командиры отделений, полков, фронтов, армий – тоже святые. Неслучайно мы видим иконы, на которых изображен генералиссимус Сталин с золотым нимбом».
Как объясняет Проханов, примирению белой и красной Россий будет способствовать то, что в них было общего: примат русского народа, идеал Божьего царства (для православных — на небесах, для коммунистов — на земле) и представление о России как империи. Евразийство — имперская идеология. Изборский клуб приветствует воссоздание империи в границах СССР, считает его даже неизбежным. «Возвращение будет, от нас зависит, быстрее или медленнее и сколько за это придется заплатить», — говорит один из основателей клуба, политолог Сергей Черняховский.
Ульяновский губернатор Сергей Морозов вместе с Александром Прохановым обратились с письмом к Владимиру Путину, в котором пишут, что 100-летие образования СССР могло бы стать «символической скрепой, объединяющей эпохи» (опять эта «скрепа», пора открывать магазин по продаже духовных канцтоваров). В обращении предлагается объявить 30 декабря, когда был утвержден договор об образовании СССР, памятной датой России, создать в правительстве рабочую группу по подготовке к 100-летию СССР, сделать Ульяновск (где затевают Музей СССР) федеральной площадкой основных юбилейных торжеств. Президент, считающий распад Советского Союза главной геополитичекой катастрофой ХХ века, будет польщен, но для губернатора Морозова это обращение обостряет перманентный кризис региональной идентичности. Он хочет сделать Ульяновск «Культурной столицей Европы» (а не Евразии), сам постоянно колесит по европам, зазывает в регион западных (а не азиатских) инвесторов и даже добился в этом определенного успеха. Выходит, когда нужны инвестиции, мы смотрим на Запад, но раз сам Путин — евразиец, то затариваться духовными скрепками мы поедем на Восток, поближе к Ким Чен Ыну. Понятно, что все это — политическая конъюнктура, присущая губернаторам-назначенцам из «ЕР». Вот и православный экономист Меняйло сказал Морозову: «Вы русский мужик, ясно видящий, с хитринкой. Я буду за вас молиться».
Этот когнитивный диссонанс очень характерен для российской элиты: народу она прочит евразийскую, даже азиатскую, судьбу, но себе — европейскую. «Антимагнитский закон» — яркое тому подтверждение. Во всем этом бездна лицемерия: все миллиардеры путинского призыва, живущие на Западе и качающие туда же российскую нефть, все его друзья-кооператоры, разбогатевшие на близости к его телу, не тянут на звание флагманов «некапиталистической духовно-нравственной экономики» по лекалам отца Александра. Да и сам Путин, как почитаешь доклады Немцова-Милова, при всем его евразийстве — далеко не свет в темном царстве бюрократического капитализма.
Что полезного можно взять у Изборского клуба? Пожалуй, идею признания общей истории страны, стремления к национальному согласию по поводу особо турбулентных ее периодов, преемственности исторического сознания, а также интеграции разных Россий, но не в усеченном сталинско-нацболовском варианте: красных и белых помирить, а остальных к стенке — а всех существующих Россий, которых много. Россия не красно-белая, она многоцветна, многонациональна, многоконфессиональна, естественно плюралистична, но разрывы действительно существуют, поэтому не хочется ждать какой-нибудь общей беды, чтобы в очередной раз хоть ненадолго почувствовать себя единой нацией.
В психологии есть школа психосинтеза. Она утверждает, что в человеке живет несколько субличностей, которые могут друг с другом конфликтовать, конкурируя за энергетический ресурс. Но каждая из субличностей человеку для чего-то нужна. Поэтому психотерапия состоит в синтезе, «примирении» субличностей путем признания их ценности и подчинения их «центру воли» или «центру интеграции», который есть сам человек, только без напластования социальных условностей и навязанных ролей. Мне кажется, именно в такой терапии нуждается сегодня Россия: в признании ценности каждой из ее субличностей и в их реинтеграции. В конце концов, всех нас, независимо от политических убеждений, связывает язык, территория, общее настоящее и будущее. Не будет консенсуса — не беда, пусть будет дискуссия, достаточно взаимного признания и согласия на подчинение некому «центру воли». Каков национальный аналог этого «центра интеграции», пока не знаю. Но он, разумеется, не тождествен «национальному лидеру». Это вообще не может быть один человек. Может быть, это вообще не человек, а та самая национальная идея, которую мы так давно ищем.
