Вот так. Получается, что Бандера сознательно посылал людей на смерть. Хотя известно, что любое покушение можно спланировать так, чтобы непосредственный исполнитель не пострадал. Примеры? Их множество и, возможно, нет смысла приводить, можно только вспомнить покушение на того же Коновальца агента НКВД, который остался жив. Что касается Бандеры, то нужно еще сказать, что сам он, видимо, не рассчитывал попадаться в руки полиции. И уж наверняка, если бы не арест, он бы и не подумал признаваться. Недостаток мужества? Конечно, нет. И Гордасевич абсолютно права. Вообще-то, все эти размышления ничего не стоили бы, если бы никто о них не вспоминал. Ну а уж коли затронули, то, сами того не желая, выставили С. Бандеру в откровенно неприглядном виде. Негоже символу нации вести себя неблагородно. В данном случае А. Желябов, кстати тоже украинец, достоин большего уважения.
Следствие тянулось долго, и, возможно, подозреваемых не удалось бы поставить перед судом, но в руки полиции попали около двух тысяч документов ОУН — так называемый «архив Сеника». Дело с этим архивом весьма загадочно и требует более пристального рассмотрения.
Как известно, полковник Евгений Коновалец, один из основателей и председатель УВО, а потом ОУН, после поражения освободительной борьбы 1917–1920 годов сначала жил в Польше, потом выехал в Швейцарию, извечный приют политических эмигрантов.[11] В 1935 году по настоянию польского правительства власти Швейцарии принимают постановление о депортации Коновальца, который к тому времени имел литовское гражданство, но едва ли правительство Литвы обрадовалось бы его приезду, да и близость Советского Союза создавала опасность (уже было известно о попытках покушения на проводника ОУН). К тому же руководить работой организации из Швейцарии было весьма неудобно. И руководство ОУН принимает решение о переезде своего Главного проводника в Италию. С тех пор Е. Коновалец проживает преимущественно в Италии, время от времени выезжая в Голландию и Францию (о чем вспоминает в своих мемуарах Павел Судоплатов). Но главная штаб-квартира Провода ОУН была в Праге. Там под контролем Ярослава Барановского и Емельяна Сеника находился весь архив.
В один прекрасный (или не очень прекрасный) момент чешская полиция решает подвергнуть обыску помещение, где располагалась штаб-квартира и хранился архив. Она конфискует его, а затем фотокопии архива попадают в руки польской полиции. Как правило, советские исследователи об этом архиве не вспоминают. Возможно, это делалось для того, чтобы бросить тень на участников процесса, которые, якобы испугавшись, запутались в своих показаниях и «закладывали» друг друга. «После раздела ОУН на так называемых «бандеровцев» и «мельниковцев» первые обвиняли Барановского и Сеника в том, что те были агентами поляков. Некоторые основания для этого у них были. Но рассказ о неприглядной роли бывших хранителей архива будет чуть позже, а пока еще несколько слов об этом архиве и о Сенике.
Мельниковцы впоследствии защищались от обвинений, выдвигая тот аргумент, что Сеник сам был арестован и просидел около трех месяцев в тюрьме. Вот только непонятно, почему об изъятии архива не были сразу предупреждены все, кому это могло угрожать, и почему не были приняты меры по предупреждению возможных провалов? Кто знает, может, надеялись, что чешские органы не будут контактировать с польскими? Как показало время, подобное поведение было более чем наивно и небезопасно. В данном случае вполне уместно будет вспомнить, что именно президент Чехословакии Бенеш несколькими годами позже передал Сталину документы, которые якобы свидетельствовали о предательских связях маршала Тухачевского и других высших командиров Красной Армии с военными кругами Германии, после чего было арестовано и расстреляно почти сорок тысяч высших и средних командиров Красной Армии.
Так или иначе, но документы из «архива Сеника» позволили польской полиции составить не только обвинение для суда, но и дали возможность установить большое количество членов и руководителей ОУН.
Следствие тянулось. И подследственным, как это обычно и бывает, пришлось испытать многое. Полтора года допросов, физических пыток и истязаний, моральные искушения и шантаж — вынести все это более чем нелегко. Прибавьте к этому ситуацию, когда предъявляют протокол, содержание которого свидетельствует, что твой товарищ уже во всем сознался, соответственно следствию все известно и твое запирательство, как и возражения, не имеет никакого смысла. Не все вынесли такие провокации. Малюца, Подгайный, Качмарский, Мигаль дали свидетельства, которые требовал суд, хотя потом, выяснив, как их одурачили, отказались от показаний. Бандеру содержали в одиночной камере, закованным в кандалы. Но и в этих условиях он искал возможность связаться с друзьями, поддержать их, пробовал выяснить причины провала. Во время еды ему расковывали руки, и он успевал за это время писать на дне тарелки записки друзьям.
Но вот наконец 18 ноября 1935 года в здании окружного суда на улице Медовой в Варшаве начался суд. Предварительный обвинительный акт состоял из ста двух машинописных страниц.
Уже с первого дня Степан Бандера отказался отвечать на польском языке, мотивируя это тем, что суд обязан признавать право украинского языка на существование и уважать волю подсудимого. Это мужественное выступление подхватили его товарищи по несчастью и до самого конца процесса обвиняемые говорили только на украинском языке, и не только подсудимые, но и некоторые свидетели поддержали обвиняемых. Когда, например, в зал суда ввели украинскую студентку Веру Свенцицкую, дочку директора национального музея во Львове, то она приветствовала подсудимых словами «Слава Украине!». Суд, понятно, не мог с этим смириться и постановил в дальнейшем наказывать всех, кто решится на такие слова, штрафом в двести злотых или десятью днями тюрьмы. Однако это не могло остановить патриотов. Более того, в дальнейшем каждое заседание суда открывалось этим приветствием. Бандера и его друзья превратили зал процесса в трибуну пропаганды идей ОУН.
Процесс длился почти два месяца и широко освещался не только польской, но и мировой печатью. Мир заговорил о молодых украинских националистах, и даже польская пресса начала выказывать им свои симпатии. Вот что писали польские газеты тех дней.
Журналист Ксаверий Грушинский, газета «Литературные ведомости»: «Процесс украинских террористов постепенно меняет свое лицо, и вместо угрюмо выглядящих типов мы видим двух девушек и нескольких юношей, молодых, даже очень молодых, которые смотрят нам в глаза смело и ясно. Эти люди убили, желая послужить делу своего народа. Это не мальчики, у которых не было денег на кино и водку. Это юноша, в душе которого укоренилось презрение к польской «вышести» и требование права на национальное имя. Необходимо привлечь к ответственности и равнодушных, и тех, кто не разглядел проблемы, и всех других лжецов; тех, кто наследовал традициям Вишневецкого и Стемпковского». «Исподлобья», как писала газета, не смотрит ни Гнаткивская, ни Лебедь, ни тот 26-летний проводник революционной экзекутивы и ее трибунала, сумасшедший студент Политехники Бандера, которого, если верить на слово, искали по четырем псевдонимам некоего боевика. Кто смотрит? И на это польские газеты дали ответ.
«Просто с моста»: «Мы, польские народовцы,[12] обязаны как можно громче говорить о том, что украинский народ есть, что он живет и борется за свое право на жизнь. Именно мы должны понять и оценить героические усилия украинского народа, который уже много сотен лет не имеет своего государства, который русифицируют, полонизируют, разрывают, а он до сих пор существует».
«Полония» (польское католическое издание): «Особенно на таких процессах, как этот, судьи должны помнить, что они судят человека, который, хоть и совершил тяжелейшее преступление, но заслуживает уважения, ибо он растоптал законы в борьбе за идею».
Анонимный журналист «Газеты польской» дал не только список всех подсудимых, но и описание их внешности. Вот что он написал о Бандере: «Вида довольно невзрачного: низкого роста, щуплый, выглядит на 20–22 года. Когда смотришь на него, глаза выхватывают главное — выдвинутый подбородок. Острые черты лица придают ему неприятный вид. Это впечатление усиливают цепкие, немного скошенные глаза, сжатые, узкие, неровные зубы. Он разговаривает со своим адвокатом с бодрой жестикуляцией».
Остается еще привести слова польского прокурора, который сказал, что поведение подсудимых напоминает ему, как в 1863 году, после подавления очередного польского восстания, высший русский чиновник спросил графа Велепольского, что могла бы сделать Россия, дабы поляки удовлетворились. На что граф ответил одним словом: «Отойдите».
Далее. На одном из судебных заседаний прокурор попытался принизить значение ОУН замечанием, что их боевая деятельность является террором и противоречит основам христианской морали. На это заявление последовал немедленный ответ Бандеры: «Ответственным морально за все это является только польское правительство и польский народ, которые, растоптав Божьи и человеческие законы, поработили украинский народ и создали положение, при котором украинский народ вынужден в целях самозащиты убивать палачей и предателей».
