Имеет смысл объяснить современному читателю, что староста в межвоенной Польше совсем не то, чем был староста в царской России. Польского старосту можно сравнить с объединенным в одном лице секретарем райкома и председателем райисполкома в СССР, то есть он обладал огромной полнотой власти.
Необходимо еще раз подчеркнуть, что сила украинских подпольщиков-революционеров во многом была продемонстрирована благодаря харизме и талантам Степана Андреевича Бандеры, мало кому известного в те годы молодого студента.
Непосредственным ответом на пацификацию стала детальная разработка покушения на министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого, главного реализатора польской оккупационной политики в Западной Украине, погромщика украинской национальной жизни, ликвидатора украинских школ, культурно-просветительных организаций, хозяйственных, кооперативных, спортивных обществ и кружков, вдохновителя колонизации украинских земель поляками, организатора полицейских издевательств и пыток над украинскими политическими заключенными, судебных процессов и виселиц для украинских революционеров. Он же руководил подобными «пацификационными» операциями на Полесье и Волыни в 1932 году, был автором плана «уничтожения Руси».
Постановление об убийстве Перацкого было принято на специальной конференции ОУН еще в апреле 1933 года в Берлине, в которой принимали участие от Провода украинских националистов Андрей Мельник и другие, а от КЭ ОУН — тогда еще исполняющий обязанности краевого проводника Степан Бандера.
Во многом решение об устранении Перацкого было принято и под давлением нацистских кругов. С приходом к власти в Германии Гитлера в январе 1934 года берлинская штаб-квартира ОУН на правах особого отдела была зачислена в штаб гестапо. В предместье Берлина — Вильгельмсдорфе — на средства немецкой разведки были также построены казармы, где готовили боевиков ОУН и их офицеров. Что касается Перацкого, то примерно в это же время он выступил с резким осуждением планов Германии по захвату Данцига, который, по условиям Версальского мира, был объявлен «вольным городом» под управлением Лиги Наций. Сам Гитлер дал указание Рихарду Ярому, агенту германской разведки, курировавшему ОУН, устранить Перацкого.
План покушения разработал Роман Шухевич, приводил его в действие Николай Лебедь (Марко), общее руководство осуществлял Степан Бандера (Баба, Лис). Однако в последний момент непосредственное проведение операции было возложено на другого оуновца — Григория Мацейко (Гонта). Результат известен — варшавский процесс. Но…
Но если верить историкам, 14 июня 1934 года в двух разных городах состоялись два как будто совсем не связанные между собою события, ниточки от которых, тем не менее, ведут к одному клубку. Необходимо подчеркнуть: если верить историкам, поскольку нередко происходит так, что даже один историк в разных своих трудах об одном и том же событии пишет по-разному. Например, Петр Мирчук говорит, что Степана Бандеру вместе с Богданом Подгайным арестовали 14 июня 1934 года. Но в одном месте он утверждает, что это состоялось в Академическом доме во Львове, не указывая причин ареста, а в другом своем труде пишет, что это произошло на польско-чехословацкой границе близ Тешина, где их заподозрили в нелегальном переходе границы. По Мирчуку, в тот же день в Кракове польская полиция произвела обыск в квартире Николая Климишина, подозревая, что он занимается пересылкой нелегальных изданий ОУН, и якобы неожиданно обнаружила лабораторию по изготовлению взрывных веществ и снаряжения для них.
Но как бы то ни было, покушение состоялось 16 июня 1934 года: при входе в кафе в Варшаве выстрелом из револьвера министр внутренних дел Польши был убит. Убийца, молодой высокий мужчина в зеленом плаще, убежал, бросив плащ в подъезде одного из домов. Вдобавок он потерял завернутый в газету сверток. Когда сверток с осторожностью развернули, в нем оказалась самодельная бомба. Как стало известно в ходе следствия, убийство было спланировано так, что тот, кто его выполнял, то есть Григорий Мацейко, тоже должен был погибнуть. Его задачей было подойти как можно ближе к Перацкому и подорвать бомбу, которая должна была убить их обоих. Но самодельная бомба не сработала, и тогда боевик использовал револьвер. Вот от этой-то бомбы в Варшаве и протянулась ниточка к квартире Климишина в Кракове. Обнаружилась даже бляха, от которой был отрезан кусок для изготовления корпуса бомбы. Убийцу задержать не удалось, однако в результате оперативно-розыскных мероприятий польская полиция арестовала двенадцать участников покушения. Непосредственный исполнитель Григорий Мацейко с помощью ОУН ушел за кордон.
Немного иначе преподносит события того времени еще один исследователь истории украинского национализма, Поликарп Шафета. Он полагает, что интерес полиции к личности Николая Климишина возник за несколько месяцев до убийства. По его мнению, Климишина поймал контролер в поезде с фальшивым льготным билетом. И якобы с того времени полиция начала следить за ним и удостоверилась в подозрительном поведении, а также в не менее подозрительных контактах. Соответственно после убийства Перацкого по всей Польше был отдан приказ о проверке всех подозрительных лиц. В результате полиция пришла к Климишину с обыском и обнаружила ту самую тайную лабораторию. В правдивость этой версии можно было бы поверить, если бы не еще одно но… Подобная интерпретация более чем идентична другой ситуации, случаю, который произошел через много лет. Имеется в виду случай со студентом Богданом Сташинским, который ехал во Львов без билета. К чему он привел, будет рассказано дальше. Весьма вероятно, что все спецслужбы во все времена используют одинаковые приемы.
14 июня, за два дня до убийства, польская полиция арестовала Бандеру вместе с его товарищем, инженером Богданом Подгайным (Быком), вторым (после Шухевича) боевым референтом КЭ ОУН, когда они пытались пересечь чешско-польскую границу. Полиция зафиксировала контакты Бандеры и Подгайного с Климишиным в Кракове. Было арестовано еще несколько членов организации, которые имели отношение к убийству министра, в том числе Лебедь и его невеста, будущая жена, Дария Гнаткивская.
Как уже говорилось, это был не первый арест Бандеры. Кроме тех, о которых рассказывалось, он арестовывался польской полицией в связи с различными акциями УВО и ОУН, например, в конце 1928 года в Калуше и в Станиславе за организацию в Калуше ноябрьских манифестаций в честь 10-летия создания Западно-Украинской Народной Республики в 1918 году. В начале 1932 года Бандера был задержан при нелегальном переходе польско-чешской границы и просидел три месяца в следственной тюрьме в связи с покушением на польского комиссара Чеховского и т. д.
Итак, было арестовано двенадцать участников покушения (точнее, десять, так как Бандера и Подгайный уже были арестованы).
Таким образом, перед следствием предстали:
1. Степан Бандера, 26 лет, студент Львовской Политехники.
2. Николай Лебедь, 25 лет, учащийся гимназии.
3. Дария Гнаткивская, 23 года, учащаяся гимназии.
4. Ярослав Карпинец, 30 лет, студент Краковского университета.
5. Николай Климишин, 26 лет, студент Краковского университета.
6. Богдан Подгайный, 31 год, инженер.
7. Иван Малюца, 25 лет, студент Львовской Политехники.
8. Яков Черный, 28 лет, студент Люблинского университета.
9. Евгений Качмарский, 25 лет, незаконченное гимназическое образование.
10. Роман Мигаль, 24 года, студент Львовского университета.
11. Екатерина Зарицкая, 21 год, студентка Львовской Политехники.
12. Ярослав Рак, 27 лет, юрист.
В деле по убийству Перацкого некоторые исследователи усматривают аналогию с известным покушением народовольцев на Александра И. По их мнению, Николай Климишин с его самодельными бомбами напоминает Николая Кибальчича. Соответственно напрашивается параллель между арестами Андрея Желябова и Степана Бандеры фактически накануне покушения. У обоих как будто было стопроцентное алиби — они никак не могли принимать участие в убийстве. Как известно, Андрей Желябов, узнав об аресте своих товарищей, сам сознался в своем участии и добился, чтобы его судили вместе с непосредственными участниками покушения, и был повешен вместе с ними.
Но возникает вопрос: а поступил бы так Степан Бандера? И судя по тому, как разворачивались дальнейшие события, отрицательный ответ напрашивается сам собой. Но такое его поведение может объясняться по-разному. Так, например, Г. Гордасевич не считает, что Бандера боялся ответственности. Ведь, по ее мнению, когда дело дошло до суда, он держался вполне мужественно и спокойно выслушал смертный приговор. Она ставит ряд вопросов, на которые сама же и отвечает. «Было ли это мужество показным? Кто мог бы ответить с полнейшей уверенностью? Только тот, кто это пережил, то есть сам Бандера. Но он уже не скажет. Почему же он не поступил так, как в свое время Желябов? Дело в том, что между положением Желябова и Бандеры была большая разница. Желябов возглавлял небольшой круг заговорщиков, которые ставили своей целью убийство царя. Убили, ожидаемого всенародного восстания не вышло — и их дальнейшая деятельность потеряла всякий смысл, оставалось только героически умереть. Степан Бандера же возглавлял большую организацию (по некоторым данным, к началу Второй мировой войны количество членов ОУН достигло 20 тысяч), которая ставила своей целью построение независимого государства, так что убийство Перацкого было лишь одним небольшим эпизодом в этой борьбе и подставлять свою голову проводнику в таком эпизоде было бы совсем неразумно, даже если при этом погибнут друзья».
