И этотъ человѣкъ, не имѣвшій никакой школы, никакой системы, не создавшій ни одной новой мысли, даже не принявшій ни одной новой мысли, не оставившій ни одного оригинальнаго произведенія — этотъ человѣкъ считается единственнымъ американскимъ философомъ! Въ энциклопедическихъ словаряхъ о немъ говорится слѣдующее: «Эмерсонъ, Р. В., сѣверо-американскій поэтъ и философъ. Произведенія Representative men».
Почему же имя Эмерсона вообще связано съ понятіемъ о мышленіи?
Во-первыхъ, потому, что онъ единственный представитель философіи въ обширной Американской странѣ, во-вторыхъ, потому, что онъ дѣйствительно обладаетъ способностями заинтересовывать публику: онъ пишетъ въ высшей степени литературно. У него счастливая способность эссеиста, и онъ съ тактомъ примѣняетъ ее. Онъ можетъ писать прекрасные парадоксы красивымъ и подходящимъ къ темѣ философскимъ языкомъ; онъ мастеръ составлять отполированныя сентенціи, заниматься мозаичной работой. Въ скучные моменты онъ вдругъ поражаетъ насъ фразой, которая развѣвается какъ шелковое знамя по вѣтру; онъ заставляетъ насъ внимательно слѣдить за его изящными противорѣчіями и удивляться его смѣлымъ предположеніямъ; онъ не смигнувъ, заводитъ въ лабиринтъ наше логическое мышленіе.
Но онъ не мыслитель. Въ немъ слишкомъ много легкомыслія и женственности. Въ одной статьѣ Эмерсонъ самъ признается въ этомъ, говоря: «мнѣ доставляетъ удовольствіе говорить то, что я думаю. Но если меня кто-нибудь спроситъ, почему я рѣшаюсь такъ говорить, или почему я вообще такъ говорю, то я почувствую себя самымъ безпомощнымъ смертнымъ».
Для философіи, относительную оригинальность которой Эмерсонъ такъ сильно оттѣняетъ, тамъ слишкомъ мало доказательствъ и основаній.
Что же представляетъ собою Эмерсоновская философія?
«Философія — это отчетъ, который человѣческій разумъ отдаетъ себѣ объ устройствѣ міра. Въ ея основаніи могутъ лежать два главныхъ факта: во-первыхъ, единство или тожество, во-вторыхъ многообразіе или различность» (Representative men, стр. 27).
Прекрасно! Философія представляетъ собой съ одной стороны одно, а съ другой стороны нѣчто совершенно противоположное.
Почему бы и нѣтъ? Мы привыкли ко всякимъ заявленіямъ со стороны философовъ.
«Мы приводимъ всѣ всегда къ единому и улавливаемъ такимъ образомъ проникающій ихъ законъ; мы замѣчаемъ ихъ наружное различіе и внутреннюю тожественность», продолжаетъ онъ нѣсколько научно-туманнымъ тономъ. «Но всякій умственный актъ, воспріятіе тожества или единства, — познаетъ также различіе вещей. Невозможно говорить или мыслить, не охватывая этихъ двухъ понятій. Человѣческая мысль хочетъ найти одну причину для многихъ дѣйствій… фундаментальное единство».
Неожиданно Эмерсонъ цитируетъ изъ Ведъ.
«Внутри солнца — свѣтъ, внутри свѣта — истина, внутри истины — вѣчное бытіе».
Для мыслителя унитарія нѣтъ ничего болѣе ненавистнаго, какъ притти къ результату, не найдя связи. Онъ исписываетъ полстраницы in octavo, чтобы изложить тайну вѣчнаго бытія.
Онъ исходитъ точно изъ данной точки, говоря, что онъ вполнѣ увѣренъ въ существованіи Бога. Интересно было бы спроситъ, есть ли у него письменное доказательство?
Затѣмъ, на 3 1/2 строчкахъ, онъ развиваетъ мысль, до какой степени противорѣчивы въ философіи два преобладающихъ начала — позитивный и субъективный или, по его болѣе близкому опредѣленію: актъ, міръ, причина и Богъ. «Тенденція перваго кардинальнаго понятія есть уклоненіе отъ организаціи (!), это чистое знаніе; цѣль же другого заключается въ высшей инструментальности или умѣніи пользоваться средствами».
Послѣ этого опредѣленія, которое кажется мнѣ нѣсколько слишкомъ разсудочнымъ, Эмерсонъ вдругъ бросаетъ одну изъ своихъ ясныхъ и краткихъ фразъ, которая сразу открываетъ въ немъ унитарія и показываетъ намъ, какое положеніе онъ занимаетъ между мышленіемъ и вѣрой.
«Всякій мыслитель темпераментомъ или привычкой примыкаетъ къ тѣмъ или другимъ богамъ нашихъ чувствъ. Его религія влечетъ его къ единству, его разумъ или его чувства — къ многообразію. Слишкомъ быстрый переходъ къ единству и слишкомъ сильное служеніе многообразію являются двойною опасностью спекуляціи». Человѣкъ паритъ между небомъ и землей и такъ хорошо себя чувствуетъ, что восклицаетъ, — нѣтъ никакой опасности парить между небомъ и землей! Пойдите сами и попробуйте!
Что же, однако, представляетъ собою философія Эмероона? Эмерсоновская философія это Платонъ. Платонъ для него — наивысшій историческій мыслитель.
«Платонъ — это философія, философія — это Платонъ! „Будь не самимъ собой, а будь платонистомть“. „Слава Платона зиждется не на силлогизмѣ или мастерскихъ образахъ сократовскихъ разсужденій и не на какомъ-нибудь тезисѣ, напримѣръ, на безсмертіи души. Онъ болѣе чѣмъ ученый, геометръ или пророкъ съ особой миссіей, онъ представляетъ собой привилегію интеллекта, или, иначе говоря, способность возводитъ каждый фактъ въ послѣдовательномъ порядкѣ отъ одной ступени къ другой и такимъ образомъ раскрывать въ каждомъ фактѣ зародышъ распространенія и послѣдовательнаго роста. Платонъ неизмѣнно идетъ по своему пути, не имѣющему конца, но бѣгущему безпрерывно вокругъ всей вселенной“.
Между „фактами“, которые Платонъ возвелъ въ послѣдовательныя ступени, Эмерсонъ указываетъ на его ученіе о безсмертіи души и прибавляетъ: „То, что исходитъ отъ Бога къ намъ, снова возвращается къ Богу“. Онъ любитъ Платона за то, что тотъ постоянно думаетъ о Богѣ. „Человѣческая душа, это отдѣлившійся отъ бога божественный элементъ; тѣло не можетъ учить мудрости, это можетъ дѣлать одинъ только Богъ“.
Онъ восхваляетъ Платона за то, что онъ уже въ древнія времена нашелъ, что поэзія, пророчества и глубокое проникновеніе мыслью въ глубь вещей исходятъ изъ мудрости, стоящей внѣ человѣческой власти».
Наконецъ, онъ преклоняется передъ Платономъ за то, что самъ больше всего любитъ и цѣнитъ, что онъ величайшій служитель Бога. «Платонъ находится между истиной и мышленіемъ каждаго человѣка. Онъ проникъ въ тѣ міры, въ которые не можетъ проникнуть человѣкъ во плоти; онъ видѣлъ муки душъ, слышалъ приговоръ Судьи»…..
«Я поразился необычайной современностью его духа и формы. Здѣсь виденъ зародышъ той Европы, которую мы хорошо знаемъ, вся длинная исторія ея искусствъ и войнъ; всѣ характерныя черты ея уже выражены въ мысляхъ Платона; до него никто ихъ не выражалъ. Съ тѣхъ поръ Европа распалась на сотни историческихъ областей, но это не прибавило ни одного новаго элемента къ исторіи Европы, созданной Платономъ».
Платонъ представляетъ собою Европу, философію, почти литературу…
«Мы находимъ въ Платонѣ доказательство всѣхъ противоположныхъ воззрѣній по всякому великому вопросу».
Вышеупомянутыя цитаты ярко характеризуютъ удивительную способность Эмерсона говорить о вещахъ, вслѣдствіе чего на нихъ слѣдуетъ обратить особенное вниманіе, за исключеніемъ, впрочемъ, цитаты. «Платонъ представляетъ собой Европу, философію и литературу», которая не представляетъ собою никакой важности; она, въ сущности, не болѣе какъ американское преувеличеніе и есть только доказательство хорошаго американскаго стиля. Но логическое содержаніе другихъ цитатъ заслуживаетъ подробнаго разсмотрѣнія.
Эмерсонъ приходитъ въ восхищеніе отъ Платона, какъ отъ безошибочнаго мыслителя. Онъ сумѣлъ оцѣнить всю Европу, которая не пріобрѣла ли одного новаго элемента, не предвидѣннаго философомъ. Такъ какъ Платонъ находится «между истиной и мышленіемъ каждаго человѣка», то всякій долженъ пройти мимо или черезъ самого Платона для достиженія истины. «Мы находимъ въ немъ доказательства всѣхъ противоположныхъ воззрѣній по всякому великому вопросу» — доказательства за и противъ!
Несмотря на то, что Платонъ обладалъ такимъ даромъ разсужденія, это все же не сократовскіе мастерскіе образцы. «Но все-таки Платонъ гораздо выше Сократа и всемірныхъ „геометровъ“, онъ представитель привилегіи интеллекта!
Далѣе въ своемъ трактатѣ о Шекспирѣ онъ совершенно правильно замѣчаетъ, что всякая оригинальность относительна „и что каждый мыслитель оглядывается назадъ“. Онъ говоритъ, что „великіе люди лучше узнаются по своему всеобъемлющему духу, чѣмъ до оригинальности“. „Нетрудно замѣтить, что все лучшее, написанное или созданное геніемъ, явилось плодомъ трудовъ не одного человѣка, а тысячи людей“, и въ подтвержденіе своей мысли онъ приводитъ Библію. Въ своей же главѣ о Платонѣ, которая составляетъ одну изъ семи главъ его главнаго философскаго сочиненія, Эмерсонъ говоритъ діаметрально противоположное. „Платонъ это философія, и философія — это Платонъ“. „Онъ проникъ въ міры, въ которые не можетъ проникнуть человѣкъ во плоти“. Въ своихъ твореніяхъ „Платонъ показываетъ зародышъ той Европы, которую мы такъ хорошо знаемъ. Ея длинная исторія искусствъ и войнъ, всѣ ея характерныя черты уже выражены Платономъ, — до него никто не выражалъ ихъ“.
