Поэзия
Галина Таланова. Сквозь снега, наметённые в вёснах: Стихи. – М.: РИПОЛ классик, 2015. – 400 с.
Галина Таланова – прозаик, поэт из Нижнего Новгорода. Автор семи книг стихов.
Книга Талановой продолжает традиционную линию русской поэзии со свойственной ей утончённой внутренней драматургией жизни, страстным выражением чувств и в то же время попытками философского осмысления бытия. Сквозной мотив книги – потеря любви, погружение в быт, в обыденную повседневность. И вместе с тем лирическая героиня упрямо ожидает чуда, хотя, казалось бы, нет для этого никаких предпосылок, а есть только вера и умение ощутить красоту даже в самом неприметном дне и неинтересном на первый взгляд человеке.
Как затянулась эта полоса,
Где в цвет асфальта крашены все сутки,
Где испарилась вера в чудеса,
Где горечь проступает в каждой шутке.
<...>
Прилипли крылья к сгорбленной спине.
Скачу по кочкам я в болоте быта.
И с высоты не падаю во сне,
А плачу у разбитого корыта.
Проза
Светлана Нестерова. Печали и радости. – Улан-Удэ, 2015. – 219 с. – 500 экз.
Светлана Нестерова – автор более 20 книг разных жанров (сказки, стихи, рассказы, очерки), заслуженный работник культуры Республики Бурятия, лауреат нескольких литературных премий. Книга «Печали и радости» – сборник небольших прозаических произведений. Открывает его цикл лирических миниатюр, название которого – «Я люблю жизнь» – декларирует авторское отношение к жизни, часто непростой и даже жестокой, но способной подарить человеку подлинное счастье. Основной корпус книги составляют рассказы о жизни наших современников, так называемая городская проза. Реалии городской жизни усиливают в рассказах Нестеровой иллюзию достоверности, создают ощущение подлинности факта судьбы того или иного героя. Основная же тема, волнующая автора, – это тема женской судьбы, которая и есть «главная тайна».
Если в стихотворениях Светлана Нестерова открыто признаётся в любви к своей второй родине, которой стала для неё бурятская земля, то в рассказах это делается косвенно. Однако для читателя привязанность автора к Бурятии и Улан-Удэ очевидна. Судьба России, судьба её провинций – вот то, что по-настоящему тревожит автора: «И я всё размышляю, думаю: там старики обогреться не могут, дров купить, а у нас в Сибири лесовозы день и ночь лес везут в Китай. Грузят вагоны, и беспрестанно лес кругляком идёт. Кто на нём прибыль имеет – не видно, а старикам всё хуже и хуже. Скоро и воду увезут. Леса, тайгу вырубают, значит, и реки усохнут».
Биография
Елена Яковлева. Михаил Пиотровский. – М.: Молодая гвардия, 2015. – 399 [1] с.: ил. – (ЖЗЛ: Биография продолжается...: сер. биогр.; вып. 30). – 3000 экз.
Книга журналиста Елены Яковлевой посвящена Михаилу Пиотровскому, который вот уже третий десяток лет возглавляет Государственный Эрмитаж. Автор неоднократно встречалась со своим героем, делала с ним интервью по наиболее актуальным и проблемным вопросам музейной жизни, рассказывала в своих материалах о повседневной жизни одного из величайших музеев мира.
Музейным менеджером учёный-арабист, доктор исторических наук Михаил Пиотровский стал неслучайно. Эрмитаж для него – не просто место службы, а знакомый с детства особый мир, если и не отчий дом, то уж точно семейное дело: он родился в семье археологов-востоковедов, его отец, Борис Борисович, долгие годы был директором Эрмитажа.
Размашистая критика
Книжный ряд / Библиосфера / Объектив
Казначеев Сергей
Теги: Кирилл Анкудинов , Ребёнок в лесу
Кирилл Анкудинов. Ребёнок в лесу: Статьи и эссе. – Майкоп: ОАО «Полиграф-Юг», 2015. – 276 с. – 500 экз.
Адыгейский критик Кирилл Анкудинов известен далеко за пределами своей республики: его статьи и эссе регулярно появляются на страницах столичной прессы, а также на сетевых порталах. В настоящем издании разрозненные материалы собраны под одной, как говорится, крышей. Исследовательские и творческие усилия нескольких десятилетий. Впрочем, это не первая книга автора: ранее выходили его стихотворные сборники и совместный с В. Бараковым труд «Юрий Кузнецов».
Эссе «Напролом», посвящённое творчеству Ю. Кузнецова, открывает и эту книгу. Размышления о поэзии мастера начинаются с пассажа, который сразу же заставляет призадуматься: «У Юрия Кузнецова очень странно складывается репутация. Так сказать, она никак не складывается». Хочется задать вопрос: как же так она не складывается? У поэта десятки, если не сотни тысяч ценителей; его книги не залёживаются на прилавках; недавно прошла десятая (!) конференция, посвящённая его личности и творчеству. В ходе этих обсуждений прозвучало множество выступлений, трактующих могучую фигуру. Опубликовано внушительное количество исследований. Можно согласиться, что поначалу отношение к Кузнецову шокировало некоторых читателей, а пуще – собратьев по перу, но сегодня его авторитет непререкаем. А то, что он нравится не всем, вполне нормально: он же не червонец. А кто вообще всем нравится?
Чем же объяснить это парадоксальное высказывание? Да дело в том, что сам К. Акундинов – человек неординарный, своеобычный, из ряда вон выходящий. Его авторскому мышлению присущи самостоятельность, стремление не считаться со сложившимися представлениями и авторитетами, размашистость. Это может удивлять, раздражать, тревожить, но не может не привлекать внимания.
Размашистость авторского стиля Кирилла Анкудинова проявляется уже в широте его исследовательских интересов. От Юрия Кузнецова и Вадима Кожинова он может перейти (и переходит!) к Василию Аксёнову и Иосифу Бродскому; поговорив о Борисе Рыжем, он заводит речь о Сергее Соколкине; целый раздел (II) он посвящает обсуждению общих проблем литературы, попутно декларируя свой собственный манифест; наряду с известными, раскрученными именами вроде Владимира Маканина в книге присутствуют персоналии, пока ещё мало что говорящие широкому читателю: Александр Адельфинский, Светлана Заволокина, Алексей Корецкий, Александр Серебряков... Перечисление довольно неполное.
О чём свидетельствует широкий диапазон критика? О его всеядности? Не думаю. На мой взгляд, эта широта идёт от внутренней свободы Анкудинова: он даёт нам недвусмысленный знак: смотрите, я плюю на все ваши группировки и идеологические расколы, я пишу о том, о чём хочу. Чувство тайной свободы для писателя (а критик, несомненно, писатель) необходимо как кислород.
Он может обратиться к неординарной фигуре Вениамина Блаженного и назвать его именно «блаженным», а может обратиться к личности совсем уж точно не блаженного, а весьма комфортно устроившегося в жизни Дмитрия Быкова и произнести неожиданные для многих из нас слова: «.. . Быков пишет «журналистские стихи» – легкокрылые, многословные, поверхностные и грубоватые. Легкокрылые? Пожалуй, да». Какое слово в ряду определений вызывает максимальное удивление? Правильно: «легкокрылые». Но ведь принципа пиитической диэтики Батюшкова «живи, как пишешь, и пиши, как живёшь» никто ведь не отменял и не опроверг!
Когда посмотришь на биографию, на образ жизни, да и на внешность стихотворца, невольно усомнишься в возможности писать «легкокрыло». Но Анкудинова это нимало не смущает. Впрочем, и стихотворчество Быкова для критика всего лишь трамплин для самовыражения, и вот далее мы читаем: «...не поверю я никогда тому, что у Брюсова, Вячеслава Иванова и Макса Волошина нервы были менее крепки, чем у Глеба Успенского, Николая Успенского или Гаршина – всё вопиет против этого. Позитивисты-некрасовцы-то и были истинными декадентами, неудачниками, слабыми мира сего». Это уже чистый Розанов, это стремление к парадоксализму во что бы то ни стало. Впрочем, если вспомнить, что Н. Успенский спился самым трагическим образом, Гаршин бросился в лестничный проём, а символисты вели довольно респектабельный образ жизни, особого парадокса тут и нет.
Критика, как видим, интересует вопрос раздвоения или «двоения», как он выражается, писателя и его творчества. Ведь размашисто жили и писали многие наши классики и современники.
Важнее другое. Исходя из этого постулата, Кирилл Анкудинов делает вывод, что «журналюга Дмитрий Быков» и есть «самый тонкий из всех нынешних поэтов». Хочется поспорить? Ещё как! И со многими другими оценками и выводами критика так и тянет полемизировать. Но это не вина его, а заслуга: мы вдоволь начитались специалистов, которые провозглашают только незыблемые истины.
