Потом Невзор решил научить их говорить. Он подошёл к Оксане Чиж и велел: "Скажи "а". Оксана Чиж сказала "а", и это так ей понравилось, что она говорила "а" с утра до вечера в течение нескольких дней, и все марсиане вслед за ней тоже повторяли "а". В конце концов они разучили все гласные и дружно, глядя на Алексея Венедиктова, произносили "ы". С согласными было труднее. Они долго разучивали звук "б" и обращались друг к другу на "б".
Потом Невзор решил их подстричь. Все марсианки охотно на это согласились, и были пострижены наголо, и только Алексей Венедиктов заартачился и не стал стричься. Тогда Невзор рассердился и обратился к нему сначала на "б", а потом на "х". Когда обучение марсиан было закончено, к ним прилетела муха, которую Невзор захватил с собою на Марс. Эта муха, которая была американской мечтой, садилась поочерёдно на каждого из марсиан. И после этого все они стали западниками. У мухи родилась дочь, но заболела воспалением лёгких и умерла. Её похоронили в марсианском песке на берегу канала и назвали этот канал её именем. Дочь мухи звали Виолетта.
К этому моменту Леся Рябцева вполне освоилась на Марсе и стала быстро размножаться. Она размножалась так быстро, что скоро заполонила собой весь Марс, и коренным марсианам негде стало жить. Тогда Невзор погрузил их всех на космический корабль, не забыв захватить с собой и муху, и вернулся на землю. Какова же была радость Невзоры, когда она обняла своего Невзора! Как им хорошо было в их маленькой уютной квартирке! Однако в эту квартирку Невзор вынужден был поселить всех привезённых с Марса обитателей, и Невзора сказала мужу, что невозможно прокормить всю эту прорву, и он должен с ними что-нибудь сделать. Тогда Невзор организовал из них радиостанцию "Эхо Москвы". Радиостанция пользовалась огромным успехом благодаря тому, что все дикторы и дикторши оригинально, с марсианским акцентом произносили гласные и согласные звуки. Особенно смешно у них получалось произносить букву "р". Они рассказывали по радио о том, что на Марсе были вынуждены рыть каналы. И тогда их стали считать жертвами сталинского режима и всех приняли в общество "Мемориал". Французский президент в знак сочувствия и сострадания прислал Алексею Венедиктову орден Почётного легиона, на обратной стороне которого было выведено по-французски: "И имя вам — легион". Алексей Венедиктов никогда не видел орденов Почётного легиона. Он подумал, что ему прислали в подарок пряник, и съел его.
Жена-Невзороф и муж-Невзороф вздохнули с облегчением, стали спокойно жить и благоденствовать. Ночами они смотрели в телескоп на Марс и заметили, что Марс утратил свою красную окраску, потому что Леся Рябцева расплодилась в таком количестве, что покрыла собой всю поверхность Марса, и тот стал серым. Муха, побывавшая с Невзорофым на Марсе, прожила вместе с ними ещё несколько лет, а потом скончалась и была похоронена на Арлингтонском кладбище. И теперь мать и дочь мухи, разделённые открытым космосом, покоились каждая в своей могиле.
Наперекор Вселенной
Марина Алексинская
К 20-летию «Театра балета Юрия Григоровича»
Ещё вчера повторяли: "нет пророка в своём Отечестве"… Но вот "Золотой век" открывает в Большом театре парад балетов Юрия Григоровича в честь грядущего 90-летия маэстро. И… как найти слова, чтобы объяснить происходящее в зале? Как передать этот пафос торжественности, чопорности даже, горделивого самолюбования публики перед открытием занавеса и смену эмоций — тот взрыв оваций, как взрыв бомбы, сумасшествий, слёз, свиста, готовности разнести театр в щепки с закрытием занавеса?.. "Слава русскому балету! Слава Григоровичу!" — крики из зала. Ибо очевидно: вот он, пророк в своем Отечестве! Он — есть! Он — Юрий Григорович! Снова и снова стихают и с ураганной силой нарастают аплодисменты. Снова и снова солисты с сияющими улыбками выходят на поклоны. Трансляция "Золотого века" идёт на все страны мира на английском и французском языках. "Гри-го-ро-вич!" — скандирует публика. Её не остановить. Крутит головой вправо и влево, подпрыгивает, как бы пытается заглянуть за кулисы… Возможно, с таким неистовством древние греки взывали к Зевсу, а первые христиане в слепящем столпе света пытались узреть Саваофа… Появится или нет на авансцене театра под дождём из гвоздик "Гри-го-ро-вич"? Главный балетмейстер Большого театра, творец его "золотого века". Мудрец, кому однажды была вверена тайна Русского балета как тайна философского камня, что Русский балет есть "мистерия неземной любви между танцовщиком и танцовщицей", что, вечно повторяясь в присутствии Монаршего двора или Красного, она сдерживает государство Российское от разрушения…
Меня ещё преследует тот шквал оваций. Но поезд "Москва-Новороссийск" стремглав уносит прочь. Из эпицентра — в эрмитаж, тихий сад, уединение. В город Краснодар, где будет чествование "Театра балета Юрия Григоровича". Напрасны попытки забежать на день вперёд, представить впечатление от встречи с Краснодаром, вообразить Театр во всём блеске екатерининских времён, с похожим на жемчужную раковину гротом среди атласных озёр и стаей перламутровых лебедей… когда-то я думала о таком. За окном круженье листьев всех цветов осени, разбросанные огни ночных городов. Как пули — встречные поезда. В ночи они особенно опасны. Срывают сургучные печати с памяти. И всадники Апокалипсиса уже вздымают пыль.
Тогда ещё не говорили о "гибридной войне".
Но она разгоралась. Один из спусковых крючков нажали в Лондоне, и я хорошо запомнила тот день. Эхо через Ла-Манш вдруг принесло сенсацию! "Провал гастролей Большого театра! Всему виной "Ромео и Джульетта" Григоровича!" С лент информационных агентств, с экранов телевизоров, со страниц "влиятельных СМИ" словно свора собак сорвалась. Григоровича ругали за старческий взгляд на хореографию, за академизм, за сюжетность, за такую позорную сценографию, как будто не было "Кошечки" — балета "Сезонов" Дягилева для казино Монте-Карло с конструкциями, затянутыми в целлулоид. Прима Большого театра подготовила к тому времени свой вердикт. "Расстрельный" для 90-х приговор: "Григорович — креатура советской власти", "Сталин-тиран", чья власть — препятствие для перехода Большого театра из "совка" в рынок капитализма. Грязь, разоблачения, оскорбления лились, как из ящика Пандоры…
Меня ещё терзает это время. Метафизика такого странного, такого непонятного процесса отчуждения от собственной судьбы, отпадения от кодов собственной цивилизации. Ладьёй феи Сирени проплывала тогда собственная жизнь, но ты для неё оказывался посторонним. Ссыпались со сводов храма Рождества Пресвятой Богородицы фрески Дионисия, и след кармина просачивался и расползался кракелюрами по окрестным перинам снегов.
Вы настаиваете на деградации? Но я не из тех, кто не уступает место. — И Григорович подал заявление об увольнении из Большого театра. Был 1994 год.
Ещё вчера Большой театр, "храм искусства" или, как его ещё называли, "ворота страны" открывал для глав иностранных государств царскую ложу — ларец из золота и сафьяна, а за кулисами "Лебединого озера" Петипа и Льва Иванова в редакции Юрия Григоровича вершилась большая политика… Сегодня Большой театр не узнать. Шныряют жуликоватые арт-дилеры, искусствоведы и критики всех времён и народов голь и нищету западных трупп конвертируют в "ананасы в шампанском". Театр становится площадкой для вакханалий, чудовищность которых ускользнула даже от кисти Босха. Заморские "звёзды", "живые классики", "киты, на которых держится балет мира на протяжении последней четверти ХХ века", "интеллектуалы-хореографы", кто адаптировал "Жизель" к уродству "пластического и ритмического языка ХХ века", цинично и нагло демонстрируют на сцене эксперименты по изучению физиологии человека, социальных фобий, проблем сексопатологии, психопатических инверсий… Хотя демонизировать весь этот новоизобретённый "балетный" фаст-фуд было бы делом напрасным. Давно уж миновали воды Стикса вариации для нищих на тему и рококо, и не рококо с голым Икаром с крыльями из костылей и приколоченной ко лбу пружиной с мухой, с сидящим в байдарке, как в гробу, католическим священником (сценография "Икара" для Гранд-Опера). Просто всё происходившее тонуло во тьме.
Сверкнула сияньем нездешним в амальгаме зеркал Большого театра галерея образов царицы Анастасии — Наталии Бессмертновой и Ивана Грозного — Юрия Владимирова ("Иван Грозный), Фригии — Екатерины Максимовой и Спартака — Владимира Васильева ("Спартак"), Люськи — Татьяны Голиковой и Яшки — Гедиминаса Таранды ("Золотой век"), принцессы Авроры — Людмилы Семеняки и принца Дезире — Михаила Лавровского и, как бронза патиной, затянулась лёгкой дымкой утопии.
Балеты Григоровича снимали с репертуара Большого театра. Балетами Григоровича пугали под барабанную дробь, как угрозой возвращения в Большой театр "русских деньков"!
