«Курилы перестали быть японскими, но не стали советскими. По совместной декларации 1956 года, ратифицированной обеими сторонами, СССР соглашался на передачу Японии островов после подписания мирного договора. Односторонний отказ СССР от выполнения положений о передаче островов был неправомерен и не мог иметь юридических последствий… Отсюда необходимость и обязательность обсуждения Россией и Японией вопроса о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи. То, что мы сдержанно называем «территориальной проблемой» в российско-японских отношениях, в мире рассматривается как один из региональных конфликтов. Наряду с ситуацией на Корейском полуострове и вопросом Тайваня он оказывает дестабилизирующее воздействие на всю обстановку в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Не подписав из-за пограничной проблемы мирный договор с Японией, мы никак не можем вырваться из конфронтационного прошлого, в то время как в Европе демократические государства-партнеры окончательно перевернули послевоенную страницу мировой истории. Конфликт с Японией осложняет и отношения нашей страны с государствами «большой семерки», тормозит процесс разоружения во всем регионе, ослабляет эффективность наших инициатив в этой сфере. Отсутствие признанной границы представляет потенциальную опасность и для России, и для Японии. То есть проблема политическая может перерасти в конфликт, что, естественно, не в интересах мира. Россия сделала весомую заявку на вступление в клуб цивилизованных государств. Для них действия России в отношении Японии — это, по существу, пробный камень для проверки истинности наших намерений во внешнеполитической сфере. Ясно, что жесткая позиция по территориальному вопросу, унаследованная от тоталитарной системы, сегодня выглядит как рудимент холодной войны и блокирует процесс окончательной нормализации российско-японских отношений».
Публикация произвела большой шум и спровоцировала закрытые парламентские слушания, на которых крайне резко звучали требования кадровых перемен в Министерстве иностранных дел. Большая группа депутатов тогдашнего Верховного Совета обратилась к президенту Ельцину с призывом не допустить передачи островов без всенародного референдума. Ясно, что проводить референдум в той напряженной обстановке было бессмысленно: оппозиция, безусловно, превратила бы его в очередную антипрезидентскую акцию.
У меня сохранились записи двух встреч президента, которые состоялись одна за другой 16 и 17 июля 1992 года в Кремле с группой главных редакторов крупнейших газет и с членами Президентского консультативного совета. И хотя до визита было еще далеко и речь шла о другом, на обеих встречах затрагивалась проблема Южных Курил.
Б. Н. Ельцин (на встрече с главными редакторами):
— …ну есть же в мировой практике какие-то примеры? Это, кстати, и по Курильским островам. Мне предстоит визит в середине сентября. Я уж сам измучился и всех, кто к этому имеет отношение, измучил. Самые умные головы думают. Ну что же мне — сорвать визит, если просто приехать и ничего не сказать, никакого шага ни туда ни сюда. Идти на отдачу этих островов тоже нельзя.
Голос:
— Это невозможно.
Б. Н. Ельцин:
— Нас воспитывали ничего не отдавать.
Голос:
— Ни пяди!
Другой голос:
— Надо в аренду сдать.
Б. А. Куркова:
— Этот вариант придумал Полторанин.
Б. Н. Ельцин:
— У меня вариантов уже восемь. Один из вариантов — сделать международным парком, вернее заповедником. Чтобы никакой промышленности. Туризм. Там прекрасные места. Я был. Просто удивительная природа: лес, море, горячие источники.
М. Н. Полторанин:
— Я предлагал, когда был в Японии: помогайте нам, помогайте экономику поднимать… А они говорят — это ваша российская проблема. Нет, — говорю, это мировая проблема. Нет, — отвечают, — российская! Ну, если российская, тогда мы готовы на двух островах вести захоронение ядерных отходов…
Б. Н. Ельцин:
— Я скажу, интересная позиция у Солженицына. Я когда прилетел с официальным визитом в США, уже поздно вечером, первое мое действие позвонил Солженицыну. Состоялся очень хороший разговор, минут 30–40. По многим проблемам говорили с ним. И вот Курилы. Я, — говорит, — изучил всю историю, начиная с XII века. Не наши это острова. Отдайте. Но — дорого!..Конечно, психологически у нас народ, тем более в этом году, не выдержит.
О. М. Попцов:
— Взрыв будет. Это даст повод.
Б. Н. Ельцин:
— Все-таки надо искать здесь какое-то решение…
И поиск продолжался, хотя уверенности в успешности предстоящего визита не прибавлялось. Накапливались раздражающие факторы: ставшее слишком заметным и навязчивым лоббирование японцами своей позиции, нежелание идти на компромиссы, явная уклончивость ответов, когда Россия поднимала вопрос об экономической помощи. Видимо, ошибкой японской дипломатии было то, что она вовлекла в спор страны «большой семерки». Япония представляла дело так, будто среди крупнейших промышленно развитых стран, к партнерству с которыми стремилась Россия, существует единое мнение, что Россия должна отдать острова Японии. Между тем такого единства не было. Ряд политиков Западной Европы в конфиденциальных разговорах с Б. Н. Ельциным говорили о том, что их даже раздражает чрезмерная настойчивость Японии. В российском обществе, которое, по известным причинам, не было информировано о ряде личных контактов президента, создавалось впечатление, что Россию «взяли в кольцо» и хотят вынудить пойти на односторонние уступки. Вместо того чтобы показать готовность к компромиссу, японские дипломаты усиливали нажим по всем направлениям. Соответственно формировалось и японское общественное мнение. Японские СМИ, действуя словно по канонам советской пропаганды, сформировали бескомпромиссную поддержку требованиям о возвращении островов. Фактически японское правительство стало заложником этой позиции и ему ничего другого не оставалось, как требовать мгновенного решения.
Нужно сказать, что в то время у моих коллег по Службе помощников и у меня в кремлевском кабинете побывало немало японских общественных деятелей, политиков, журналистов. Это была обычная японская практика «политических десантов» — вполне естественное для дипломатии стремление прощупать нюансы российской позиции, которые не всегда можно было уловить из сверхосторожных высказываний сотрудников МИДа. В этой осторожности между тем были и свои негативные стороны. Японские партнеры так и не уловили ни специфики состояния общественного мнения России, ни узости политического коридора, в котором мог маневрировать Б. Н. Ельцин.
Но в высказываниях самих японских дипломатов обращало на себя внимание все то же поразительное единообразие мнений. Создавалось неприятное ощущение, что они представляют не «голос общественности», а озвучивают одну и ту же инструкцию. Я пытался предостеречь японских посетителей от одномерного подхода, но боюсь, что мои усилия пропали даром. В конце концов, мне пришлось прибегнуть к более радикальному средству — к интервью, которое я дал агентству «Интерфакс» и которое получило определенный резонанс. «Известия» так прокомментировали его: «Последним по времени пропагандистским выстрелом, рассчитанным на смягчение японской позиции по спорной территориальной проблеме, стало заявление пресс-секретаря Президента России Вячеслава Костикова. В очередной раз, повышая ставки в преддверии визита Ельцина в Японию, пресс-секретарь предостерегает: «Если Президент России придет к выводу, что у Японии действительно отсутствует необходимое понимание российской действительности, то не исключена возможность того, что позиция Бориса Ельцина станет более жесткой». Предостерегающие заявления делали первый помощник президента В. В. Илюшин и глава Администрации президента Ю. В. Петров, который выезжал в Токио на подготовку визита. Японская сторона не слышала этих намеков и делала вид, что они являются частными мнениями и не отражают позиции президента.
После того как визит уже был отложен, советник посланника посольства Японии в Москве господин Х. Сигэта в переданном в МИД России меморандуме жаловался, что японцам трудно определить границу между тем, что хотел сказать президент, и тем, что пресс-секретарь говорит от своего имени или как журналист. Должен заметить, что мне, действительно, приходилось неоднократно говорить, пользуясь своей «профессиональной крышей» журналиста. Это давало возможность либо прозондировать общественное мнение, либо высказать точку зрения самого президента, нарочито камуфлируя ее под неформальное высказывание пресс-секретаря. Но в столь серьезном вопросе, как подготовка визита в Японию, мне, конечно же, и в голову не пришло бы отклониться от «генеральной линии» президента.
