Но, несмотря на мрачность подачи, Рябинов — самый настоящий балагур, если помнить, что балагурство — не баловство, а особая форма русского смеха. "Балагурство разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму" (Д. Лихачёв). Балагуря, Рябинов вскрывает нелепости, атакует пафосную бессмыслицу. "На мягких лапах" — тот самый аутсайдер-арт, о котором вещал Егор Летов, — неординарное, странное, неконвенциональное искусство. В юродской манере Рябинов выдаёт извечную тему несовершенства мира и сражения "за человека". Летов декларировал естественность этой войны, неизбежность поражения и непобеждённость художника. Но "Кузьма и Виртуозы" лишены сего высокомерного пафоса.
Вот она — благодать:
Розовые очки,
Полные пены слова,
Жирные руки жизни.
Ни дать ни взять —
Ничего нема.
Хоронили вчера меня…
Владимир Бондаренко
18 августа 2016 8 литература поэзия Салон Тимур Зульфикаров Культура
к 80-летию Тимура Зульфикарова
17 августа исполняется 80 лет знаменитому поэту и прозаику, драматургу и сценаристу Тимуру Зульфикарову. А он всё также неутомимо трудится, пишет, пророчествует… Свою дату наш друг Тимур отмечает на родных таджикских землях, Если вообще отмечает. Может быть, всё в том же Зимчуруде, где живет на даче у своих друзей. Как и положено великому Дервишу, он и впрямь человек без возраста, и такой же бездомный, как положено мудрому Дервишу, лишь мечтающему о своем домике в Варзобском ущелье. Подарят ли его своему пророку и поэту власти родной республики? Кто бы как ни относился к Тимуру Зульфикарову лично, факт остается фактом: литераторов такого масштаба и с таким международным признанием у таджикского народа сегодня практически нет… Впрочем, мало таких ярких талантов и в России.
Он — достойный продолжатель династии Тимуридов слова, архаист и новатор, авангардист и консерватор одновременно. Его близкий друг Владимир Личутин, сам кудесник слова, только из русского Поморья, искренне считает, что: "Кровь восточная слилась в Зульфикарове с русскою кровью, смешались языки, миры, причуды, затеи. И всё же жара Востока оборола стылый север: ибо родина бывает одна, и зов её, запечатленный тысячью милых с детства примет, куда сильнее, памятнее, подробнее, хмельнее будущей городской науки. Зульфикаров пишет на русском, но он — таджик, и потому стихи гор куда приметливее, пространнее, сочнее стихов заснеженных новгородских равнин…"
Как и многие мировые открытия поэзии последнего времени, он весь — на изломах своего времени, своего пространства. Тимур Зульфикаров вольно мог существовать и чувствовать себя только в границах Империи, а если её нет, или уже нет, он продолжает хранить и пересотворять империю на страницах своих книг. Лишь имперскому поэту вольно бродить и по мусульманским, и по буддистским, и по христианским просторам, и нигде не быть чужим, везде находить пристанище, везде продолжать свою песнь. Кто её остановит?
В России пока еще живы кудесники древних слов и понятий, среди них — и Тимур Зульфикаров. Движение мысли, движение пера — и мир становится метафорой, преображается, как семя, изнутри пробивающий рстком свою недвижную, косную корку. Всё уходит в мистически хранимую вечность. Значит, жива еще и великая русская литература. Восток Тимура Зульфикарова — это уже понятый и принятый нами, русскими, Восток. Это наша Ойкумена, наша окраина все еще Империи. Её продолжает петь в своих песнях, сказах, мифах и поэмах рожденный в 1936 году в таджикском селении, но выросший в России и на русской литературе дервиш, Ходжа Насреддин нашего времени.
По сути своей он прост, как просты и его песни, которые поёт его очарованная ученица. Только перенесись куда-нибудь вдаль: и по времени, и по пространству, чтобы не мешала нагрянувшая суета, — и погрузись в караван его песнопений. Они всё о том же: о любви, о смерти, об одиночестве творца и о могуществе тирана. Что может молвить муравей, ползущий по пирамиде, да и заметит ли он её?
Зульфикар — скованный из булата священный двойной меч великих правителей Востока. По легенде, первый такой меч был скован еще для Александра Македонского, а потом перешёл к пророку Мухаммеду. Этот меч, существующий сразу в двух мирах, поражает видимых и невидимых врагов, обращен и в прошлое, и в будущее. Вот и Тимур-Ходжа улавливает из древности живые духовные слова, и его стихи-молитвы, стихи-заклинания, стихи-откровения о прошлом звучат в настоящем и уносятся в вечность.
Для меня Тимур Зульфикаров и внешностью своей, и поведением своим, неспешной гибкой походкой, всегда был пришельцем из мира дальних давних древних дремучих странствий. Меня его строчки всегда затягивали, закручивали, хотелось дойти до конца всех его слов — конца, которого не было и быть не могло…
Что держит воедино, что объединяет столь несоединимые понятия Востока и России в поэзии Тимура Зульфикарова? Лишь чувство великой Империи. Он болен им еще с детства, он обречен на свою имперскость. "Поэт — и империя, поэт — и тиран, человек — и Бог. Жизнь — и загробные странствия неприкаянной души — вот главная тема моих поэм".
Поздравляем тебя, наш дорогой друг, с одной из твоих бесконечных дат, твори и дальше свои великие песнопения!
Тимур Зульфикаров
18 августа 2016 7 литература поэзия Культура
новые произведения юбиляра
Азия и Россия
Я вернулся в родную
В колыбельно-бездонную
В бесследно кишащую от многолюдства Азью —
Азию… Азию… Азию…
Но душою живою
Остался в родной в сонной
почти безлюдной бескрайней
Но щедрой целебной всепрощающей вселюбящей
Нежной Руси-матушке…
Руси Святой… России… России-кормилице…
Так верблюд
Дошагав дотянув домахав до хмельного оазиса
Вспоминает в горячке святую нагую пустыню
Пожирая священную воду
с текучим хрустящим песком
И с колючками жгучими нежные финики…
Камнепады и революции
Козы любят прыгать со скалы на скалу…
С камня на камень…
Прыгучие — они часто порождают смертельные камнепады и любуются с вершин гор безопасных, как камни убивают людей…
Вот так и демократы, весело играючи, затевают смертельные камнепады революций…
И сладостно наблюдают с безопасных далёких вершин и стран… как погибают безвинные…
…Ах, весёлые игривые Козы Демократии!
Ах, мохнатые!..
Ах, кровавые!..
Тайна Вселенной
О родные мои древнерусские майские травяные
струящиеся бродяги-холмы-холомы
Где я вспомнил от густеющих трав, как некогда брёл здесь буддийскою коровою нетронутой…
О родные мои древнеперсидские!
памирские! лазоревые!
До звёзд доходящие горы!..
Где я вспомнил, как бродил в небесах,
как летал здесь зороастрийским орлом
иль грифом горбоносым…
О Господь!
О родные земные просторы,
Где я вспомнил, как был — червь загробный
А стал Ангел Божий…
О Господь!.. Повелитель! Творитель Вселенной
Но зачем?.. Почему?.. Для чего?..
Полыхают в ночах неприступные
необъятные Звёзды?
О Господь!
Что за Тайные Письмена из Пылающих Звёзд
В небесах раскидал разбросал распростёр Ты…
Над муравьями… градами…веками… червями…
