Многие домашние задачи можно решать более эффективными и приятными способами в коммунальном пространстве — как в обществах до Нового времени. Нет никакой действительной пользы от того, что каждая семья будет иметь (если сможет себе позволить) собственную няню или домработницу — то есть женщину, нанятую частично или полностью выполнять неоплачиваемую, неофициальную роль жены как служанки. По тому же принципу нет никаких причин (кроме эгоизма и страха) каждой семье иметь собственную стиральную машину, автомобиль, посудомоечную машину, телевизор и так далее. По мере исчезновения человеческих (чаще женских) частных услуг помощи по дому — за исключением чрезвычайно богатых семей — и перехода стран от досовременной экономики к индустриализации и потребительству получают широкое распространение механические решения для дома. Большинство новых механических помощников и услуг, приобретение которых для пользования «индивидуальных» семей — основной догмат веры общества потребления, вполне могут быть общей собственностью групп семей, таким образом сокращая лишний труд, ограничивая соперничество и стяжательство, уменьшая отходы. Демократизация семейных обязанностей — один из необходимых шагов к изменению угнетающих определений ролей жены и мужа, матери и отца. Она же поспособствует разрушению стен, которые современные индустриальные общества возводят между крошечными семьями, губительно угнетая психику их членов.
Современная «нуклеарная семья» — катастрофа и с психологической, и с нравственной точки зрения. Это тюрьма сексуального угнетения, игровое поле морального лицемерия, музей собственничества, завод по производству вины и школа эгоизма. И всё же, несмотря на ужасную цену, которую ее члены платят тревогой и деструктивным грузом затаенных чувств, современная семья может быть источником положительного опыта. В частности, как отмечает Джулиет Митчелл, сегодня в капиталистическом обществе семья зачастую — единственное место, где всё еще разрешено что-то, напоминающее близкие человеческие отношения (в которых есть теплота, доверие, диалог, равенство, верность, спонтанность, сексуальное удовольствие, радость). Неслучайно, что один из слоганов капиталистического общества, общества, которое способствует максимальной изоляции в работе и всех социальных связях, — это святость семьи. (Под семьей подразумевается, хоть этого и не говорят открыто, исключительно патриархальная «нуклеарная» семья.) Семейная жизнь — это пережиток тех самых «человеческих» ценностей, которые индустриальное городское общество разрушает, но всё же в каком-то виде умудряется сохранить.
Чтобы выжить, а точнее, выжать из своих граждан максимальную продуктивность и стремление к потреблению, капитализм (и его кузен — коммунизм по советскому образцу) должен обеспечить ограниченное существование ценностей человеческой близости. Поэтому он награждает эти ценности привилегированным или защищенным статусом института семьи, который не представляет опасности ни в экономическом, ни в политическом смысле. В этом идеологический секрет самой формы современной нуклеарной семьи: единица семьи слишком малочисленна, слишком урезана, слишком ограничена своим жилым пространством (обычно это трех- или четырехкомнатная квартира в городе), чтобы быть жизнеспособной экономической единицей или иметь политическую связь с источниками власти. В начале Нового времени дом потерял свою древнюю роль алтаря и места ритуалов; религиозные функции полностью монополизировали «церкви», в действиях которых члены семьи участвуют как отдельные индивидуумы, вне своего дома. В конце XVIII века семью вынудили передать право образовывать (или не образовывать) своих детей централизованному государству и его «публичным школам», которые дети из каждой семьи по закону обязаны посещать как индивидуумы. Нуклеарная семья, также известная как классическая, — это бесполезная семья, идеальное изобретение городского индустриального общества. Ее функция именно в этом: быть бесполезной, быть убежищем. Лишившись всех экономических, религиозных и образовательных функций, семья существует исключительно как источник эмоциональной теплоты в этом холодном мире.
Возвеличивание семьи — это не просто откровенное лицемерие; оно обнаруживает важное структурное противоречие в идеологии и устройстве капиталистического общества. Идеологическая функция современной семьи — манипулятивная, а точнее, самоманипулятивная. Это не значит, что всё, происходящее в семейной жизни, — полная фикция. В основу нуклеарной семьи заложены искренние ценности. Если бы не эта убогая форма семейной жизни, распространенная сегодня, люди жили бы еще более изолированно друг от друга. Но эта стратегия не сможет работать вечно. Противоречие между ценностями, которые призвана хранить семья, и ценностями, пропагандируемыми массовым индустриальным обществом, в конце концов неразрешимо. Семья всё хуже и хуже справляется с возложенной на нее задачей — задачей, которая оправдывает существование семьи в ее современной форме. Функция семьи как этической кунсткамеры вырождается в индустриальном обществе; даже в ней «человеческие» ценности постепенно тают. Массовое индустриальное общество хранит ценности близости в безопасном месте, в институте по определению аполитичном. Но безопасных мест нет. «Внешний» мир становится настолько едким, что отравляет семью, заражает ее болезнью общества, которое проникает внутрь с хором голосов из телевизора в каждой гостиной.
Клишейный призыв «ликвидировать» семью из-за ее авторитарной природы весьма поверхностен. Грех семьи на протяжении истории был не в авторитаризме, но в том, что авторитет как таковой зиждется на собственничестве. Мужья «владеют» женами; родители «владеют» детьми. (Это только одна из похожих черт между статусом женщины и статусом ребенка. Представители мужского пола по определению взрослые, несут за себя физическую ответственность и по этой причине галантно высаживают с тонущего корабля «сначала женщин и детей». В Испании замужняя женщина не имеет права устроиться на работу, открыть счет в банке, оформить паспорт или подписать контракт без письменного разрешения от мужа — прямо как ребенок. Женщины, как дети, по сути имеют статус несовершеннолетних; они — на попечении своих мужей, так же как дети — на попечении родителей.) Даже современная нуклеарная семья в своей либерализованной форме в Северной Европе и Северной Америке всё еще держится, хотя уже не настолько открыто, на отношении к женщинам и детям как к собственности.
Мишенью должна стать семья, построенная на владении: к людям нельзя относиться как к собственности, к взрослым нельзя относиться как к детям. Однако некоторые разновидности власти имеют право на существование внутри семьи. Вопрос в том, что это за власть, а это зависит от того, в чем ее легитимность. Изменение семьи, необходимое для эмансипации женщин, означает вычеркивание из всех форм внутрисемейных отношений главной легитимной силы, а именно власти мужчины над женщиной. Хотя семья — это та институция, в которой зародилось угнетение женщин, избавление от угнетения не будет означать конец семьи. Как и не исчезнет из несексистской семьи всякая разумная власть. Когда внутреннее устройство семьи больше не будет диктовать иерархия на основе пола, останется некое подобие иерархии на основе возраста. Несексистская семья не будет совершенно неструктурированной, но она будет открытой.
Именно по той причине, что семья — это уникальная институция (единственная институция, которую современное общество настойчиво называет «частной»), реконструкция семьи — весьма деликатный проект, менее поддающийся долгосрочному планированию по сравнению с другими
