— А кому вы это отправляете?
— Один мусульманин из США заказал, — ответил хозяин. — Есть заказы и из Англии. Вообще, по всему миру отправляем.
— А как же вы это высылаете туда из Ирана? Санкции ведь…
— Наш пакистанский друг — гражданин Великобритании, — улыбается студент. — Так что он без труда находит способ и отправить, и получить деньги.
— И за сколько вы продали такой перстень?
— Вот этот, большой, у нас заказали за 1000 долларов.
— А сколько он стоит здесь, в Куме?
— Этот делали под заказ, просто так в ларьке его не купишь. Где-то в 50 долларов вышло производство. А делаем прямо здесь, — хозяин указывает куда-то за ширму. Там местные умельцы и изготовляют чудесные перстни с маржой в две тысячи процентов. В Иране бы такой перстень обошелся куда дешевле. Но есть артефакты, которые раздобыть сложнее — например, как ни странно, портрет главного шиитского святого. Запрещенный имам
— Слушай, а привези мне из Ирана плакат с имамом Хусейном! — попросил меня иранист Максим Алонцев накануне моей очередной поездки в Исламскую республику. — Ну, ты знаешь, они вроде запрещены по исламским канонам, но при этом в стране на каждом шагу.
Действительно, ряд мусульманских авторитетов выступает против того, чтобы изображать людей и животных: это считается попыткой уподобиться Всевышнему в творении. Но когда в Иран в VII веке пришел ислам, здесь уже существовала богатая традиция изобразительного искусства, не знавшая подобных ограничений. Соответственно, искусство продолжило развитие на стыке мусульманской и доисламской культур. Да и сам «запрет» на такие изображения в исламе нельзя назвать тотальным — шариатские правоведы более или менее едины во мнении, что нельзя изображать пророка и его сподвижников, а в остальном взгляды духовных лиц часто расходятся.
За годы существования ислама в Иране сложилась традиция религиозного изобразительного искусства, где людей, даже святых, рисовали постоянно. Самыми популярными стали шиитские имамы (Али, Хусейн, Реза и прочие) и сюжеты из их жизни. Речь шла скорее о народном творчестве, многие духовные лица его критиковали, но на корню эту практику никто не пресекал. Исламская республика традицию сохранила: формально изображать шиитских святых запрещено, но в кафе на стенах, в автомобилях и домах можно увидеть множество портретов Хусейна и Али.
Итак, за пару дней до возвращения в Россию я отправился искать такую «запрещенку» на площадь Революции в Тегеране, где стоят десятки магазинов с книгами. Где начинать поиски, я не имел ни малейшего понятия, поэтому направился к первому попавшемуся книжному ларьку.
— Где можно найти плакаты с имамом Али или имамом Хусейном?
В ответ мой собеседник снисходительно заулыбался:
— Не надо искать такие вещи там, где их нет. Ищи там, где они есть.
Столь философская реплика меня несколько ошарашила.
— Так у вас нет? — уточнил я.
— Нет, — ответил продавец.
— А где есть?
— Там, где они должны быть.
Последовало еще несколько раундов примерно таких же вопросов и ответов, и только после них мой собеседник дал сколько-нибудь ценное указание: «Иди вниз по улице, там слева есть пассаж с религиозной литературой».
Я дошел до указанного здания, где теснились полтора десятка магазинчиков с Коранами, сказаниями об имамах и прочими религиозными текстами.
— Мне нужны плакаты с изображением имама Али или имама Хусейна, — сказал я пожилому продавцу. Он в ответ достал несколько религиозных книг.
— Вот в этих свидетельствах есть информация о том, как выглядели имамы Али и Хусейн, — ответил он. Тут же открыл нужные страницы, разумеется, лишенные всяких картинок, и принялся показывать отрывки из священных текстов.
Понятно, что искал я совсем другое, и для старика это тоже было очевидно, но он следовал правилам игры. Несколько раз я повторил, что мне надо, он в ответ твердил, что изображений нет и советовал обратиться к описаниям. Наконец я сказал:
— Да тут на каждом шагу изображения имамов, даже на капотах машин имама Хусейна рисуют!
Мой собеседник сдался и посоветовал пройти еще полквартала вниз по улице. Там находится пассаж с типографиями, где можно найти разные плакаты. Туда я и направился, в указанном месте подошел к случайному магазину плакатов и озвучил свою просьбу.
— Ой, нет, это же запрещено! — сказал мой собеседник, и для убедительности даже закрыл глаза рукой, шокированный моей еретической просьбой. Тут же к нам подошли еще пара работников из других ларьков. Все они с интересом смотрели на меня и, улыбаясь, заявляли: нет, ну конечно, это невозможно, потому что запрещено.
Делать, вроде бы, нечего — я развернулся и пошел к выходу. Однако через минуту меня кто-то окликнул.
— Пиш-пиш, парень! — сказал молодой мужчина полушепотом. — Тебе нужен плакат с Хусейном? Пойдем за мной.
Он повел меня на второй этаж пассажа, там мы зашли в один из магазинчиков. «Выбирай», — сказал он, указав на стену, где красовалось с десяток изображений имама — уменьшенных макетов для плакатов. «В наличии у нас их сейчас нет, но мы можем напечатать любой, в течение получаса будет готово, — добавил он. — Имама Али нет, только Хусейн». Выбрав одного из Хусейнов, я попросил напечатать мне его в трех экземплярах. Вскоре всё было готово.
Вообще «нет, нельзя» в Иране очень часто означает «если очень хочется, то можно». Так, в Иране запрещено гулять с собаками, но собачники знают, в каких парках города полиция за это наказывает, а в каких — нет. В то же время есть и жесткие запреты: поди попробуй сфотографировать полицейского — в лучшем случае сразу заставят удалить фото, а в худшем задержат. Сами иранцы такие тонкие моменты хорошо чувствуют и знают, когда можно и нужно настаивать на своем, когда легко найти обходной путь, а когда преступать закон категорически нельзя. А вот для иностранца полностью прочувствовать этот многослойный культурный код — задача вряд ли посильная.
Страна шахидов
На улицах городов по всему Ирану на прохожих смотрят шахиды — герои, павшие за правое дело. Они изображены на стенах домов, специальных «рекламных» щитах, плакатах и растяжках. Большинство из них в военной форме — это солдаты, погибшие в ирано-иракской войне. Однако есть и невоенные: духовные лица или просто гражданские, чьи жизни унесли теракты. В их честь называют улицы, университеты, школы и больницы.
Шахиды — не только герои прошлого. Число мучеников регулярно пополняется новыми героями, благо горячих точек, где можно заслужить статус шахида, хватает и сегодня. Иранцы погибали на войнах в Сирии, Ираке, Афганистане, а также на границах в перестрелках с курдскими, арабскими и белуджскими сепаратистами, а то и просто с бандитами.
Исламская республика активно использует концепт шахидов, чтобы упрочить поддержку своей идеологии. Согласно официальной риторике, погибнуть за правое дело — высшее достижение для жителя страны, и каждый иранец должен быть очень рад, если ему выпала такая счастливая возможность.
Однако времена меняются, и современные военные конфликты, в которых участвует Иран, заметно уступают по интенсивности ирано-иракской войне. При этом герои стране нужны, и Исламская республика охотно адаптирует концепт шахида под современные нужды. Так, в пандемию к шахидам начали причислять врачей и медсестер, погибших, защищая здоровье людей. Также шахидами признали все 176 пассажиров Boeing 737, который, согласно официальной версии, был по ошибке сбит ПВО ВС Ирана 8 января 2020 года под Тегераном. Последние, очевидно, ни за какое «правое дело» не боролись, а просто летели по своим делам, так что ни под какие критерии шахидов подпадать не должны. Однако руководство Исламской республики решило именно так сгладить эффект от трагедии, своеобразно извинившись перед жертвами.
Городской средний класс в Иране зачастую смотрит на культ шахидов с ехидством или даже отвращением. Однако сказать, что концепт изжил себя, нельзя. Насколько он все еще актуален, показала гибель легендарного командующего спецподразделением «Аль-Кодс» Касема Сулеймани в январе 2020 года. После того, как его убила американская ракета, пущенная с беспилотника, власти Ирана устроили телу военного «прощальный тур» и провезли его через несколько городов, включая Тегеран и Кум, где за гробом шли сотни тысяч человек. Военачальника похоронили в его родном городе Кермане, где желающих сопроводить шахида в последний путь собралось так много, что в начавшейся давке погибло более пятидесяти человек. Шиизм везде
