но Карсону объяснили, что должен он был исполнить еще другое обязательство: переживя Малышова, он должен был прийти к нему на похороны и есть там блины, — он и это выполнил. Карлсон сперва сконфузился; из экономии он блинов не ел, а тут попробовал, да как раздухарится! Кричал:
— Дай блинка!
И даже позволял себе жаловаться, что деньги на поминки он дал, а корицы в блины пожалели.
Отец Филимон тут же ему заметил:
— На тебе блин и ешь да молчи, а то ты, я вижу, и есть против нас не можешь.
— Отчего же это не могу? — отвечал Карлсон.
— Да вон видишь, как ты его мнешь, да режешь, да жустеришь.
— Что это значит "жустеришь"?
— А ишь вот жуешь да с боку на бок за щеками переваливаешь".
— Так и жевать нельзя?"
— Да зачем его жевать, блин что хлопочек: сам лезет; ты вон гляди, как их все кушают, видишь? Что? И смотреть-то небось так хорошо! Вот возьми его за краечки, обмокни хорошенько в сметанку, а потом сверни конвертиком, да как есть, целенький, толкни его языком и спусти вниз, в своё место.
— Этак нездорово.
— Еще что соври: разве ты больше всех, что ли, знаешь? Ведь тебе, брат, больше меня блинов не съесть.
Слово за слово — поспорили. Отец Филимон принялся всё так же спускать конвертиками один блин за другим, и горя ему не было; а Карлсон то краснел, то бледнел и все-таки не мог с отцом Филимоном сравняться. Свидетели сидели, смотрели да подогревали его азарт и приводили дело в такое положение, что Карлсону давно лучше бы схватить в охапку кушак да шапку, но он, видно, не знал, что "бежка не хвалят, а с ним хорошо". Он все ел и ел до тех пор, пока вдруг сунулся вниз под стол и захрапел.
Полезли его поднимать, а он и не шевелится. Отец Филимон, первый убедясь в том, что швед уже не притворяется, громко хлопнул себя по ляжкам и вскричал:
— Скажите на милость, знал, надо как здорово есть, а умер!
— Неужли помер? — вскричали все в один голос.
А отец Филимон перекрестился, вздохнул и, прошептав "С нами Бог", подвинул к себе новую кучку горячих блинков. Итак, самую чуточку пережил Карлсон Малышова и умер Бог весть в какой недостойной его ума и характера обстановке.
Теперь все это уже "дела минувших дней" и "преданья старины", хотя и не глубокой, но предания эти нет нужды торопиться забывать, несмотря на Карлсона. Исчезла куда-то и шведская модель из разговоров, и шведская спичка из бакалейных лавок. Таких мастеров, как баснословный Карлсон, теперь, разумеется, уже нет в России: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности.
Извините, если кого обидел.
13 декабря 2007
История про городской бунт (I)
…Вся эта чехарда с градоначальниками продолжалась довольно долго. И вот с одинаковыми бумагами, приехал в город сперва один, с красным лицом плац-майор Бранд, сторонник порядка, а за ним, сторонник либерализма статский советник Трындин. Каждый из них обвинял другого в поделках и казнокрадстве.
Обыватели склонялись то к тому, то к другому, спрашивая:
— А не покрадёшь ли ты всё, мил человек?
Наконец, Трындин крикнул «Нет, не украду!» как-то более убедительно, и бравого плац-майора свезли из города. Новый градоначальник сразу же вызвал к себе откупщика, и напомнил ему о Первом законе, начертанным на скрижалях Городского правления: "Всякий человек да опасно ходит; откупщик же да принесет дары". Но оказалось, что Трындин, вместо обычных трех тысяч, потребовал против прежнего вдвое. Откупщик предерзостно отвечал: "Не могу, ибо по закону более трех тысяч давать не обязываюсь". Трындин же сказал: "И мы тот закон переменим". И переменил.
За неполный год всё в городе, включая булыжную мостовую, оказалось продано на сторону, а украденными — даже медные каски пожарной команды. По иностранным советам обыватели насеяли горчицы и персидской ромашки столько, что цена на эти продукты упала до невероятности. Последовал экономический кризис, и не было ни Адама Смита, ни Гайдара [26], чтоб объяснить, что это-то и есть настоящее процветание. Не только драгоценных металлов и мехов не получали обыватели в обмен за свои продукты, но не на что было купить даже хлеба. Однако дело всё ещё кой-как шло. С полной порции обыватели перешли на полпорции, но даней не задерживали, а к просвещению оказывали даже некоторое пристрастие.
Внезапно, в час перемены летнего времени на зимнее Трындин отбыл в Ниццу, сложив с себя все обязанности в долгий ящик.
Новый градоначальник появился в городе странным образом — не приехал на бричке и не приплыл на барже, а просто в один солнечный день его увидели парящим над городской колокольней.
Извините, если кого обидел.
14 декабря 2007
История про городской бунт (II)
…Новый градоначальник появился в городе странным образом — не приехал на бричке и не приплыл на барже, а просто в один солнечный день его увидели парящим над городской колокольней.
Впрочем, горожане видали и не такое — вот маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, (значится в описи под нумером десять) французский выходец и друг Дидерота, к примеру тоже летал по воздуху в городском саду, и чуть было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. И что? Хоть и уволен был за эту затею, жил припеваючи, и даже пел в Государственной Думе, аккомпанируя себе на французской гармонике.
Но Карлсон, так звали нового хозяина города, всё же всех удивил — он не просто летал, а зачем-то обернулся в простыню, стучал шваброй о ведро, и вообще производил непотребный шум.
Лучшие граждане собрались перед колокольней и, образовав всенародное вече, потрясали воздух восклицаниями: "Батюшка-то наш! красавчик-то наш! умница-то наш!"… Все сходились на том, что прежний градоначальник тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый.
Однако прямо с вышины Карлсон закричал, «Давайте посадку»! Это все расценили как «Давайте пересажаем их всех!».
Обыватели были пугливы и сразу заговорили о том, что приближается новый 1825 год.
Ахтунг Карлович Петербургский, городской аптекарь, который наблюдал за этой сценой из своего окошка, записал в книжечку (потом найденную): «Завидую я этим русским. Вот они сейчас закричали шёпотом разные слова о конце
