Однажды, совершенно для меня неожиданно, я был вызван в штаб. А дело в том, что вот уже несколько недель подряд я, в обществе двух других парней, занимался оформлением нового офицерского «чипка» (кафе). Как только в части узнали о моих художественных способностях, жизнь моя в корне изменилась. После завтрака я вместо того, чтобы оттачивать свою военную выправку на плацу, уходил в небольшое помещение в центральном здании части, оборудованном под художественную мастерскую. Там мы рисовали на внушительных размеров полотнах, стараясь передать во всех этих березах, плакучих ивах и лесных озерцах ностальгию по бескрайним русским просторам. И нужно признать, у нас это недурно получалось. Периодически к нам заглядывал кто-нибудь из офицерского состава, чтобы, якобы, проконтролировать нашу работу. В действительности же, чтобы попить чайку и позаигрывать с единственной женщиной в нашем коллективе художников. Ею являлась двадцатилетняя красавица — дочь замполита части. Когда гигантские полотна были готовы, их перенесли в безвкусно оформленное помещение кафе. Посчитав мою работу самой лучшей, ее водрузили над бутафорским камином. На каждого, кто переступал порог забегаловки, картина производила сильное впечатление. Во всяком случае, так утверждали многие. Я потом не раз пытался понять, какое именно впечатление. Может быть, это был страх того, что гвоздь когда-нибудь не выдержит. И весь этот лес и озеро за ним могут в любой момент навернуться на головы спокойно уплетающих плюшки офицеров. А может быть, при созерцании этой картины молодым офицерам, «сосланным» в эти малоподходящие для человеческого обитания места вообще и для успешной военной карьеры в частности, приходили на ум мысли о суициде. Как бы там ни было, но именно мои художества и сыграли роковую роль в моей дальнейшей судьбе солдата. Однажды меня вызвали в штаб.
За старым и обшарпанным столом сидели двое. Один из них, пожилой мужчина с умными глазами Деда Мороза, был в штатском. Серый костюм в полоску, песочного цвета рубашка и желтый галстук. Однако что-то, пока еще мне не совсем ясное, сразу выдавало в нем военного. А может, я просто поддался искушению и слишком сильно доверился виду его галстучной заколки. Последняя была выполнена в виде парашютиста. Второму мужчине, в форме офицера внутренних войск, можно было дать от силы двадцать восемь лет. Перед ним на столе лежала черная кожаная папка и несколько листков бумаги, исписанных мелким почерком. В длинных, тонких пальцах он нервно теребил дешевую авторучку.
— Майзингер Вячеслав Владимирович, уроженец села Максимовка, Балкашинского района, Целиноградской области, — произнес он, не глядя на меня, и, сделав короткую паузу, продолжил: — 1970-го года рождения, образование среднее, холост.
После этого он поднял на меня свои неприятные, насквозь пронизывающие глаза и спросил:
— Почему холост?
Я совершенно не ожидал такого вопроса и поэтому растерянно молчал. А если точнее, я вообще не ожидал никакого вопроса. Мое и без того неважное настроение стало отвратительным, и я откровенно загрустил. Вспомнилось, как месяц назад нас, вновь прибывших, уже вот так же раз вызывали в штаб. Тогда весь смысл разговора с неизвестными сводился к тому, что от нас ожидали сотрудничества в деле борьбы с нарушителями воинского устава. А проще сказать, вербовали в стукачи.
«Неужели я им чем-то приглянулся, и они решили в очередной раз попробовать сделать из меня сексота?» — пронеслось в моей голове. Хотя этих двоих я видел впервые. Много позже я узнал, что они приезжали вообще только из-за меня.
— Почему молчим? — спокойным тоном поинтересовался все тот же военный.
— Холост — потому что не женат, товарищ капитан, — выпалил я, не придумав ничего более умного.
Сидевшие за столом улыбнулись.
— Пока еще старший лейтенант, — поправил меня офицер, — Пора бы уже разбираться в воинских званиях, товарищ солдат.
— Виноват, товарищ старший лейтенант, это я от волнения.
— А чего же вы так волнуетесь? — вступил в разговор «Дед Мороз».
— Не знаю, — ответил я просто, — видимо, еще не привык.
— А вот это уже зря, — снова взял слово старший лейтенант, — поди, уже два месяца в части. Пора уж и забыть про мамкины пирожки.
Я молча ждал, что будет дальше, не совсем понимая, при чем здесь мамкины пирожки.
Февраль 1989
За окнами вагона катило свои волны-барханы песчаное море под названием пустыня. День шел на убыль, и лучи заходящего солнца жгли костры на далеких горных хребтах. Я смотрел на всю эту до сих пор незнакомую мне азиатскую красоту через замызганное окно тамбура, и даже сам не заметил, как затосковал. Полная неизвестность относительно моего будущего, быстро увеличивающееся расстояние от дома и унылый пейзаж за грязным стеклом не очень способствовали поднятию моего настроения. На гребне одного бархана показался варан. Он бросился бежать параллельно поезду, словно решил потягаться с ним в выносливости.
«Ну вот, — пронеслось в голове, — и занесла меня судьба туда, где лишь вараны бегают».
Моим сопровождающим был молодой старшина-сверхсрочник. Он только тем и занимался, что заказывал нам чай. Зеленый чай без сахара. При этом выпивал и мой тоже. Наверное, догадывался, что я без сахара не пью.
— Эх, — обратился он ко мне, когда я зашел в купе и занял свое место на нижней полке, — вот сдам тебя на новом месте и дуну в отпуск, на родину.
— Это куда? — только из вежливости поинтересовался я.
— В Саратовскую область. Там у меня мать.
Я снял пыльные солдатские ботинки и задвинул их под полку. Расстегнул и повесил на крючок широкий кожаный ремень. В полумраке тускло светилась начищенная пастой ГОИ пряжка. Приняв горизонтальное положение, я с удовольствием вытянул ноги. Роль подушки играл не совсем чистый тюфяк без наволочки. Заложив руки под голову, я стал думать. А чтобы мой спутник не тревожил меня своими дурацкими высказываниями, я закрыл глаза.
Из необъятных глубин памяти перед моим внутренним взором снова возникли те двое…
— Вы хорошо рисуете, не так ли? — старший лейтенант с интересом посмотрел мне в глаза.
— Так точно, рисую.
— Где-то учились?
— Заканчивал детскую художественную школу в Степногорске. Четырехлетку.
Следующий вопрос задал человек в штатском. И этот вопрос показался мне несколько странным.
— Ваш отец — учитель биологии. Мать преподает химию. Как вы сами оцениваете свои знания по обоим этим предметам?
Я удивленно двинул бровями:
— И по химии, и по биологии у меня пятерки.
— Ну, это не удивительно в семье, где родители учителя, и преподают именно эти предметы.
Было заметно, что мой ответ не произвел на него впечатления.
— Мне интересно ваше личное мнение относительно ваших же знаний этих наук.
С минуту я думал, а потом честно признался:
— С биологией у меня никогда не было проблем. Наряду с историей она относилась к моим любимым предметам в школе. Что же касается химии, то она мне никогда особо не нравилась. Отсюда я могу оценить свои знания по биологии как довольно хорошие. А по химии — сносные.
Этим ответом он остался доволен. Его следующий вопрос прозвучал для меня еще более неожиданным:
— Известно ли вам такое понятие, как криптозоология?
— Да, — не задумываясь ответил я, — это наука о малоизвестных и совершенно неизвестных животных формах.
«Дед Мороз» явно не ожидал от восемнадцатилетнего парня такого ответа. Он на мгновенье замер с открытым ртом. Но тут же вновь ожил:
— О каких животных в этом случае идет речь?
Я неуверенно пожал плечами:
— Зебра Квага, дронт, открытый лишь в начале этого века олень Давида, латимерия.
— Ага, — довольно согласился тот, — это те животные, в существовании которых уже никто не сомневается…
Оба теперь пристально смотрели на меня. Под этим совершенно не враждебным взглядом я все же почувствовал себя очень неловко.
— Вы, наверное, имеете сейчас в виду мифических существ? — осторожно поинтересовался я.
Оба продолжали молча наблюдать за мной.
Тогда я стал перечислять:
— Морской змей, чудовище озера Лох-Несс, йети…
— Прекрасно, — коротко прервал меня старший лейтенант. — А скажите, рядовой Майзингер, что вы думаете по поводу бесплотных существ или, скажем, обитателей потустороннего мира?
Откровенно говоря, этот вопрос сбил меня с толку. «Какого черта?! — пронеслось у меня в голове. — Они что, издеваются надо мной? Что им вообще от меня нужно?» Я облизал покрывшиеся сухой корочкой губы и произнес:
— Простите, товарищ старший лейтенант, но я вас не совсем понимаю…
— Духи, призраки, оборотни, вампиры, восставшие мертвецы и тому подобные.
«Эти козлы точно решили надо мной поиздеваться», — подумал я про себя. А вслух сказал:
— А разве ими тоже занимается криптозоология?
