Понятно, что никакой терроризм не может быть оправдан, но вовсе не случайно в разных частях света широко распространено мнение, что США — страна-экстремист, страна-агрессор, страна-полицейский, страна-террорист и, более того, — первопричина зла в современном мире. Если бы раньше американцы обвинили бы в этом СССР и его мощную пропагандистскую машину, то теперь им не остается ничего другого, как пугать весь мир таким неопределенным и расплывчатым термином как "исламский экстремизм"!
Некоторые наивные наблюдатели полагали, что 11 сентября может стать "моментом истины" для США: они откажутся от присущего им высокомерия и поймут неправильность их внешнеполитического курса, основанного на явно завышенной самооценке, навязчивом и чисто фашистском представлении о том, что "Америка — превыше всего, и Америка должна лидировать и управлять миром!" Однако этого не произошло. Но хуже всего, думается, то, что подавляющее большинство американцев так ничего и не поняли, и по сию пору отказывается понимать, что их страна творит международный террор и потому вызывает на себя ответный огонь со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Создавая альянс по борьбе с "мировым терроризмом", главный террорист современности президент Д. Буш вспомнил о лозунге, использовавшемся еще террористами конца XIX века: "Кто не с нами, тот против нас". Эти слова сами по себе свидетельствуют об объявлении войны. Тут, вероятно, можно сказать лишь одно: очень грубый и примитивный политик встал во главе американской администрации. Куда же он заведет свою страну и вместе с нею весь мир? Уже упоминавшийся российский профессор И. Ильинский замечает: "... многими людьми истина изготавливается сообразно их выгоде. Что выгодно, то и истинно... Сила есть, ума не надо. Власть позволяет придать статус истины даже глупости и наивности, которые никто не понимает, но все им верят. Так мы живем столетиями. Но вот лимиты на лицемерие и ложь исчерпаны. Мир стал настолько сложен, противоречив и конфликтен, угроза "конца света" столь велика, что разрешить все проблемы только с помощью силы невозможно". Это хорошо понимал еще древний поэт Гораций. Многие представители американской элиты считают свою страну наиболее последовательной наследницей древнегреческой и римской цивилизаций, может быть, только поэтому им стоило бы призадуматься над открытой им простой истиной: "Сила, лишенная разума, гибнет сама собой".
И еще: борьба против терроризма должна вестись в первую очередь против причин его породивших, а не только и не столько против следствий, проявленных бен Ладеном или кем-то другим. В противном случае эта борьба никогда не будет эффективной и вести ее придется бесконечно.
Самое же главное: если бы США смогли отказаться от своего мессианства, непомерного высокомерия, маниакальных планов по мировому переустройству и использования террора для достижения своих целей, мы все стали бы свидетелями стремительного и бесследного исчезновения безобразного лика терроризма с нашей планеты!
Наталья Нарочницкая , Александр Проханов
24 июня 2003 0
Политика Общество
Александр ПРОХАНОВ. Я впервые увидел вас в начале постсоветского политического ренессанса, когда вы с Михаилом Астафьевым, очаровательным человеком, которого я впоследствии полюбил, выступили в роли лидеров Кадетской партии. Это было столь же экстравагантно, как если бы вы возглавили, например, общество волхвов. И хотя Кадетская партия, представленная столь многочисленно и таким элитарным воинством, как вы и Миша Астафьев, на самом деле оказалась одним из вариантов советского миросознания, я проникся ощущением, что это все равно явилось событием. Это был политический поступок, политическая акция, которую трудно было ожидать от вас, кафедрального интеллектуала. Расскажите, как вы оказались в Кадетской партии.
Наталья НАРОЧНИЦКАЯ. Когда произошел декабрь 1991 года, я впервые, при своей академической "лености", ощутила абсолютную потребность писать и говорить. Я должна была передать то, что во мне клокотало. Клокотало во мне то, что под флагом прощания с тоталитаризмом нация отдает на поругание отеческие гробы вовсе не столько советской, как трехсотлетней русской истории. С коммунизмом я расставалась без сожаления, но почему ради очередной перестройки-революции надо уничтожать тысячелетнее государство? Французская революция не подвигла французов расчленить свою страну. Наоборот, революционные идеалы у Франции породили наполеоновские амбиции. У нас же Потемкин уже не Таврический, Суворов - не Рымникский, Румянцев - не Задунайский, а Муравьев - не Карский. Мне казалось тогда, что если мы откроем глаза большинству населения на подмену, то оно возопит: "Нас обманули!". Но потом, к сожалению, к 1993-му я поняла, что большинство людей все прекрасно понимали и готовы были со всем расстаться, поскольку в их сознании наши западники все это увязали с репрессиями и надоевшим правлением КПСС. Но для меня такая слепота была невыносимой: Потемкин-то стал Таврическим вовсе не при Сталине, а при Екатерине Великой, а окно в Европу и выход к Балтике открыл не Ленин, а Петр Великий...
Идея использования символа Кадетской партии не случайна. В 90-е годы вся дискуссия, при всей ее яростности, велась между двумя кузенами, наследниками исторического материализма - ортодоксальными кпсс-коммунистами, и постсоветскими либералами, выпестованными в "демократической платформе КПСС", вобравшими все космополитические и антирусские аспекты учения. Они полемизировали, не выходя из постсоветской логики, даже не вводя в дискуссию "Россию, которую мы потеряли". Кадетская партия была символом того, что мы хоть один шаг делаем назад от революции и напоминаем, что до коммунизма была тысячелетняя Россия, а территория вовсе не является "соединением под сиянием пролетарской революции" с неба упавших в 1917 году независимых наций. Но такая парадигма не могла быть принятой тогдашним обществом без упаковки в "демократические" формы. Поэтому кадеты с их "просвещенным патриотизмом" (сейчас мне кажется жалкой эта извинительная формула) и демократией казались подходящими для момента.
А.П. Полагаете ли вы, что ваш третий путь являлся путем, реставрирующим предбольшевистскую Россию? Считаете ли вы, что ваш третий вариант национального поведения - это великая святая православная монархическая Россия?
Н.Н. Я могу так считать только теоретически. Но если быть реальным политиком, то надо будет, наверное, сказать, что такая идея в сегодняшнем атеизированном обществе - это романтический национализм. Ибо подлинное православное самодержавие возможно только при единстве христианского идеала самодержца и народа, это религиозная идея, не принадлежащая философии прогресса. Без религиозной приверженности идее искания Царства Божия и Спасения, а не построения Царства человеческого на земле, не может быть православного самодержавия. Я с огромным уважением отношусь к монархической идее и считаю ее в чистом виде максимальным выражением православной идеи в государственности.
Но соперничество коммунизма и либерализма для меня - это новая схизма эпохи постмодерна, в которой два кузена - детища Просвещения, соперничают за свой способ достижения в конечном итоге безнационального и безрелигиозного глобального униформного общества. В нем исторической преемственной России места нет. Признаю, что при воплощении марксизма на русской почве результат, слава Богу, был гораздо лучше замыслов пламенных большевиков и марксовой теории, повторять которую, с моей точки зрения, деструктивно, к тому же в ней уже много социальной и экономической архаики. Что касается наших воинствующих западников-либералов, то о них и говорить не стоит - это просто ненавистники отечественного великодержавия во всех его когда-либо существовавших формах - и в советской, и в русской. Они и возродили именно ленинскую большевистскую нигилистическую интерпретацию всей русской истории. Боннэр, Сахаров, Старовойтова обрушились более всего на все спасительные для нации отступления от ортодоксального марксизма, на элементы восстановления традиционных основ государства и внешней политики. Как тут не задуматься о третьем пути.
А.П. Но ведь и в XIX столетии в России шли яростные споры между различными оттенками либерального развития, связанного с ним новым либеральным экономизмом, которые доказывали необходимость превращения архаической, обветшалой монархо-православной модели во что-то, пусть атеистическое, но централистско-динамичное. Скажем, разве не были реформы Александра II либеральными, проводившимися притом из самого центра монархо-православной державы? Разве уже к середине XIX века не был деформирован и, по существу, разрушен ваш сентиментальный, романтический образ богоизбранного архаического православного русского народа? Между чем выбирала Россия в предвоенном 1913 году? Только ли между путями либеральной модернизации, которые уже были очерчены, и красной, марксистской модернизацией? Или же был еще третий вариант реального политического проекта по реставрации этого белого заповедного, обетованного царства?
