А.П. Наталья Алексеевна, я понимаю, что Христос пришел тихо, его никто не заметил, Христова жизнь и его кончина прошли абсолютно не замеченными. Никакой драмы не было, это был тихий, бархатный, мягкий период, и вся христианская революция, которая породила новый мир, свершалась исключительно эволюционным, мягким, гуманитарным путем
Н.Н. Я вижу, что вы искренне предлагаете психологию и энергетику революции именно как форму существования современного общества. А я не только отторгаю революцию как таковую, но и чувствую, что сегодня нет реальных предпосылок, чтобы революция могла родить что-то. Она только истощит и без того уже подорванный до предела потенциал к самому продолжению исторической жизни. Кстати, замечу со стороны, что "наиболее раскаленные края" общества давно уже существуют как бы для себя, отдельно от всего остального. Они не участвуют в общем мировоззренческом процессе всего общества.
А.П. А он есть? Как его сформулировать? Что идет за пределами этих накаленных спиралей?
Н.Н. А вот здесь у меня, пожалуй, единственная чуть более оптимистическая оценка, чем по отношению ко всем другим аспектам жизни нашего общества. Идет, безусловно, страшно запаздывающее, но оздоровление общественного и общенационального сознания. Оно потихонечку избавляется от чудовищных форм национального нигилизма и антиэтатизма, навязанных нам идеологами переворота 1991 года.
Можно судить даже по тому, что мои идеи, которые в 1993-1996 годах можно было поместить только в журнал "Наш современник" или озвучить в программе Александра Крутова, и которые даже для сочувствующей, но встроенной в систему публики казались эпатажем, теперь идут нарасхват везде и во всех ведомствах вплоть до самых высоких. Пожалуйста, судьба моей книги "Россия и русские в мировой истории" - антилиберальная и антизападническая бомба, но разбирают все - не только оппозиционеры, но бизнесмены, профессора и высокопоставленные сотрудники.
Происходит естественная смена людей на всех уровнях эшелонов власти и просто жизни. Люди устали от унижения и потрясений и наконец-то возвращаются к естественному чувству любви к своему Отечеству, независимо оттого, что думают о нем другие, ведь мы любим свою мать, а не мать соседа, хотя та, может, моложе, красивее, образованней и успешней. Такое оздоровление общественного и национального сознания неизбежно родит положительные плоды, поэтому-то наши воинствующие западники в панике.
Не видеть этого изменения нельзя. Его надо очень бережно выращивать, оно неизбежно, оно уже начинает иметь автономное развитие.
А.П. Процесс, который вы обозначили, действительно запаздывает и развивается слишком растительно, слишком вегетативно. Ведь обычно, если какой-то процесс в обществе становится реальностью, его можно освоить, в недрах этого процесса возникают политические структуры, которые этому процессу придают скорость, направление, корректируют его. То есть если какие-то социальные энергии становятся ощутимыми, если они не являются только легким поветрием, то в их недрах возникает социальный двигатель. Так устроено уж общество. Возникают носители этих энергий - политики.
После 1991-го года ваш покорный слуга, как и вы, впрочем, участвовал в попытках, как правило, неудачных, создания русских национальных политических организаций, движений, которые предложили бы вариант такого политически-идеологического поведения за пределами двух названных форм - красной и либеральной. Но эти, на первый взгляд очень благотворные попытки, каждый раз кончались ничем, по самым разным причинам. В том числе ничем кончилась и ваша кадетская инициатива. Как вы считаете, почему не удалось структурировать тот эмоциональный взрыв наивного, молодого русского сознания 1991 года, который мог бы развиваться как культура Талькова или как культура вновь открытого Ильина? И ведь до сих пор не удается создать политическую структуру, ориентированную на эти энергии
Н.Н. Было действительно немало подобных попыток, но в них сразу было заложено много противоречий. Если брать Кадетскую партию, то ее активное ядро стояло на русских национальных позициях, несмотря на то, что партия формально была "либеральной", и мы преобразовали ее уже в партию русского национального мировоззрения - Всероссийский национальный правый центр. Когда-нибудь его программу еще оценят, как, может быть, самую смелую и одновременно респектабельную и философски глубокую разработку проблем того этапа. Но все это было объективно обречено.
На политический успех русского национального мировоззрения можно рассчитывать лишь тогда, когда необходимость в нем ощутит обычный человек, у которого семья, дети и простые, здоровые цели. Но такой человек в те годы был опьянен индивидуалистическим идеалом несопричастности к делам Отечества, соблазнительным после тотальной политизации. К тому же такого человека могли только испугать грубые малокультурные маргинальные русские движения под этноцентрическими лозунгами, не могущие вообще стать фактором общественного сознания. На том этапе власть, СМИ делали все, чтобы раздробленность и маргинальность сохранялись. Была совершенно явная установка: не дать сформироваться серьезному движению с русским взглядом на историю и будущее, от которого нельзя отмахнуться. Это мало изменилось и сейчас, хотя причины теперь не идеологические, а структурно-политические.
Хочу высказать критическое отношение к той очень авторитетной оппозиции, которую и вы возглавляете. Ведь после расстрела Парламента газету "Завтра" буквально рвали из рук на каждом перекрестке даже не оппозиционеры, а люди с оскорбленным чувством справедливости. У нее были все возможности отжать из хаоса протестных настроений маргинальность, вычленить русскую тему и идеологию. Вы пошли по другому пути. Некоторая всеядность, философская эклектика не способствовали тому, чтобы эта огромная расплавленная масса разнородного металла была отлита в тяжелый, респектабельный русский национальный ответ. И сейчас, я полагаю, опять налицо эта же неудача.
И еще ведь есть кадровый голод. Многие испытывают заслуженное в истории России негативное отношение к интеллигенции. И, тем не менее, без образованного слоя нация дичает. Надо выращивать подлинную элиту, подлинную культуру, образованность, профессионализм, но в рамках настоящего русского мировоззрения.
Задача снова такая, как перед революцией: Россия сегодня безусловно нуждается в модернизации. Но дилемма в том, может ли Россия модернизироваться без самоубийственной вестернизации? Для России вестернизация в той форме, в которой она навязывалась тогда и навязывается сейчас, - это полное разрушение ее смыслообразующего ядра. Ведь не забывайте, что Россия страна православная, не принадлежавшая к той европейской цивилизации после Просвещения, которая основана на рационализме Декарта, идейном багаже Французской революции и протестантской этике, а именно из них родился и марксизм и либерализм.
А.П. Тем не менее, часть своей религиозности она потеряла.
Н.Н. Да, но культура, как порождение духа в широком смысле, осталась, она воспроизводится из поколения в поколение вне осознанного отношения человека к религии. Я искренне связываю будущее России с восстановлением Веры. Но процесс медленный, и могущественные силы не заинтересованы в этом. Западные "радетели" России более всего встают на дыбы, когда речь заходит о православном возрождении России, которое неизбежно бы укрепило российское великодержавие и сделало бы Россию альтернативой либеральной глобализации мира. Не только мы за последние 10 лет проделали громадный путь, повернувшись лицом к Западу и восприняв западный либерализм в стадии его вырождения; они же шли в обратном направлении. Западные общественное сознание, мысль и наука стали чисто материалистическими и приблизилась к формационной теории, только на смену коммунистическому идеалу пришел либеральный для всех. В этом у нас с ними произошла конвергенция. Надо признать, что дехристианизация сознания в мире в целом шла и идет вовсе не только по вине советского большевизма.
А.П. А не кажется ли вам, что все-таки необходима попытка еще раз структурировать эти тонкие энергии, не отдавать их на волю политическим ветрам? Не кажется ли вам, что именно теперь, когда, с одной стороны, страшно ослабели либеральные партии, и на их место заступил криминалитет, рядящийся в их тоги, а с другой стороны, в той же степени ослабели левые коммунистические организации, чьи тоги натягивают на себя уже чиновники, не кажется ли вам, что возможна еще одна попытка создания некоммунистической патриотической организации?
Н.Н. Пока не кажется.
А.П. То есть вы считаете, что эта вещь пока несвоевременна.
