Шешуков повесил трубку.
Через некоторое время Коробов снова позвонил и снова получил тот же ответ: поищите Башарова.
— Сейчас поздно искать, — ответил Коробов резковато. — Мы уже с вами запоздали. На фурмах шлак. Если даже сбавим обороты, все равно несколько фурм забьем шлаком…
— Ну, хорошо, сбавляйте обороты, — ответил Шешуков.
Коробов передал распоряжение начальнику, и все бросились спасать фурмы. Но поздно! В сопло попал чугун, пришлось остановить печь. И в это время пришел Башаров.
Он был пьян, пошатывался, кричал и начал звонить Шешукову.
— Два часа домна стоит, — говорил он в трубку. — Если бы не я — еще три часа стояли бы… Коробов где-то шляется…
Шешуков вызвал к телефону Коробова и начал возмущаться:
— Почему печь стоит?
— Мы с вами прозевали, — ответил Коробов, — а домна этого не любит.
— Да, прозевали, прозевали… Если бы не Башаров, сутки стояли бы…
Коробов вспылил. В цехе нарождался инцидент. На следующий день Коробов подал заявление об увольнении.
Иванченко — директор завода — очень удивился, прочитав заявление Коробова.
— Что тебе не хватает? — спрашивал он. — Квартиры, денег?
— Нет, всего этого достаточно, — ответил Коробов. — Мне трудно работать по семейным условиям…
Коробову не хотелось говорить директору точных причин своего ухода. Не то что он стеснялся директора. Но ему казалось, что, рассказывая эти причины, он как бы просит прощения или жалуется на кого-то. Это показалось ему унизительным.
— Отпустить тебя не могу, — ответил Иванченко. — Иди подумай и приходи завтра.
— Завтра я скажу то же самое.
На следующий день Коробов пришел к директору к концу смены.
— Ну, что? — вскричал Иванченко.
— Не остаюсь, — ответил Коробов тихо.
Иванченко вспылил:
— Это безобразие, к тебе прекрасно относятся. Ты не хочешь считаться с заводом. Думаешь только о себе! Ну, ладно! Иди куда хочешь…
Несколько минут Коробов молчал. Что это — директор его пугает? За что? В это время он вспомнил всю свою жизнь. Он вспомнил годы лишений, годы труда и учебы. Он вспомнил, какой путь проделала страна, чтобы повернуть всю человеческую культуру лицом к тысячам и миллионам таких, как Коробов. Он почувствовал в вспыльчивом крике директора обвинение завода. У Коробова в жизни бывало, когда в мгновение он решал и освобождался от того, что связывало его годами. Он подумал и ответил:
— Я остаюсь на заводе.
Иванченко успокоился. Коробов побрел в цех.
После этого Коробова перевели помощником начальника цеха по оборудованию. Это было сделано для того, чтобы ему не приходилось сталкиваться с Башаровым. Коробов изучил все оборудование цеха, все механизмы, все мощности. Эта работа ему многое открыла: он увидел обратную, подчас невидимую сторону работы домен.
Домны не выполняли программы, на домнах тогда еще считали, что программа — это цифра не обязательная. Цех работал очень плохо. Инженеры цеха сидели день и ночь на домнах, но выпускали сплошной брак. Ночью к ним приходил Карл Васильевич Месерле — главный инженер завода и возмущался:
— Кто это вам давал заказ на брак?
— Карл Васильевич, мы не знаем откуда это берется. Шихта легкая, температура максимальная — все условия для нормального режима соблюдены…
— А все-таки идет брак… какая цена вашим режимам?
— Да, это верно, — отвечали инженеры, — но помогите нам, мы ведь молоды…
Тогда в цехе еще не понимали, что нужно лечить серьезно и глубоко все хозяйство завода. Люди прибегали к паллиативам, не изучая коренных причин плохой работы цеха. И в это время директором Енакиевского завода назначили Романа Ивановича Пучкова.
Пучков сразу пришел на домны. Он присматривался к людям, вникал в мельчайшие детали производства. Пучков — человек большого хозяйственного ума и большой сметки — увидел, что весь цех серьезно болен, что здесь нужны глубокие, продуманные и терпеливые операции. «Вы бьетесь, как птицы в клетке» — вот одна из первых фраз Пучкова. В цехе было настолько тяжело, что люди даже не разговаривали друг с другом.
Вся работа завода, как известно, зависит от доменного цеха. Пучков перенес всю свою работу на домны. Он почти ликвидировал директорский кабинет. В помощь доменному цеху были переброшены инженеры Мусиенко и Артеменко. Коробов и все инженеры доменного цеха после длительного изучения установили, что транспортные линии, идущие в цех, были чрезвычайно запущены. Не было правильного регулирования работы транспорта. Рудный двор был велик, но находился в хаотическом состоянии. На первой печи горн, шахта, заплечики нуждались в капитальном ремонте. На второй печи образовалась огромная дыра, которую систематически закладывали. Через несколько часов все закладки вываливались, и снова зияло огромное отверстие. На четвертой печи нужно было исправить горн и колошниковый затвор. Пятая печь имела уже три прорыва. Шестая печь работала без кирпичной кладки. В общем, совершенно разбитый цех.
Пучков, Мусиенко и Коробов сидели в цехе до пяти часов утра. Коробов приходил домой только затем, чтобы три часа поспать. Пучков аккуратно выведывал у инженеров и записывал все, что надо сделать в цехе, чтобы домны работали нормально. Вечерами они уходили к Пучкову домой и там подробно обсуждали каждую деталь прошедшего дня. Пучков был неутомим. В своей синей тужурке, немного сгорбленный, он двигался быстрым шагом. Он появлялся на домнах в любой час суток.
После детального изучения Пучков издал приказ, в котором были разобраны все мероприятия по улучшению работы цеха. Было решено по очереди останавливать все печи для капитального ремонта. Решили разрушить литейные дворы с их адским трудом чугунщиков. Начали строить разливочные машины. Но чтобы осуществить все намеченное, Коробов предложил прежде всего создать группу молодых и инициативных мастеров. Коробов несколько раз просматривал весь состав цеха, обдумывал каждую фамилию, каждую кандидатуру. Он остановился на молодых газовщиках, которые, как ему казалось, были способными ребятами. Коробов послал их учиться в вечерний техникум. Через несколько месяцев началась реорганизация руководства цеха. Старых консервативных мастеров, не желавших работать культурно и мешавших оздоровлению цеха, Коробов начал смещать. На их место назначались молодые люди. Это был первый, пожалуй, самый трудный шаг! Молодые газовщики, став мастерами, были неопытны и робки. Приходилось систематически им помогать. Но потом они быстро начали приучаться к капризам домны, и квалифицированный руководящий костяк цеха был создан.
После этого Коробов решил начать постепенный ремонт печей, очистку цеха от грязи. Первые зеленые насаждения заставили людей по-иному относиться к машинам, к работе — это дисциплинировало их. Работать приходилось очень много и не только Коробову, но и всему коллективу. Каждый отдавал цеху все, что он имел, и все, что он знал. Это были последние усилия, и все понимали, что долго так напряженно работать нельзя. Четкость и плановость — вот показатели подлинной организации, подлинного умения руководить. Но надо было возродить цех, возвратить его к жизни.
За полтора года на заводе была создана совершенно иная обстановка. Выросли люди; Коробов был поражен, увидев Башарова снова на работе. Башаров начал следить за печами, делиться своим опытом с молодыми мастерами. Однажды он пришел к Коробову, чтобы признать:
— Печи творят чудеса… Все это молодые твои…
Такое признание далось старому мастеру нелегко. Коробов это понимал. Он приблизил его к работе цеха, часто беседовал и советовался с ним. Башаров совсем перестал пить.
Енакиевский завод начал выполнять план. Этот план все время увеличивался: сначала было две тысячи тонн, потом две тысячи двести тонн чугуна в день. И даже этот увеличенный план цех выполнял. Тогда Коробов подал заявление в партию.
Несколько инженеров — Гудовщиков, Руднев, Славиковский и Коробов — подали коллективное заявление в партком. Приход в партию они считали вполне естественным: они ведь работали неплохо. Но через некоторое время их заявления вернули, так как началась чистка. Во время пуска домны № 3 секретарь парткома подошел к Коробову. Коробов стоял в стороне усталый, опираясь о стенку трибуны. Он несколько ночей не спал, головокружение еще больше усилилось от волнения: результат задувки еще не был известен. Коробов стоял в стороне, полузакрыв глаза, и ждал. За литейным двором начинался митинг. Гремели оркестры и кричали люди. Тогда секретарь парткома сказал:
— Ваше заявление пришло обратно с предложением разобрать после чистки…
Коробов слабо улыбнулся в ответ, прислушиваясь к шуму на литейном дворе. Через несколько минут к нему подошел Пучков и начал успокаивать:
