Ознакомительная версия.
Я не хочу иронизировать по поводу того, что топонимический итог оказался единственным удачным результатом этой двухлетней политической традиции, но ведь так оно и есть. Устоев существующей власти регулярные встречи оппозиционеров на Триумфальной не сотрясли никак.
Вчера был первый митинг на Триумфальной после сентябрьской рокировки Путина и Медведева. В конце прошлой недели Тверской суд вынес позорный приговор членам партии Лимонова, на которых свалили прошлогодние волнения на Манежной, а после вынесения этого приговора был арестован еще один активист, Матвей Крылов, который облил прокурора водой, и которого теперь за это обвиняют в том, что он угрожал прокурору убийством. По всем законам политической логики, именно в такой атмосфере и должен был произойти самый массовый оппозиционный митинг. Хотя бы как на Уолл-стрит. А вместо этого — все как обычно. Активисты делают свое дело, ОМОН — свое, «подтверждая старый тезис, что сегодня тот же день, что и вчера».
Традицию митингов по тридцать первым числам хоронят чуть ли не с самого ее возникновения, и как-то уже неприлично говорить, что традиция себя исчерпала. Поэтому давайте лучше считать, что два года почти ежемесячных митингов закончились большим успехом: благодаря этим митингам название Триумфальной площади наконец-то прижилось. С точки зрения теории малых дел, которая приобретает все большую популярность у многих оппозиционеров, это уже очень большой успех, с которым я их и поздравляю.
26 октября 2011. Вчера полиция на Триумфальной площади в седьмой раз разгоняла акцию под лозунгом «Выборы без оппозиции — преступление». Пресс-служба ГУВД говорит о более чем двадцати задержанных, известно также, что в акции приняли участие тоже около двадцати человек, таким образом все или почти все участники акции оказались в полицейском участке. На прошлой неделе все было так же — тогда задержали 29 человек.
Еженедельные акции против выборов без оппозиции — это относительно новый формат, придуманный теми же людьми, которые устраивают митинги на Триумфальной площади по 31 числам, но это такой облегченный формат. Митинги 31 числа — это массовая акция в защиту свободы собраний. Организаторы еженедельных акций против несвободных выборов на массовость не рассчитывают и митингуют собственными силами. Получается по 20 человек каждую неделю, такое камерное мероприятие.
Скорее всего, если к этим двадцати вдруг захочет присоединиться кто-нибудь двадцать первый, какой-нибудь незнакомый человек, он будет на этом митинге лишним, в нем заподозрят провокатора и будут смотреть на него с недоверием.
Российская несистемная оппозиция сама по себе явление достаточно герметичное, а в случае с еженедельными акциями на Триумфальной эта герметичность возведена в принцип. И это, по крайней мере, честно. Людей, считающих преступлением выборы, на которые не допущены несистемные партии, можно собрать в одном полицейском участке. Это, к сожалению, данность, более того, эта данность устраивает всех. Уже даже неловко говорить об «общественном договоре», согласно которому граждане России добровольно отдали значительную часть своих гражданских прав в обмен на хоть и очень условные, но все же безопасность и благосостояние, но этот договор действительно работает.
Даже самые яростные критики существующего режима согласны с тем, что на любых честных выборах, даже если к ним допустят, прости господи, Навального и Чирикову, Владимир Путин все равно безоговорочно победит. Какими бы опереточными ни были российские выборы, то есть вот та самая процедура с урнами и кабинками, которая назначена на 4 декабря, свой выбор российское общество делает каждый день.
Оно делает этот выбор, даже когда просто наблюдает по телевизору новые приключения членов правящего тандема вроде вчерашнего катания на комбайнах по почему-то не убранному в конце октября полю.
Во времена «Солидарности» у поляков была такая симпатичная традиция — выходить на вечернюю прогулку как раз во время выпуска телевизионных новостей. Не ходить с флагами, не митинговать, просто гулять. А у нас даже такой протест — это что-то из области фантастики. Даже такой смехотворный. И вывод, который из этого можно сделать, в общем, очень прост. Оппозиционеры, которые ходят митинговать, скажем, на Триумфальную, почему-то протестуют против власти и критикуют власть.
Терять все равно нечего, в акциях участвует двадцать человек, куда уж меньше. Почему бы не начать протестовать против общества, против народа? Хуже не будет, а лозунг «Долой народ» вполне может объединить гораздо больше народу, чем любой политический лозунг. Я ни к чему не призываю, но ближайшее тридцать первое число меньше чем через неделю. Может быть, попробует кто-нибудь?
10 января 2012. Вчера лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов, весь декабрь просидевший в спецприемнике, провел свой первый митинг в центре Москвы. Спецкор ИД «Коммерсантъ» Олег Кашин не готов считать освобождение Удальцова признаком политического потепления.
Самое ужасное последствие декабрьских митингов — теперь, когда на площадь выходит меньше ста тысяч человек, это уже кажется незначительным и неинтересным. Поэтому, проезжая вчера мимо, может быть, двух сотен митингующих у станции метро «Улица 1905 года», я даже не вышел из машины. Двести граждан с флагами — это по нашим новым меркам слишком мало, почти незаметно.
Двести граждан с флагами отмечали некруглое 107-летие Кровавого воскресенья — 9 января. Организатором митинга был «Левый фронт» и лично Сергей Удальцов, судьба которого была, может быть, самым драматическим проявлением декабрьских протестов — пока на Болотной площади и проспекте Сахарова проходили митинги, Удальцов сидел в спецприемнике, получая новые 15 суток сразу по окончании предыдущих. К концу декабря больше всего оппозиционных проклятий собирала судья Боровкова, посадившая Удальцова на очередные 15 суток в тот же день, когда он должен был выйти на свободу. Удальцов объявлял в спецприемнике голодовку, его клали в больницу, потом снова сажали — на таком фоне разговоры о политических реформах и диалоге власти с протестующими выглядели достаточно лицемерно, потому что сколько бы Алексей Кудрин ни говорил о необходимости переговоров, все равно последнее слово в них останется за судьей Боровковой.
И то, что Сергей Удальцов теперь все-таки на свободе и даже устраивает митинг на двести человек — это выглядит абсолютным хэппи-эндом и признаком политического потепления, хотя никакой это, конечно, не хэппи-энд, и все прекрасно понимают, что если завтра потребуется, Удальцова снова заберут за переход улицы в неположенном месте, и судья Боровкова снова даст ему 15 суток, а потом еще 15 суток.
«Потепление сверху» — явление обратимое и не дает никаких гарантий по поводу того, что на смену ему не придет очередное похолодание. Оба декабрьских митинга, о которых мы так много говорили в последние недели и, видимо, будем говорить еще долго, заканчивались принятием резолюций с достаточно конкретными требованиями — освобождение политзаключенных, отмена итогов декабрьских выборов, отставка Владимира Чурова. По всем пунктам ответы уже получены — сформированная по итогам выборов Госдума уже заседает, Владимир Чуров обещает подумать об отставке через четыре года, а что касается политзаключенных — ну вот Удальцов митингует, а мог бы сидеть.
О том, что власть и протестующие должны вести диалог, вести переговоры, говорят буквально все. Но не все понимают, что переговоры уже ведутся — по крайней мере, в таком формате: требования митингующих известны, и власть на них постоянно отвечает.
26 декабря 2011. На Болотной площади 10 декабря было круто.
На проспекте Сахарова 24 декабря было тоже круто.
Сергей Удальцов — это всегда было не круто.
I
2003 год, осень. В Москве проходит очередной «Антикап», и я даже не знаю, как объяснить вот этому сообществу, в которое я сейчас пишу, что такое «Антикап». Полное название — «Антикапитализм-2003». По Бульварному кольцу идет демонстрация радикальных леваков. Даже не помню, санкционированная или нет, — может быть, даже и несанкционированная, но по тем временам это значило совсем не то, что теперь. Те времена вообще сильно отличались от наших. Радикальные леваки маршировали по бульварам, их никто не разгонял, но выглядело это все равно ужасно экстремистски и радикально. Еще не запрещенные нацболы, пугая прохожую интеллигенцию, скандировали «Наши «Миги» сядут в Риге!» и — о да! — «Сталин, Берия, Гулаг!», кто-то еще (а может, те же нацболы) скандировал «Путин — г…», и их никто за это не арестовывал, а я спокойно цитировал этот лозунг в газете, совершенно не опасаясь, что ее собственник (тогда им, кстати, был Борис Березовский, что тоже трудно понять, глядя из 2011-го) как-то меня за это накажет.
Ознакомительная версия.
