П И С Ь М О
УРОК СЕДЬМОЙ.
Способы консервирования свежих продуктов известны с незапамятных времен, поскольку человек, сегодня насытившись, непременно пытался сделать некий запасец на завтра. Благодаря этому устремлению, он приручил диких животных, чтобы каждый день не ходить на охоту, слепил из глины сосуд - хранить зерно, открыл свойства соли, подтолкнувшее его к исследованиям в области химии, придумал древнейшую технологию изготовления сыра, неизменно дошедшую до наших дней и несколько позже - колбасу. Конечно, консервы, это не всегда вкусно, полезно и надежно, иногда даже смертельно опасно, если начался процесс незримого брожения, разложения: отравления консервами в травмпунктах стоит чуть ли не на первом месте. Однако замечательный этот способ сохранения пищи спасал от голода наших пращуров, особенно в походах, и до сей поры спасает множество граждан – дачников, туристов, холостяков, солдат (знаменитый «сухпай») и в большей степени – ленивых. Тем паче, нынче придумали такие консерванты, что продукт может храниться десятилетиями, яблоки, бананы лежат по году и ни единой червоточины! Так свежими и выбрасываем на помойку. Правда, неприхотливые скифы, к примеру, выходили из положения несколько иным способом: для долгих походов и переходов оседлывали кобылиц. Тут тебе и парное молоко, полный перечень молочных продуктов и мясо чуть подросших жеребят. Дарий, гонявшийся за ними по бескрайним степям, тащил с собой обозы с провиантом и диву давался, чем питается супостат, коль скачет всегда налегке?
Письменность, желание перенести слово на глиняную дощечку, камень, папирус либо кожу, возникло по той же причине, в тех же условиях, и может рассматриваться, как консервированный продукт живого Дара Речи. Замысел и механика совершенно одинаковые: жажда сохранить информацию на более долгий срок, оставить знания потомкам в законсервированном виде, дабы не оскудел их разум. Так и появились первые, весьма примитивные попытки донести прошлое, ушедшее во тьму, светлому будущему. Предвижу возражения, мол, ну со сравнениями ты тут загнул! Как можно сравнивать письменность, величайшую ценность, выработанную человечеством, прогрессивный вид коммуникации, двинувший человечество к стремительному накоплению знаний и развитию, с какими-то консервами?! Письменность, это ведь – ого! Цивилизация!
продолжается сбор средств на издание книги "Сорок Уроков Русского"
Под наши младые ногти вогнали ершистую занозу, убедив, что наличие письменности, это уровень культурности того или иного народа. Не умеют выцарапывать корявые значки – дикари и варвары, умеют, значит, грамотные, продвинутые, благородные. Между тем, письменность, театр, философия и прочие атрибуты цивилизованности вовсе не претили использовать рабов, как скот, распинать непокорных на крестах вдоль дорог, а потом еще и описывать это, жалуясь на неудобство путешествия, мол, трупы смердят. Или еще хлеще – выделывать пергамент из человеческой кожи, сдирая ее с живых пленников отроческого возраста, чтобы потом написать изящные и возвышенные стихи. Мы все это автоматически выводим за скобки, мол, времена и нравы такие, но ведь древние свитки, манускрипты, культура!
И одновременно мы приходим в ярость, читая описание зверского нашествия вандалов, которые сжигали бесценные библиотеки античности. А они, вандалы, исполняли долг, ознаменованный традицией, и не пергаменты палили - предавали огню частицы праха своих соплеменников, угнанных в рабство.
Письменность, впрочем, как и иные признаки культуры, в древние времена не вносили сколь-нибудь весомого прогресса, как мы думаем, не делали общество гуманнее, а служили более для самоутверждения одной общественной формации над другой. Они скорее были проводником определенной, выгодной для одной стороны, идеологии, инструментом влияния и власти. В последнее столетие появился даже термин «младописьменные народы» - кому принесли письменность, дабы охватить культурностью, подтянуть отсталых до уровня и заодно перевести в колониальное положение. А это все изначально ложный посыл, благополучно введший в заблуждение основную массу народонаселения планеты.
Можно всю жизнь, к примеру, есть сыр, даже самых изысканных сортов, но не догадываться, из чего он сделан, если не вкусить парного молока, сливок, нежного творога. Но оставим пока гастрономию предмета и вернемся к Дару Божьему. Происхождение слова письмо, письменность уводит нас в глубокое прошлое в прямом смысле – в пещеры. Именно оттуда явилась к нам потребность оставлять знаки на стенах – в основном рисунки сцен охоты. Кстати, и первые календари тоже оттуда. Судя по технике, умению точно прорисовывать контуры предметов и детали, пользоваться хоть и примитивными, но красками, выстраивать сюжеты и сцены, наши верхнепалеолитические предки имели богатый прошлый опыт. Почему и сколь долго они прятались в пещерах – вопрос особый. Попадаются, конечно, и каракули, но они более напоминают детские; рисунки взрослых иногда потрясают изяществом, точными физическими пропорциями животных.
В русском языке писать, это буквально оставлять знаки в пещерах, расписывать стены, в результате чего и сформировался корень пещ – пищ – пис. Пещера, это буквально «там, где пишут». Мы и сейчас говорим – бумага писчая (звучит – пищая), еще говорим, что художник картину пишет, а не рисует. Отсюда же несколько позже возникло слово печь, или пещ, из-за традиции расписывать и украшать очаг, кстати, по устройству напоминающий пещеру. Глинобитные деревенские печи одевали в одежду – облицовывали филенчатыми деревянными блоками, непременно расписанными пестрыми цветочными узорами или оплетенными резьбой с солярными знаками, как прялки. А вспомните изразцовые, кафельные печи в купеческих и дворянских домах – произведения искусства! Да и сейчас на камин не жалеют самых лучших материалов для отделки. (Не следует путать: слово пища появилось от пить, питать). Вообще печь – душа любого славянского дома, его центр, объект поклонения – даже божок свой был, домовник, домовой, живущий в запечье или под ней, в пещере – так называлась ниша, куда складывали дрова на просушку.
И река Печора получила свое название от того, что древний ее исток брал начало в пещере.
Ни в одном языке более пещера и письмо не увязываются единым корнем и смыслом. Это вовсе не значит, что письменность у нас тогда и появилась – нет, конечно, и потребности такой не было, однако существование традиции отмечать знаками определенные исторические периоды, род занятий и увлечения – бесспорно. То есть, зачатки неких орнаментальных, символических знаковых систем были привычным делом. Пещерная живопись потом вышла на волю (или наоборот, ушла в пещеры?), стала наскальной, и подобных памятников довольно повсюду – от Белой Руси до Восточной Сибири на выходах скальных пород по рекам, можно непременно отыскать ее следы или вовсе целые полотна, как на Томи в Кемеровской области. Там даже речка есть – Писанка, и прошу заметить, названа так не вчера, и даже не в прошлом веке, а пожалуй, лет четыреста назад, казаками, как и одноименное поселение. Ну, расписаны скалы изображениями лосей, людей, ну и что? Старые люди писали…
«Консервирование» живой речи, переход ее из устной в письменную форму, произошли, скорее всего по причине неких глобальных катаклизмов климатического, геологического характера, резко нарушивших привычный строй жизни. Самым значительным потрясением для наших пращуров было, конечно, оледенение континента – в этом периоде и следует искать истоки письменности. Возникла потребность сохранить знания, прежде всего, календарные и географические, дабы не утратить ориентацию в резко изменившемся пространстве. Похолодание согнало с насиженных мест прежде всего тех, кто жил «с сохи», занимался земледелием и скотоводством. Они были вынуждены отступать в южные, более теплые края, и на замерзающей земле оставались лишь те, кто жил «с лова». Оледенение наступило не сразу, промысловые животные (не мамонты!) адаптировались к изменению среды обитания, некоторые виды, например, олени, и вовсе не покидали своих обжитых территорий. Разве что из красавцев с золотыми рогами и «зеркалом» постепенно превратились в низкорослых (недостаток корма), но выносливых северных трудяг, способных копытить глубокий снег, что они и делают до сих пор. Земледельцы волею судьбы так же превращались в охотников, однако отступали под натиском ледника, и те из них, кто не сумел или не захотел изменить род занятий, оказался в Передней и Средней Азии, иные же и вовсе откатились к берегам Инда и Ганги.
