Есть в его рассказе и бессонная ночь, и ноющие незримые стигматы на руках и ногах, и цыгане, выходящие из тьмы, сжимающие в узловатых руках кинжалы. А потом бегство от опасности, укрытие в таинственном известняковом гроте, внутри которого, как оказалось, падре поджидала опасность, ещё более зловещая и неизъяснимая, сопровождаемая блуждающими огнями, крыльями летучих мышей, извивами саламандры и козьим блеяньем. Лоренцо Сфорца заканчивает рассказ утренним пробуждением, когда все цыгане были схвачены, а вожак их убит. После чего намекает Гоголю, что, возможно, ему, как писателю-мистику, тоже следовало бы посетить это место. Падре ожидает его скорейшего приезда в Рим.
Гоголь получает послание, уже собравшись. Прочитав его, он пишет ответное письмо, в котором сообщает, что со сборами запоздал, "успех, оказавшийся пузырём, довёл до полного истощения и галлюцинаций". Ещё и финансовая база прохудилась, благо помог государь и благодетель Николай Павлович, чей портрет, по собственным словам, Гоголь взял с собой, чтобы везти в Италию. Закончив писать, Николай Васильевич отправляется с почтовыми лошадьми в путь.
Казалось бы, перед нами чистейший вымысел, очередная игра постмодернистов, создающих локальные смыслы и повествовательные маршруты только лишь ради самого бесконечного процесса креации и услаждения потаённых эстетических нервов. Это утверждение могло быть верным, если бы не череда некоторых оговорок, накрепко связывающих весь контент выставки с историческим и морально-духовным контекстом.
Выехав за пределы города, Гоголь растворяется в бесконечной зиме. И непонятно, что вокруг него - то ли степь, то ли поля. Но ясно одно: здесь живут волки, а также другие дикие звери со светящимися, бесконечно голодными глазами. Они любят темноту и мясо незадачливых путников, кровь их лошадей. Снег то глубок настолько, что можно провалиться с головой, то тонок и кажется, что санные полозья уже не скользят, а скрежещут, изъедаемые глинистым песком.
Здесь Тринадцатая верста, и зимнее солнце будто бы никогда не опускается за горизонт. Волки не боятся, они вышли при свете дня и стоят в каких-то метрах от дороги, капая слюной на снег, даже не пытаясь прятаться за деревьями. Тем не менее, Гоголю здесь лучше, чем в городе. Дорога дарит его сознанию покой. Мир становится бесконечно широким и, одновременно, бесконечно маленьким. Просторы отдаляются настолько, что глаз уже не может охватить их полностью, при этом точка движения, единственная точка реальности, сжимается до пределов саней и, может быть, запряжённых в них лошадей. Её можно расширить, можно слезть со своего места и какое-то время идти по снегу.
А потом приходится отбиваться. Гоголь держит в руке пистолет, ему помогают извозчик, вооружённый копьём и факелом, и повар с черпаком и топором, а волки тем временем сжимают кольцо. Этот бой мог длиться несколько секунд, а мог продолжаться тысячу лет, и финал его - выстрел в медведя, происходит уже не в чистом поле, а среди деревьев - в густом лесу. Там же, где извозчик пытается развести костёр из еловых веток, а Гоголь устроился на привал. Удаляясь от Тринадцатой версты, писатель (и зритель) видит, что солнце постепенно краснеет, клонится к вершинам елей, а затем, наконец, исчезает, даруя миру отдых.
Этот фильм - "13 верста", который, наверное, является центральным событием выставки, сопровождается музыкой, звучит барочный dub-ambient Игоря Вдовина. А рядом висит текст, пытающийся измыслить такое направление литературы, как русская готика. Текст сложен и тоже является неотъемлемой частью проекта.
Основное же "мясо" всей выставки, то, что занимает большую часть площади, - это фотографии. Точнее, кабинетные жанровые фотогравюры, выполненные, как сообщают создатели проекта, точь-в-точь по технологии XIX века. Кое-какие карточки дублируют события фильма. В том числе - убийство медведя из пистолета. Но основная их часть - о Гоголе в Риме. Писатель прибыл туда и растворился в вечном городе. Это произошло в 1843 году. Не ищите эту дату в биографиях - там нет описания этих событий. К сожалению, неизвестно также, посетил ли Николай Васильевич капеллу "Санта-Мария-даль-Фразасси", или он позабыл о целях путешествия, полностью отдавшись процессу.
Рим застыл, его древние камни тонировала сепия. Это не какие-то цифровые снимки (мы должны в это поверить) - здесь только огромные серебряные пластины, на которых Гоголь чёрным пятном разгуливает под деревьями, раскидистыми, как своды католического собора, испивает воду из тысячелетнего фонтана, замирает на площадях и медленно движется по древним каменным дорогам.
Конечно, в своём сердце проект "Гоголь. Рим. Из третьего в первый" остаётся вымыслом. Но посетитель, увлекаемый реальными историческими фигурами и местами, куда вписаны все действующие лица, может пойти путём герменевтики и выработать после посещения свои собственные смыслы. На дне этого опыта нет ответа на вопрос, чем закончилась история с монахом-экзорцистом и тайной капеллой, вырубленной в известняке. Есть то, что найдёте вы. Может, кто-то увидит бесконечное движение птицы-тройки с Востока на Запад, из третьего Рима в первый. Или ключи к понимаю корней галлюционаза авторов. А может, диалог культур или что-то ещё, например, структурные каноны готических текстов.
Андрей Смирнов
17 апреля 2014 0
Культура
ХРОНОП. "Сейчастье" ("ГЕОМЕТРИЯ")
АУКЦЫОН. "Вернись в Сорренто" ("ГЕОМЕТРИЯ")
Два свежих релиза музыкального издательства - последний альбом уважаемой нижегородской группы и первый знаменитой питерской. "Аукцыон" открыл чётвертый десяток в прошлом году, "Хроноп" отметит тридцатилетие в будущем. "Аукцыон" славен своими нетривиальными проявлениями, предводитель "хронопов" Вадим Демидов не ограничивался качественным русским роком, в разные периоды обращаясь к авангарду, арт-року, трип-хопу. Ранние годы "Хронопа" были отмечены влиянием ленинградского рок-клуба, нынешний альбом имеет некоторый питерский привкус, на "Сорренто" композиция "Рабочее утро" литературной основой имела строки нижегородского поэта Виктора Кумакшева. И, пожалуй, нельзя сказать, что группы чрезмерно обласканы вниманием ТВ и радио. "Аукцыон", конечно, и так в статусе небожителей, а вот "Хроноп", при более значительной поддержке, явно мог бы получить новую аудиторию. Не могу назвать себя поклонником группы, но в качестве мейнстрима это было бы весьма оправданно. Во всяком случае, добрая половина альбома просто просится в радиоэфир.
Оба релиза выпущены с "геометрическим" почерком: "Сейчастье" - оригинальное оформление, вкладка. "Вернись в Сорренто", несмотря на свою весомую популярность, впервые был полноценно издан только в 1997-м году лейблом Manchester Files. Для настоящего издания все записи подверглись тщательному ремастерингу. В итоге мы имеем трёхсотграммовую коробку, которая включает собственно альбом, второй CD составили альтернативные версии 8 песен альбома, из них только "Волчица" выходила на "мелодиевской" пластинке "Ленинградский рок-клуб", все остальные треки издаются впервые. Любопытное дополнение - это интервью вокалиста "Аукцыона" в 1985-87 гг. (кстати, тогда название группы писалось через "и") Сергея Рогожина, данное им Антону "Ботанику" Чернину ("Наше радио"). DVD - видеоархив группы периода "Сорренто" - клипы, интервью и отрывок юбилейного концерта в честь 30-летия группы в Arena Moscow, где Рогожин вышел на сцену вместе с "Аукцыоном" после очень большого перерыва. Плюс объёмный буклет и совсем уж для коллекционеров - музыкальная открытка в виниловом формате с фонограммой "Вернись в Сорренто".
"Сейчастье" в чём-то продолжает линии альбома двухлетней давности "Сезон лирохвоста", начиная с птичьей темы обложки и заканчивая лирико-музыкальным настроем. От душевного софт-рока до "романсика" и приветов "Кино" и Massive attack . Взрослая, крепкая рок-музыка с нечастой в этих широтах человечной интонацией.
Говоря словами Неумоева, "раненое сердце поёт".
Пожалуй, "хронопы" пытаются соблюсти баланс между словом и музыкой. Но есть недостаток харизмы, словно "Хроноп" не вдохновляет, а сам вдохновляется. Интересно и то, что обращаясь к людским тревогам, Демидов вдохновляется птицами.
Собственно, "Сейчастье" включает двенадцать композиций; также альбом дополнен бонусом "Старая", изначально записанным специально для политического проекта Василия Шумова - "Белый альбом". Есть заявки на хиты вроде "Любовь, свобода и рок-н-ролл", есть в целом проходные номера.
"Почти все наши песни печальны, потому что счастье, если и обретается, то никогда не в радости, счастье - всегда в грусти и нередко - в человеческом одиночестве. Ты спрашиваешь, что я вкладываю в слово "сейчастье"? Мы все алчем счастья, но в лучшем случае находим сейчастье. Проходит пиксель времени - и оно становится воспоминанием. Собственно все песни альбома - обрывки воспоминаний о состоянии счастья", - говорит Вадим Демидов (из интервью порталу Звуки.ру).
