Фирменный английский юмор в "Короле" тоже есть. Но он крайне специфичен даже для туманного Альбиона (к слову, в фильме, как и положено, он крайне сер и туманен). Например — история про пингвина, которую рассказывает будущий монарх юным принцессам — это вообще непонятно что: замаскированная шутка или очередной пассаж на тему "приготовьте носовые платки". То, что герцог ассоциирует себя с пингвином, брошенным в бурное море трудностей, безусловно, тронуло сердца домохозяек и американских киноакадемиков, но всему же есть предел. Когда тот же самый "пингвин" начинает надрывно кричать слово fuck — единственное слово, милостью сценариста, которое он произносит, не заикаясь, —понимаешь, что без кушетки психоаналитика здесь не обойтись. Не стоит забывать, что мы видим на экране образ реального исторического лица. Не короля Сиама, затерянного в дебрях мемуаров английской учительницы, а практически нашего современника, обладателя не одной официальной биографии.
Но для того, чтобы в наши дни получить "Оскар", не обязательно досконально следовать правде. Из всех претендентов на награды фильм "Король говорит" — самый стерильный, предсказуемый и заточенный под награды — попал, как говорится, в яблочко. И то, что золотую статуэтку вместо Дэвида Финчера получил Хупер, чья режиссура не отличилась ровным счётом ничем примечательным, уже давно не способно никого удивить. Не стало откровением и то, что приз за лучшую женскую роль завоевала Натали Портман, о чьём "лебедином" подвиге мы недавно писали. "Социальная сеть" удостоилась "Оскаров" за лучший адаптированный сценарий, лучший монтаж и музыку. Нолановскому "Началу" повезло чуть больше — призы за операторскую работу, звук, монтаж звука и спецэффекты. Лучшей мультипликационной лентой была названа "История игрушек -3".
Что касаемо самой церемонии, то единственным ярким пятном — кроме вырезанного впоследствии цензурой идиотически восторженного ругательства актрисы Мелиссы Лео, получившей "Оскар" за роль второго плана в фильме "Боец", — стал выход на сцену легендарного Кёрка Дугласа, который доказал, что он и по сей день живее всех живых. Это останется в памяти на гораздо больший срок, чем все претенденты этого года, выигравшие и проигравшие.
Евгений Ликов -- Вагнер. Казус Челябинск
Как с Вагнером? Когда очаровываешься на секунду Ницше, начинаешь относиться к композитору прохладно. Стоит забыть о филологе — тут же вспоминаешь о вечерах, проведённых в компании поэта и музыканта из Байройта. Не самых плохих вечерах и не в самой плохой компании, между прочим. А уж когда кто-то качественно исполнит Вагнера, то и вовсе начинаешь думать о Ницше: "Больной человек".
Вот только сыграть Вагнера так, чтобы слушатель почувствовал величие его музыки, дано не каждому. В этом смысле немцу не повезло. Хотя, казалось бы, как назвать невезением присутствие в мировом "мобильном хит-параде"? Вагнер популярен так, что принимается за попсу. Однообразная многочисленность постановок его опер сравнима с навязчивостью рингтонов. Есть лишь еще один композитор, сравнимый в горьком невезении с Вагнером. Это Ференц Лист. Популярный донельзя, но вот, скажем, Tottentanz мне довелось услышать всего однажды в запомнившемся исполнении. Играл Михаил Аркадьев даже без сопровождения приличного оркестра. Нет, оркестр, конечно, был, но, как это помягче сказать, всего лишь пристойный, крепко-провинциальный; т. е. "беззвёздный", и никак не фестивальный фаворит.
Причудлива "волна моей памяти"! Кажется, чего Гекубе Лист, когда слушала "старушка" Вагнера? Параллель вот: "провинциал" должно звучать гордо!
"Лоэнгрин" Челябинской оперы открыл в этом году конкурсную программу фестиваля "Золотая маска". Сказать, что произведение прозвучало хорошо, — значит не сказать ничего. Исполнение оперы потрясло!
Спектакль претендует на главный театральный приз сезона по многим пунктам. Его предлагают в качестве лучшего спектакля в опере, кажется, таковыми могут быть названы по итогам работы жюри дирижер и режиссер в своих категориях. Плюс два исполнителя. Это много, соотечественники. Особенно для провинциального театра. Особенно для христианского спектакля.
Смиримся заранее с тем, что многие из наших ожиданий не материализуются. Такова уж специфика "Золотой маски", и не нам ее менять. Однако не станем заранее проклинать эстетическую несостоятельность жюри: ну да, так было раньше, но необязательно, что так будет и нынче. Всякие чудеса возможны.
Музыкальным руководителем постановки и дирижером стал известный с некоторых пор Москве Антон Гришанин, главный дирижер и худрук Челябинской оперы. Музыкант талантливый, дирижер хороший настолько, что рядом с его "Лоэнгрином", например, не будет выглядеть слишком глубоким прочтение Вагнера перехваленным любителем "байройтского Орфея" из Мариинки. Антону Евгеньевичу удалось сыграть оперу сухо и строго, сурово и торжественно. Музыка оркестра рождалась в суперпозиции Вагнеровских мелодических линиях незаметно, оформлялась в их переплетениях крепко, не терялась и не путалась нигде. Гришанин не "кричал", он чаще говорил вполголоса, но это величественное спокойствие было значительнее любых истерик. Да, голос оркестра повышался до громового, но Антону хватило вкуса на то, чтобы пользоваться этим приемом редко. Дабы не обесценить его.
Похвально. Дирижеру слегка за тридцать, но он понимает то, к чему многие из исполнителей не приходят никогда. В общем, чтобы завершить разговор о дирижёре в этой постановке, скажем, что навязанный "чистой публике" и "навязший в зубах" публики остальной Теодор Курентзис выглядит рядом с Гришаниным "разбитным парнишей" с невообразимой "культурной украины", этаким "первым парнем на деревне", которому "культуру" заменяет "глобализация", а мастерство — поза. Смехотворная, на мой взгляд, поза, но многим нравится и она.
Давайте теперь вспомним о том, кто сделал из (а после Гришанина это ясно даже человеку с альтернативными интеллектуальными способностями) великой музыки великое зрелище.
Без сомнений, оперу слушают. Главный в оперном спектакле — музыкальный руководитель постановки. Сыграет оркестр хорошо, споют солисты и хор прилично — успех при качественном базовом материале обеспечен. Особенно трудно бывает изуродовать грамотно исполненные ноты так называемым "концертным исполнением". Которым был объявлен челябинский "Лоэнгрин" в программе фестиваля.
Подзаголовок "концертно-сценическая версия в 3-х актах" под заголовком оперы в случае челябинского Вагнера лукав. И это — единственный ироничный тон в высшей степени серьезной постановке. То, что мы увидели на сцене, можно назвать малобюджетным проектом, да, но продукт получился именно авторским и именно режиссерским.
Конечно, наши театралы из интеллигенции (особенно те, которые сами оперу не посетили, но им "Рабинович напел"), поспешили сказать, что режиссерски спектакль не решён, что вся заслуга в успехе принадлежит Гришанину, если успех, конечно, вообще есть.
Да, если считать, что режиссёр работает лишь в том спектакле, где на сцене пускают ветры и рыгают, то "Лоэнгрин", поставленный москвичом Андреем Сергеевым, "не решён".
Нет нужды преуменьшать заслуги Антона Гришанина в успехе (а он был, поверьте мне!) оперы у публики, но главный в этом спектакле — режиссёр. Опера ведь — синтетическое произведение искусства, и зрелище в ней никто не отменял. Просто вся дурная часть Москвы привыкла к тому, что испохабить "особым взглядом" можно все, но вот "музыку нельзя руками"!
Что же, резон в этом есть. Челябинцы показывали своего "Лоэнгрина" на сцене "Новой Оперы", практикующей собственный музыкально-сценический опус того же названия. Сравнение напрашивается. После трудов неправедных "режопа" Каспера Хольтена из Дании (что это? где это место на оперной карте?), постаравшегося потоптаться над всем святым, что есть в христианстве, зрителям "Новой Оперы" оставалось тешить себя надеждой на то, что Ян Латам-Кёниг из Англии, известной всему миру особым бесплодием именно на ниве музыки, гениально сыграл великую партитуру.
Так себе сыграл рядом с Гришаниным, скажем честно.
Беда в том, что глубоко периферийного "режиссера оперы" воспринимают как должное со всеми его издевательствами над вкусом. Ведь у нас своих навалом в этом роде: один Дм. Черняков десятка Хольтенов стоит. Вот и зажат "просвещенный зритель" между чувством брезгливости и желанием не показаться примитивным. И длится это насилие над эстетикой так давно, что многие уже достигли тех вершин утонченного вкуса, рядом с которым невинная копрофагия кажется образцом здорового плебейского дурновкусия.
