Нет надежды на обновление! Отчаяние композитора было бы свирепым, не будь оно элегически-эмоциональным. Эмо-версией.
Бартоку ничуть не нравится мир победившего Карфагена. Но почему он говорит о той странной культуре, которая для продолжения жизни требует кровавой жертвы, как конституирующей? Почему он утверждает, что образ действия жреца Ваала — единственный верный, нравится это кому или нет? Не знаю. Чувствую страх и отвращение Бартока ко всему миру. Готов сопереживать ему в том, что наша вселенная — тёмный дом, а её создатель — преступный демиург с иссиня-чёрной ближневосточной бородой. Но что-то мешает.
Что же? Веселье греческих богов. Беспечная жестокость Диониса, пусть исступлённая, но творческая. Лёгкость не только добродетелей, но и пороков Олимпа — вот то, что примиряет меня с миром, не знавшим Христа. Строгость римских ларов и пенатов, наконец, близкая доброму насилию.
Барток заблудился? Не думаю.
Да, очень похоже на то, что композитор испытывал страх перед миром Синей Бороды, испытывал к нему отвращение. Да, Барток не видел, куда пойти. Поэтому его музыка титанична, нарочито тяжеловесна там, где он хотел показать всю ничтожность и бессмысленность работы титанов, работы грандиозной, но человеку чуждой (а маршал Жиль де Рэ взвалил на себя воистину титанический труд!). Справедливо и то, что сложной геометрии воображаемого пространства герцогского замка соответствует непростая "геометрия" музыки: титаны были искусными строителями, правда, не в нашем эстетическом каноне.
Барток жесток к зрителю: живородящая Ночь гибнет на сцене. Барток спокоен, но в будущее не верит. Кажется, он говорит о мире, в котором Христос умер, да так и не воскрес.
Проори композитор: "No future!" — мы могли бы отнести его к родоначальникам панк-рока. Но Барток лишь горестно вздохнул. Чувствуя священный ужас мироздания. Видя за светлым ликом природы тёмные маски древних богов. Женских, если что, порождающих лишь дурную бесконечность. Транслируя вовне этот жуткий страх совершенно бестрепетно, безжалостно и сентиментально. Однако мягкое эмо-насилие композитора над слушателем содержит добро. К финалу опуса, думаю, многие готовы сказать: "Карфаген должен быть разрушен".
И это насилие — самое доброе из всех, известных истории.
Поэтому и обращение к произведению Гергиева, и номинация его на "Золотую маску" (вместе с роскошной Юдит — Еленой Жидковой), и показ его давно не видевшей Москве — меня лично вдохновляет. И рождает оптимизма больше, нежели страха и отвращения.
Алексей Касмынин «Все смолкли, слушают Бояна…»
В поисках нового можно двигаться разными путями. Можно до бесконечности перебирать абсурдные концепции, надеясь, что хотя бы одна из них окажется жизнеспособной. Можно метаться от стиля к стилю, вырывая из них компоненты для предполагаемого гибрида, который и будет олицетворять желаемое новое веяние. Можно выражать старое современными способами, как бы окрашивая в современные краски всем давно известные контуры. Путей множество, и на каждом из них встречаются как удачные, так и неудачные примеры.
При этом существует особый путь, который можно назвать органичным. Когда элементы целого не противоречат друг другу, а напротив, дополняют и содействуют созданию цельного образа. При этом финальный продукт не обязательно должен кричать о своей новизне или отличаться какими-то гротескными чертами, призванными привлекать внимание. Но в конечном итоге он сам становится примером, фундаментом для дальнейшего развития и поисков новых форм, поражающим своей внутренней логичной завершённостью и при этом обладающим ненавязчивой новизной.
Одним из примеров такого органичного подхода к поиску нового звучания, без сомнения, является русский концертный оркестр "Боян", в 1993 году удостоенный звания "академический".
История этого оркестра, созданного Анатолием Ивановичем Полетаевым в 1968 году, представляет собой не что иное, как постоянный поиск, борьбу за собственное уникальное звучание, ведь современный "Боян" — это симфонический оркестр с сохранением группы народных инструментов.
Оркестр назван в честь былинного гусляра-сказителя Бояна, чьё имя всплывает в славянской рукописи, датированной IV веком нашей эры. Название подобрано самим Полетаевым и остаётся неизменным с момента создания оркестра.
Смычковые, медные и деревянные духовые, различные ударные инструменты, арфы звучат совместно с русскими народными инструментами, домрами, балалайками, баяном и даже гитарой. Колорит добавляют древнерусские народные духовые инструменты, жалейки, свирели, рожки. Всё это многоголосье создаёт удивительный звук, будто бы рождённый внутри картин Васнецова, пришедший из тишины берёзовых рощ, доносящийся из бесконечно объёмного ярко-голубого неба, раскинувшегося над весенними полями.
Звуку оркестра "Боян" присуща некоторая праздничная сказочность, звуковая панорама постоянно окрашивается перезвоном колоколов и колокольчиков. Этому потоку, сотканному из русской былинности и православной духовности, рукоплескали слушатели не только в России, но и по всему миру.
Где ещё можно услышать фольклорные мотивы, поддержанные мощью симфонического оркестра? Как зазвучат классические оркестровые произведения, если в их звук вольётся тонкая душевность древнерусских инструментов? Как все эти инструменты взаимодействуют друг с другом? Какой становится звуковая палитра? Время показало, что во всём мире находятся тысячи ценителей музыки, желающих получить ответы на эти вопросы.
Несмотря на очевидные творческие успехи и бурные овации, звучавшие во всех уголках земного шара, существование оркестра "Боян", к сожалению, нельзя назвать безоблачным. Его уникальность подчас становится причиной недовольства многих деятелей, заправляющих жизнью в сфере классической музыки. Претензии и требования предъявляются именно к сплаву классической и народной музыки. Выдвигаются ультиматумы, требующие остановиться, наконец, на чём-то одном. Причины? До конца не ясны. Либо кто-то является ярым приверженцем радикального консерватизма в музыке, либо кому-то до глубины души противно слово "Русский" в титуле оркестра.
Это слово попало туда неспроста. Сам создатель оркестра Анатолий Иванович Полетаев ставит перед "Бояном" следующие задачи: "побуждать национальное самосознание, служить народу, просвещать и одухотворять — чтобы слушатели, приходящие на концерты, становились чище, добрее, возвышеннее и умнее". В 1999 году на базе оркестра "Боян" Полетаевым был создан Центр Славянской Музыки.
Такие явления в культурной жизни страны, как оркестр "Боян", не должны исчезать бесследно, ведь именно из них в конечном итоге и состоит полотно культуры, связывающее времена и поколения. То, что слышат зрители, находящиеся на концерте — результат работы, но немаловажен и сам процесс руководства этим необычным оркестром. Полетаеву постоянно приходится сталкиваться с трудностями, вызванными внешними факторами. Это и текучесть состава оркестра, это и попытки сторонних лиц расформировать оркестр, нехватка финансирования, проблем множество. Но в конечном итоге, когда оркестр оказывается на сцене, где нет места отговоркам, проходят блистательные выступления, а это и есть показатель качества руководства.
13 февраля бессменному руководителю и создателю оркестра "Боян" Анатолию Ивановичу Полетаеву исполняется 75 лет. Хочется пожелать ему здоровья и творческих сил, необходимых для продолжения благого дела.
Роман Неумоев. "Солнечный крест". ("Полдень Music") 2010
С записями "Инструкции по выживанию" всегда не сильно везло — даже эпохальные альбомы записаны и сыграны далеко не идеально. А уж сколько альбомов имеют сегодня хождение в виде файлов, полуофициальных бутлегов, а то и просто слухов — можно долго считать.
В этом отношении "Солнечный крест" ожидает лучшая жизнь, пусть запись и выход пластинки отделяют почти два с половиной года. "Солнечный крест" помелькал в интернете, теперь доступен в нормальной авторской версии. И уже идёт работа над новым альбомом, отдельные номера которого доступны в сети.
Солнечный крест — природное явление (недавним крещенским утром наблюдалось в Москве) и древнейший индоевропейский символ. У Романа Неумоева появляется ещё на альбоме "Армия Белого Света": "Да как солнечный крест — в вышине над тобой".