Получение премии "Нонконформизм" никак не сделает жизнь наших лауреатов комфортной. Это всего лишь символическая благодарность людям, которые не боятся отстаивать свои идеи.
Записал Даниил ТОРОПОВ
1
Сергей Угольников АРХИ-ВЗДОХИ
Как показывает практика, чем меньше для публики новизны в слове "биеннале", тем неожиданнее другие интерпретации слов, относящихся к выставочным событиям. К примеру, прошедшая в ЦДХ очередная "Арх-Москва" всё меньше ассоциируется со словом архитектура, и всё больше — со словом "архаика". Дело не только в утомительных противостояниях "защитников Москвы" с её главным застройщиком — скорее в предсказуемости всего формата культурного мероприятия. Что в государстве сегодня главное на повестке дня? Олимпиада и реформа ЖКХ. Значит, на входе будут встречать спортивные площадки и многоэтажки. И если малобюджетные физкультурно-оздоровительные комплексы ещё как-то будят в памяти советский опыт "привязывания типовой застройки к местности", то со вторым пунктом — всё гораздо грустнее. Не потому, что предложение раскрашивать панельные постройки хрущёвско-брежневской поры, мягко говоря, не ново, а потому, что такая "оригинальность" свидетельствует о постепенном прощании с радужными планами "реформирования". Фасадик дорогим квартиросъёмщикам покрасили, "мишек в сосновом лесу" нарисовали? Так будьте любезны не ужасаться заоблачным счетам по квартплате, а гордиться своим высокохудожественным жилищем.
Как был горд после посещения выставки губернатор нового "лучшего города Земли"! Пермь будем реконструировать. И плевать, что у новой "культурной столицы" трёхметровые валы мусора по берегам Камы. Сказано культурным языком: будем перестраивать. И модельеры попались как на подбор: они хоть и из Голландии, но выучка Нормана Фостера чувствуется за версту. Так впечатлявшие в работах мэтра маленькие пластмассовые человечки уже не только стоят вокруг макетов грядущих реконструкций, но и сидят на стульчиках, богато и гламурно. В порядке и другие атрибуты почерка британского гения: фаллические символы — должны торчать. И пускай злопыхатели клевещут, что нет в таких зданиях никакого своеобразия, но ведь любому понятно, что условия Перми —это практически Англия, с её климатом и индифферентным населением. Не зря же Гельмана привозили, огромную букву П для ребрендинга рисовали? Не пропадать же теперь таким усилиям...
В совершенно неожиданном ракурсе предстали московские инициативы. Гигантизм всё тот же, и "японский опыт борьбы с пробками" — налицо, но исчез какой-то нерв. Архитекторы поняли, что произведённый ими ужас в ближайшие годы не построят, а на возведение неликвидных небоскрёбов — заказчики денег не дадут. Если уж девизом экспозиции избрали замшелый термин "Перестройка", то со строительством возникли явные проблемы. Осознание того, что придётся работать "в стол", несколько приблизило московских архитекторов к провинциальным, которые давно вынуждены работать именно так. Не лучше было бы их поменять местами, потому как творение томского архитектурного тандема Матюшкиных "Сибирская Валенсия" — гораздо оригинальнее, продуктив- нее и своеобразнее планов бесплодных столичных мастерских (иные из которых могут по глупости и воплотить). "Умные дома" в форме валенка —не только эстетически притягательны, но соответствуют пейзажу среднерусской возвышенности и вполне подходят для оживления местной промышленности.
Из иностранных участников самыми интересными оказались работы немцев. Скучная, в общем, работа германских архитекторов была практически не представлена, но заменена технологичными достижениями в строительстве. Когда-то и отечественная инженерия могла похвастаться новшествами: расчётом розы ветров или там продувкой макетов в аэродинамической трубе. Сейчас эти времена стали практически былинными, и удивить заезжих гостей можно только танцующими волгоградскими мостами, опрометчиво не представленными на выставке. Сэкономили, наверное. Кстати, многое на выставке определялось экономией. Добрая половина площадей была занята производителями отделочных материалов и интерьера, и в этом есть сермяжная правда. То, что столько лет подвёрстывалось под слово архитектура, — обычный дизайн, со столь же традиционными, без затей, способами привлечения внимания. А у настоящих архитекто- ров теперь будет время подумать, не слишком ли быстро участие в биеннале отбросило их за борт современности, и не надо ли что-то в "архаике" поменять?
1
Эдуард ЛИМОНОВ. "А старый пират…" — М.: Ад Маргинем Пресс, 2010, 128 с.
Эту книгу я не сразу приметил в магазине, она затерялась среди крупных ярких томов. Маленькая зелёная книжица… Мягкий переплёт, карманный формат. На обложке — чёрная вытянутая рука, унизанная диковинными побрякушками — золотыми кольцами, браслетами. Крючковатые пальцы пытаются дотянуться до чёрных же, с красивым наклоном, букв: Лимонов. Обветренная, просоленная морями и прожаренная солнцем рука старого пирата…
Лимонов был поэтом всегда. И в пору хулиганского отрочества, и в годы "негодяйской" молодости, и позже, когда покорял одну за другой мировые столицы. Стихи — дорогие деликатесы, одной поэзией сыт не будешь. И Лимонов писал прозу — яростную, революционную, страстную, предельно честную. Будь то автобиографические романы, приводившие читателей одновременно в ужас и восторг, будь то публицистические "бомбы" — такие как "Дисциплинарный санаторий", "Другая Россия", "Ереси". Но за фигурой бескомпромиссного писателя-бунтаря всё это время неизменно маячил силуэт поэта — тоже ниспровергателя, но ницшеански отстранённого, обособленного.
Стихи Лимонова полиритмичны. Иногда эстетские, по-моцартовски легкие. Часто — грубые до физиологичности, строчки рваные и резкие, как панк-рок. Бывает, слова кружатся в вальсе, бывает — бравурно маршируют имперскими легионами. Чтение не для уютных салонов, где на столиках в романтическом полумраке мерцают бокалы с вином. Лучше — в несущемся сквозь подземелье вагоне метро, когда пытаешься распознать в окружающих женщинах очередную шахидку. Или в окопе на передовой, на самом острие жизни.
В горах дымы и перестрелка,
Х`рваты начинают бой…
Пошли, Аркан. В дорогу, Желко!
Мне по пути опять с тобой…
После тюрьмы поэт в Лимонове обрёл второе дыхание. Гулкую холодную бездну казематов с её метафизическими сквозняками и запредельной несвободой, лязг металлических засовов, мрачные тени узников прошлого, космическую тоску, ярость загнанного в угол волка — всё это превратил седовласый Лимонов в коловращение слов, свистопляску страстей — в абсолютную свободу, на которую только способно творчество.
Понимал я, что прекрасна святость,
И отказ от бременей и уз,
Не пугала даже и проклятость
Я в тюрьме аскезы понял вкус,
Был я тверд и стоек, как Ян Гус…
"Старым пиратом назвал меня Тьерри Мариньяк — приятель моих парижских лет, — говорит Лимонов. — Короче, перед вами новый сундук стихов "оголтелого человека", как характеризовал меня недавно один критик".
Открывая сундук, будьте готовы к приключениям. Вы можете вдруг очутиться на берегах древнего Нила, в бункере Гитлера или же среди руин современных мегаполисов…
В разбитых куполах гиперторгцентро будут летать птицы.
В стенах парламентов мира будут зиять дыры.
На наш седьмой съезд соберутся полевые командиры,
Обветрены, загорелы, изможденыи усталы будут их лица…
Между задумчивым Сталиным и одержимым Фаустом резвятся белокурые детишки — мальчик и девочка, Богдан и Саша — "цветики России". А где-то неподалёку ожидают возвращения своего героя страстные и непостоянные красавицы… В знойном Афганистане "читает Киплинга Джон", агент ЦРУ. Пару тысячелетий в сторону, и вот мы встречаем греческих богов — бородатых и загорелых. Они вернутся уже в постапокалиптическом послезавтра — "жестоки, сиятельны, надменны и страшны".
В парадоксальном лимоновском мире пересекаются пространства, времена, души меняют телесные оболочки. Но неизменной остаётся духовная Родина — Россия — под трехцветьем имперского флага.
