Не была Наталья Николаевна пустой светской красавицей, увлечённой только балами и только разорявшей мужа нарядами. Да и наряды-то в основном оплачивала очень её любившая и баловавшая тётка Екатерина Ивановна Загряжская. В то же время было бы, наверное, что-то противоестественное в случае, если бы очаровательная юная женщина осталась совершенно равнодушна к нарядам и к успеху в свете, которому сам Пушкин в юности, да отчасти и в зрелые годы, отдал такую обильную дань.
Одна из самых умных и наблюдательных женщин петербургского света Д.Ф. Фикельмон записывает в дневнике 25 октября 1831 года: "Мне показалось, что он вчера испытывал все мелкие ощущения, всё возбуждение и волнение, которые испытывает муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете". Наверное, Пушкин, особенно поначалу, не потерпел бы, если бы его молодая жена не могла и не умела блистать в обществе или выглядела хуже других.
Счастье семейной жизни, естественно, прирастало детьми. Вера Александровна Нащокина свидетельствует, каким Пушкин был "внимательным и любящим отцом". Она знала, о чём говорила. Сам Пушкин пишет её мужу Павлу Воиновичу: "Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Моё семейство умножается, растёт, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились".
А любовь к жене нарастала. И какая! Вот два подтверждения. Сказано вроде об одном, да по-разному. Вначале, то есть в марте 1831 года: "[?] жёнка моя прелесть не по одной наружности". Много позднее: "[?] душу твою я люблю более твоего лица". И ещё: "[?] чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом".
Почти сразу после смертельной дуэли Пушкина молодой Лермонтов написал в своём, почти сразу ставшим знаменитым стихотворении: "Восстал он против мнений света. Один как прежде[?]" Действительно, с врагами, "мненьями света", "клеветниками ничтожными" и "коварным шёпотом насмешливых невежд" - всё было ясно. Но - друзья! И - "мнения" друзей! Это потом П.А. Вяземский назовёт козни против Пушкина и его жены адскими и скажет: "Прошу в том прощение у его памяти". Это потом А.Н. Карамзин скажет: "Краснею теперь от того, что был с ним (Дантесом. - Н.С.) в дружбе". А тогда: "Дядюшка Вяземский, - сочувственно и даже не без злорадства поделилась с братом А.Н. Карамзиным С.Н. Карамзина, - утверждает, что он закрывает своё лицо и отвращает его от дома Пушкиных".
И всё же один Пушкин не был.
Пушкин вполне понял, что такое - Дантес. Она поняла, может быть, позднее, но - поняла. Пушкин понял, что дело не в Дантесе. Она поняла позднее - но тоже поняла. Кое-что, особенно перед концом, понять помогла ему она. Тогда-то, видимо, абсолютно всё объяснил ей он.
Потому же, особенно на последних преддуэльных этапах, не приходится даже говорить о тени пушкинской ревности. Отелло не ревнив, он доверчив - так вроде бы неожиданно сказал об "африканских" страстях знаменитого шекспировского героя сам поэт. Как известно, не Дездемона изменила Отелло, а Отелло, по сути, изменил своей доверчивости. Пушкин оказался Отелло, ни разу своей доверчивости не изменившим. "Доверие Пушкина к жене, - сообщает Д.Ф. Фикельмон, - было безгранично". То, что Наталья Николаевна вполне оправдывала это доверие, никогда не вызывало сомнения ни у кого из ближайшего окружения. Княгиня В.Ф. Вяземская готова была даже в том "отдать голову на отсечение". Более того, с приближением событий, которые стали концом, по свидетельству П.А. Вяземского, поэт сделался к жене "ещё предупредительнее, ещё нежнее".
В финале финалов, в 1869 году, Дантес-Геккерн в беседе с мужем Александрины Гончаровой Фризенгофом, ни в чём не раскаиваясь и ни о чём не сожалея, всё-таки, как сообщает сам Фризенгоф дочери Натальи Николаевны, Араповой, "возгласил и защищал - не чистоту вашей матери, она не была под вопросом, но совершенную невинность во всех (!) обстоятельствах этого печального события её жизни".
Пушкин знал, что его жена безвинна, но Пушкин знал и то, что она будет терпеть - безвинно.
Обычно мы, судя о чём бы то ни было, способны верить Пушкину больше, чем кому бы то ни было, и лишь в том, что касается жены Пушкина, верим кому попало, но только не Пушкину. "Любовь Пушкина к жене, - писал П.В. Анненков, - была как бы довершением или, точнее, жизненным осуществлением того взгляда на красоту, который проходит через всю его поэзию".
В конце 20-х годов Пушкин напечатал стихотворение, написанное им ещё ранее:
Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит.
И свой рисунок беззаконный
Над ней бессмысленно чертит.
Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуёй;
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой[?]
Мы долго, варварски чернили картину гения, а в последнее время беззаконные и бессмысленные рисунки иной раз приобретают и прямо непотребный характер.
И всё же в последние годы ледяная глыба предрассудков и предвзятостей, в которой так долго была заморожена Наталья Николаевна Пушкина, начала таять, и постепенно с прежней красотой выходит перед нами созданье гения - прекрасный образ русской женщины-матери. Русской Мадонны.
Николай СКАТОВ, член-корреспондент РАН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Голубая мечта*
ТЕЛЕДИСКУССИЯ
БЬЮТ ПО СВОИМ
Помните ли вы то блаженное время, когда в нашей литературе пробудилось, было, какое-то дыхание жизни, когда появлялся талант за талантом, поэма за поэмою, роман за романом? <[?]> Как всё переменилось в столь короткое время! Какое ужасное, раздирающее душу разочарование после столь сильного, столь сладкого обольщения!
Виссарион Белинский
Недавно меня надоумили перечитать "Литературные мечтания" Виссариона Белинского и написать в связи с ними о своих телевизионных мечтах. Белинского, взыскующего в 1834 году величия русской литературы, критикующего Пушкина (!), пишущего, что он умер (!!), сейчас читать интересно и больно - то была эпоха небывалого культурного взлёта, золотой век: солнце русской поэзии ещё не зашло, на литературный Олимп поднимаются Тютчев, Гоголь, Лермонтов, уже родились Достоевский, Гончаров, Лесков[?] А что за век сейчас?
Ныне самые видные люди в культуре - не Белинские и Гоголи, а блогеры и манагеры, телеведущие и продюсеры, кураторы проектов и галеристы, книгопродавцы и христопродавцы[?] Вдохновенный пафос великого критика сегодня, когда маргинальное на глазах становится магистральным, кажется наивным и смешным. "Любите ли вы театр[?] живите и умрите в нём, если можете". Представьте исполнение знаменитого текста Белинского в Театре Гоголя, сейчас, когда туда с отрядом чиновных "матросов" нагрянул "комиссар" Серебренников?
Нынешнее российское ТВ и мечта - понятия, кажется, тоже несовместимые. О чём можно мечтать, насмотревшись, скажем, Андрея Малахова, Ольги Бузовой, Григория Лепса, "Каникул в Мексике", сериала "Дом образцового содержания"? Вот вам вопросы ЕГЭ, какой вариант мечты выберете?
1. О модернизации и инновациях.
2. Рюмке водки на столе.
3. Телевизоре, выброшенном в окошко.
4. Акциях протеста в Останкино.
Мечтать не вредно.
"Сбыча мечт" телемагнатов уже давно совершилась, ТВ - огромный, супердоходный бизнес. Абсолютно не контролируемый обществом. Гендир НТВ в ответ на смиренное письмо с просьбой в День памяти и скорби не показывать фильм "Служу Советскому Союзу" нахамил министру культуры, и ничего. Культура утёрлась - руководитель одного из подразделений "Газпрома" круче российского министра.
ТВ у нас - вредное производство (для потребителей), основанное на том, что коварно украденное у зрителей время продаётся рекламодателям. Распределение денег между каналами происходит посредством рейтинга. Кто его определяет в России? Нет, не иностранный агент, а откровенно иностранная компания. Но пусть она даже не подкручивает циферки в нужную ей сторону, а честно просчитывает долю от общего числа зрителей, смотрящих в данный момент данный канал. Главный порок в том, что цель телебизнеса - прибыль, а не отстаивание государственных интересов России. Средства - любые. Без ограничений на пошлятину, насилие и разврат, которые давно введены в "цивилизованных" странах. Конкуренция в борьбе за рейтинг, как очень давно доказал французский социолог Пьер Бурдье, на ТВ неумолимо приводит к снижению качества контента и деморализации телезрителей - что мы и видим в России.
