О. Д. Любые технологии требуют ресурсного обеспечения, и это далеко не всегда деньги, но и, например, доступ к информресурсам. Мы не можем сравниться с тем пиаром, который получают "Наши". Мы не можем конкурировать в ресурсах с партией власти. Соответственно, реализовывать такие технологии мы не можем. Да, организовывать уличные мероприятия необходимо. Но станет ли это решающим фактором в борьбе за молодежь? Я думаю, что нет, не станет. Только выстроив равноправный диалог с молодыми людьми, идущими в политику, можно их реально увлечь в свою орбиту. А не затыкать ими уличные щели. Если к молодежи относиться достойно — это моментально становится известно. Это работает лучше, чем телевизор.
Да, можно отмобилизовать 200 человек на митинг — уже есть конторы, которые специализируются на этом: цена с носа такая-то, время такое-то, и люди выходят. Для меня этот путь неприемлем. Мы, студенческие профсоюзы, всегда работали по-другому: люди выходили на улицу искренне, четко понимая, какую цель они преследуют, ради каких интересов борются и какие дивиденды будут иметь от нашей акции студенты — даже те, что не вышли сегодня на улицу.
"ЗАВТРА". Какие мероприятия готовите вы на осень?
О. Д. Мы 3 сентября проводим правление Российской ассоциации профсоюзных организаций студентов, где примем план действия до конца этого года. Мысли есть.
Интервью брал Денис Тукмаков
ВРЕЗ
Дмитрий Аграновский
Дмитрий Аграновский
ВРЕЗ
"...и назначить наказание в виде лишения свободы…" В тюрьмах сидят все — хулиганы и ветераны, студенты и диссиденты, омоновцы и "лимоновцы", доктора и профессора. "закон, что дышло", "чистосердечное признание отягчает наказание", "Зэка Васильев и Петров зэка". Тюремная культура в России всегда была одним из главных факторов, формировавших культуру общую. В 90-е годы прошлого столетия эту культура стала доминирующей. Немного найдется в стране людей, которые не знали бы, что такое "беспредел" и что ситуацию можно "разрулить" не только по Закону, но и "по понятиям".
Так случается иногда, что человек виноват и должен нести ответственность (я не говорю пока об осуждении невинных, каковых случаев тоже более, чем достаточно). Но почему он должен быть наказан не только лишением самого дорогого — свободы, но и почти всех прав, чести и достоинства? Почему, по какому праву, на время заключения, фактически, перестает быть гражданином и становиться зэком?
Ничто так не определяет уровень цивилизованности государства, как отношение к попавшим в его руки гражданам. Всем, наверное, знакомы такие кадры — сотрудники милиции в камуфляже и масках задержали каких-нибудь наркоторговцев или просто митингующих граждан, выстроили их вдоль стены и бьют почем зря. А почему, спрашивается? За что и по какому праву? Они же не сопротивляются. Они уже в руках Закона и дальше все должно идти законным порядком.
Унизительное и бесчеловечное обращение начинается с первой минуты задержания. Когда я первый раз писал жалобу в Европейский Суд по правам человека, более опытные в этих вопросах юристы иронизировали: "пиши про бесчеловечное и унижающее достоинство человека отношение. С точки зрения Европы условия содержания в любой российской тюрьме бесчеловечные и унижающие достоинство!"
Государство ведет себя по отношению к заключенным не как совокупность порядочных людей, а как такой же, только более сильный бандит. Ни до совершения преступления ни после отбывания наказания гражданин государству не нужен и не интересен. Наверное, еще и поэтому так велик процент рецидива среди освободившихся.
В последнее время сообщество зэков начало стремительно пополняться молодыми политзаключенными, новыми диссидентами. Глубоко укоренившееся в российском начальстве мнение, что вся смута от смутьянов, диктует ему, начальству, самый простой способ разговора с подопечными гражданами — сажать.
Тюрьма ломает. Но часто бывает, что тюрьма закаляет. Человек, попавший туда верующим, выходит укрепленным в вере, человек с убеждениями, попавший туда, выходит еще более убежденным, человек злой выходит крайне озлобленным (последний случай, увы, встречается чаще всего). Из случайно попавшихся воришек выходят рецидивисты, из романтиков-идеалистов — убежденные большевики.
Зло порождает зло. "Не верь, не бойся, не проси!" — универсальная формула "крутизны" нынешнего времени, пришедшая из тюремного мира. Этой формулой так любят бравировать сильные мира сего. А ведь именно способность человека поверить ближнему, побояться не только кнута или удара сапогом, но и чего-то Высшего, попросить, а не просто вырвать у слабого — вот что отличает человека от животного. Поверь человеку! Побойся Бога! Попроси искренне!
Поверь! Побойся! Попроси!
|
Сергей Загатин
ПОСТОЯТЬ НА ЭШАФОТЕ...
Народ, не любя власть, всякую жертву этой власти любит и ей сострадает. Примеряет на себя тюремный халат и опорки, вспоминая, кто из близкой или дальней родни уже посидел в тюрьме, а кто еще мыкает тюремное горе. Народ своей безошибочной интуицией понимает, что власть, сажая человека в тюрьму, лишает человека дарованной ему Богом "свободы воли", совершает богопротивное дело, посягает на Бога, и узник становится для народа жертвой богоборческой власти.
Мы, живущие на свободе, пользующиеся божественным даром свободы, страшно виноваты перед теми, кто заточен. Молим у них прощение за несовершенство мира, который мы не в силах улучшить, облагородить, умилостивить. Протягиваем сквозь решетки руки, стремясь пожать руки узников, столь нуждающиеся в нашем пожатии.
Заключенный, покуда вне тюрьмы грабит, калечит, отнимает жизнь, - он мучитель. Но как только попадает в тюрьму - он мученик, и мука эта непосильна. Приговоренный к смерти торопит исполнение казни, сходит с ума, рыдает от раскаяния. Народное сознание превращает разбойника Кудеяра в "старца святого Питирима". На кресте, рядом со Спасителем, был распят Разбойник Благоразумный, день которого празднует православная церковь. Великий Есенин писал: "Все они убийцы или воры, так судил им рок. Полюбил я грустные их взоры с впадинами щек".
Для всех московских журналистов, пишущих на околосудебные и процессуальные темы, лето положительно удалось. Кроме скандального процесса сорока "декабристов" НБП, ставшего основным судебным событием лета, последние две недели принесли нам новый суд по делу многострадальной Александры Иванниковой и неожиданное и резкое обострение противостояния между российской исполнительной властью и опальными олигархами.
Симптоматично то, что ещё недавно это противостояние выглядело со стороны всего лишь обычным клубком взаимных публичных претензий сторон, процессуального безобразия, правозащитного неистовства и всеподавляющего телефонного права, одним словом - обычными в наше время играми сильных мира сего вокруг крупного куска собственности.
И если статью Михаила Ходорковского о неизбежности "левого поворота", неоднократные предложения общественности о выдвижении его кандидатуры на разные депутатские должности - вплоть до Государственной думы, перевод в более населённую камеру и отказ в продлении срока ознакомления с протоколом судебного заседания ещё как-то можно уложить в вышеизложенную "игровую" схему, то некоторые события последних двух недель, по моему скромному мнению, перевели данное противостояние в другую плоскость - туда, где любые возможные игры уже кончились, туда, где в экзистенциальном абсолюте сталкиваются Система и Личность, туда, где дела и поступки обеих сторон становятся непостижимыми для рядового обывателя в силу своей иррациональности.
Первый ход, как всегда, остался за властью - отправив больного Платона Лебедева в карцер "в связи с отказом от прогулок" (причина просто бредовая - подобной формулировки при оформлении документов на водворение подсудимого в ШИЗО - то есть в штрафной изолятор, карцер, - просто не существует), власти совершили совершенно абсурдное деяние, пусть у него и есть определённая мотивация - одним из важнейших этапов кассационного обжалования является принесение подсудимым замечаний на протокол судебного заседания; это процессуальное действие направлено на то, чтобы свести возможность ошибочного толкования или злоумышленных исправлений в протоколе судебного заседания к минимуму. Важность этого действа объясняется тем, что именно на текст протокола судебного заседания опирается любое решение кассационной инстанции. Так что у власти есть прямой резон помешать Ходорковскому и Лебедеву ознакомиться с данным протоколом в полном объёме. Платон Лебедев в своём заявлении от 25 августа описывает эту ситуацию прямым текстом: "Мое ходатайство от 15 августа о том, чтобы мне представили в изолятор полную заверенную копию протокола, до настоящего времени не рассмотрено, при этом Мещанский суд ограничил меня с ознакомлением даже своей "фальшивки" до 25 августа.
