Во втором номере "Сибирских огней", помеченном мартом-апрелем (журнал выходил один раз в два месяца), и был напечатан роман "Солдаты" — оперативность прямо-таки умопомрачительная! Рукопись же могла оказаться в руках А. Фадеева, когда он готовился к докладу на 2-м Всесоюзном совещании молодых литераторов, участником коего я был. Доклад этот, к сожалению, не был произнесен — помешала болезнь Александра Александровича. Но вот, как видите, к моей большой радости, он не забыл о рукописи, которой я только и мог быть представлен на упомянутом совещании. Рука большого художника, Человека оказалась для меня и моего первого литературного детища очень легкой. Вслед за журналом "Сибирские огни" роман "Солдаты" был издан почти одновременно "Молодой гвардией" и "Воениздатом", а также милионным тиражом в "Роман-газете", в том же, 1952-м году, был выдвинут несколькими организациями на соискание Сталинской премии, и я получил бы ее, если б не случилось того, что случилось.
Вечером, накануне того дня, когда в "Правде" и других центральных газетах готовилось к опубликованию постановление Правительства относительно премий, ко мне, в мою московскую десятиметровую квартиру на Октябрьском поле, нагрянула целая ватага дюжих ребят из фотохроники ТАСС, которые сейчас же принялись перемещать меня из угла в угол и обстреливать из множества камер. Наконец, нащелкались вдосталь и всей гурьбой подошли к столу, на котором оказались две бутылки водки и какая-то закуска, поставленные догадливой молодой хозяйкой. Все это было непостижимо быстро выпито и съедено, мастера из фотохроники забрали свое хозяйство, и уже за дверью кто-то из них, наверное, старший, громко выкрикнул:
— Утром вынимайте из почтового ящика "Правду"! Вам — Третью степень. Поздравляем!
Я, кажется, первым из всего нашего шестиэтажного дома, ни свет — ни заря оказался на улице у своего подъезда, ожидая почтальона. Ожидание было мучительно долгим для меня. И бедняга почтальон шарахнулся от меня, как от сумасшедшего, когда я кинулся на него и выхватил прямо из его рук свеженькую "Правду". И сейчас же увидел на первой странице список новых лауреатов. Пробежался по нему глазами сначала сверху вниз, затем снизу вверх. Увы, меня в списке не было. А я-то в нем был! И находился там до самого раннего утра, а потом чья-то рука убрала его оттуда. И она, эта рука, должна была принадлежать всесильному.
Так оно и случилось.
Как известно, рабочий день у И.В. Сталина начинался где-то в полдень, а заканчивался на рассвете уже следующего дня. И вот в промежутке нынешнего и завтрашнего дней Сталин получил телеграмму из Крыма от Сергеева-Ценского с настоятельной просьбой присудить Сталинскую премию писателю Евгению Ефимовичу Поповкину за роман "Семья Рубанюк". Классик мотивировал свою просьбу тем, что и книга, о которой идет речь, талантлива, а главным образом тем, что Евгений сейчас, живя и работая в Крыму, много делает для возрождения культуры в пострадавшем от вражеского нашествия крае.
И.В. Сталин попытался вызвать Николая Тихонова, председателя Комитета по Сталинским премиям, но того в Москве не было. Зато на месте оказался Константин Симонов, заместитель Тихонова. Тот быстро оказался и в сталинском кабинете. Вождь изложил Симонову суть дела, сказав при этом:
— Можно было бы прибавить к списку еще одного человека, но он и без того оказался длинным. Но и отказать академику не могу. Я, конечно, знаю, что все, оказавшиеся в этом списке, уже знают обо всем. И все-таки, товарищ Симонов, одного придется убрать. И сделать это надо менее болезненно для того, кого это коснется. Подумайте, товарищ Симонов.
И тут, на мою беду, Константин Михайлович вспомнил, что в "Литературной газете", которую он на то время редактировал, была опубликована большая статья Семена Гудзенко под названием "Труженики войны и мира". Это о романе молодого военного литератора Михаила Алексеева. Роман называется "Солдаты". В конце статьи была сделана сноска, где сказано, что речь идет о первой части книги, а над второй автор продолжает работать.
— Ну вот, видите. Сейчас мы дадим Алексееву Третью степень, а может, завершив роман полностью, он, Алексеев, поднимется на одну, а то и на две ступеньки повыше.
Оба — и вождь, и его заполуночный собеседник — облегченно вздохнули: "Менее болезненный выход найден". Но не для меня, конечно. А что тут можно сделать?
Я продолжал служить в армии, работал уже редактором художественной литературы в Воениздате. В 1953 году появилась вторая книга романа "Солдаты". Он мог бы быть вновь выдвинут на соискание Сталинской премии. Но умер человек, чьим именем была названа эта премия. А человек этот был слишком уж неугоден другому человеку, который волею судеб оказался на вершине власти. Вместе со смертью Сталина приказала долго жить и премия, носившая его имя.
А Что касаетсЯ менЯ, то я мог бы себя утешить тем, что я стал-таки лауреатом той же, что и Сталинская, премии, но она называется уже по-другому — Государственная премия СССР. И получил я её в 1976 году за роман "Ивушка неплакучая". Но "Солдаты" продолжали жить и издаваться чуть ли не каждый год, и неизменно ими, "Солдатами", как сказано выше, открывались и открываются поныне и мои собрания сочинений, и избранные одно-, двух- и трехтомники. Дождались "Солдатушки" мои своего часа и теперь, в канун шестидесятилетия Величайшей Битвы на Курской дуге. С нее-то, этой битвы, и начинается роман, где большей частью отдано место этому спасительному событию для нашего Отечества, вошедшему в историю под названием Курская битва.
За участие в ней и за книгу о ней я вскоре после войны и получил звание Почетного гражданина города Щебекино, являющегося почти предместьем Белгорода. В прошлом, 2002 году, роману "Солдаты" исполнилось 50 лет. Подумать только: моему первому литературному отпрыску можно было бы отпраздновать свой пятидесятилетний юбилей. Давайте же вместе с вами, дорогие мои читатели, поздравим юбиляра. Он уже давно принадлежит не мне одному, но, надеюсь, и всем вам, мои сограждане и соотечественники, Я прошу и вас поблагодарить моих земляков-саратовцев, губернатора Д.Ф.Аяцкова, который уже не в первый раз помогает вновь и вновь появиться перед читателями моим героям из "Драчунов", из "Хлеба — имени существительного", из повестей "Карюха" и "Рыжонка" и из других вещей. Не забыть мне до конца дней своих и "Алексеевский фестиваль", проведенный саратовцами по всей области накануне моего 80-летия, а сейчас вот, в канун уж 85-летия, здесь выпускают и отправляют в поход по великой русской земле моих "Солдат", давших путевку на всю мою творческую жизнь.
Постоянную и в высшей степени трогательную заботу обо мне моих земляков вспомнил в эти дни в своем пятом номере и "Русский вестник".
"Недавно, — сообщил он, — в Союзе писателей России состоялось торжественное вручение премии (имеется в виду премия под названием "Сын Отечества") лауреатам. Первый из них — Герой Социалистического труда, писатель Михаил Николаевич Алексеев, автор широко известных романов и повестей "Солдаты", "Вишневый омут", "Хлеб — имя существительное", "Драчуны", "Мой Сталинград"… Жизненный и литературный подвиг этого непосредственного участника Сталинградской битвы, ставшего блистательным мастером слова, отмечен многими наградами и лауреатскими званиями. Но, пожалуй, наиболее дорогим стало для него высокое признание своих земляков-саратовцев, когда администрация области совместно с Союзом писателей России учредила литературную премию имени самого М. Алексеева".
Саратовщина! Край ты мой родной! Когда я думаю о тебе, все треволнения житейские и творческие не в тягость, а в радость, поскольку вместе с тобой ничто уже меня не пугает. Потому что ты — во мне, а я в тебе. Это — одно целое.
Савва Ямщиков
29 апреля 2003 0
18(493)
Date: 30-04-2003
Author: Савва Ямщиков
ВОПРОСЫ ПРОСТОДУШНОГО (Так жить можно?)
Начиная сегодня задавать вопросы со страниц газеты, я не составлял специального плана и не старался определить очерёдность того или иного события, заставившего меня о нём задуматься. Из огромной массы лезущих в голову сомнений буду я отбирать наиболее жгучие и волнующие, и делиться ими с тобой, мой читатель.
За последний месяц я уже второй раз попадаю в святая святых Госдумы. Не по своему, конечно, желанию — не церковь дом сей всё-таки. Эйфория, захлестнувшая чиновников от культуры, спешащих под радостные камлания журналистов отдать остатки трофейных коллекций Германии, заставила меня, посвятившего сей проблеме не один год жизни, подставить плечо Н. Н. Губенко, в одиночку вышедшему на борьбу с забывшей родство "культурной ратью", по сей проблеме я ещё озадачу вопросами спешащих разбазарить государственные ценности. А пока хожу под впечатлением последней пресс-конференции, организованной председателем думского комитета по культуре.
