Чернякову не хватило даже не смелости в «нравственном падении», но простого интеллекта для подобного эстетического прорыва. Результат плачевен: неумение верно оценить материал сыграло с режиссёром обычную шутку: он вновь «промахнулся», а беззаветно обожающая его критика вновь предпочла ничего не заметить. Ведь она (критика) спасает культуру, а опера «Воццек» «объективно» считается самой значительной оперой ХХ века.
Да ладно. Говорить о красоте в опере можно лишь тогда, когда музыка сыграна хорошо, а спето всё на достойном уровне. Что мы увидим при этом – «режиссёрскую оперу» или концертное исполнение, – почти не важно: не мочились бы на сцене, не ползали в грязи, не фиоритурили бы топлес – и то хорошо. Короче, дайте оперным петь, а антураж мы вообразим сами.
С оперной точки зрения слова хорошего про лучший дирижёрско-режиссёрский спектакль не скажешь. Сыграно так себе, спето никак. Если, конечно, сравнивать вокал с той же Патрицией Птибон, а не с Любой Успенской.
«Лучшему спектаклю ассолюта» повезло больше: Валерий Гергиев исполнил музыку так, что всё остальное стало пренебрежимо малым рядом с адекватно раскрытым гением Рихарда Штрауса. Но стала «золотомасочной» мариинская «Женщина без тени», думается, не только за красочность постановки и точность музыкального решения. Магия имени даёт немало. Иначе трудно было бы пройти жюри мимо «Лоэнгрина» Рихарда Вагнера в исполнении Челябинского театра оперы и балета.
Сильно преувеличивая проблемы театра, скажу, что два с половиной музыканта и полтора вокалиста не стали непреодолимым минимумом для дирижёра Антона Гришанина, которому удалось сыграть Вагнера «из ничего» так, что спектакль потряс. Нельзя преуменьшить заслугу режиссёра Андрея Сергеева: он серьёзно и деликатно отнёсся к христианской мистике в опере Вагнера. Без насмешек и ненужной «актуализации» он рассказал историю рыцаря Святого Грааля так, что за рассказчика не было стыдно. Оставив при этом универсальную составляющую легенды, пригодную для любого времени.
Рискну предположить: именно высота заявленного действа и отторгла жюри от челябинского «Лоэнгрина». Так больные шарахаются от здоровых, чтобы здоровьем не заразиться. И всё же, будь на месте Гришанина Гергиев, неясно, как бы всё в итоге «склалось».
Необильная музыкально-певческая эстетика в этом «масочном цикле» ограничилась указанными спектаклями, да чуть добавил её проект «Кафе «Сократ»» Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Имея множество претензий к его режиссёрскому и визуальному решениям, я остался более чем доволен исполнением кантаты Эрика Сати «Сократ» как дирижёром Феликсом Коробовым, так и исполнительницами мужских ролей. Примерно это же, но в чуть иной степени, могу сказать и об опере Дариуса Мийо «Бедный матрос», ставшей вторым актом «Кафе».
Спектакль получил свою «Маску», но совсем не за то, за что был достоин. Награду дали художнику по костюмам Сергею Бархину – человеку, на мой вкус, эстетически достаточно беспринципному. Стилизовав вокалистов и фигурантов в манере «Женщин, бегущих по берегу» Пабло Пикассо (1922) и «Адама и Евы» Фернана Леже (1934), Бархин посчитал, что с задачей «авангардизации» справился.
Ну и о вокале.
Более-менее ожидаемым стало присуждение премии в номинации «Лучшая женская роль» Елене Жидковой. Не скажу, напела ли она на главный приз в «Замке герцога Синяя Борода» Белы Бартока, но что не испортила оперу – точно. Сам же спектакль Мариинского театра получился философичным чуть более чем полностью, что не позволило лично мне наслаждаться вокалом. Зато я насладился теми мыслями, которые возникли при его прослушивании.
Совсем бесспорным выглядит Нил Шикофф со своим Элеазаром («Иудейка», Михайловский театр). Американец спел просто лучше всех, а сама музыка была исполнена пристойно настолько, что «торговля холокостом» в её сценическом разрешении не помешала получить наслаждение от оперы.
И всё же я далёк от того, чтобы критиковать жюри. В отсутствие «наградной» эстетики следовало бы, конечно, поговорить о морали, но я внеморален. Даже Чернякова с его Бергом не сокрушаю. В чём «Маска» похвально следует точно за мной.
«Лучше похвалить недостойного, чем обругать заслужившего» – вот основное положение моей этики!
Танец, или Речь об эстетике
Балет в этот раз почти не тронул, хотя награды в нём получили достойнейшие. То ли оттого, что в этом чисто визуальном искусстве нет явления, аналогичного «режопере», то ли от высокого мастерства русских танцовщиков, но этических претензий к жюри нет. Есть эстетические.
Начнём с лёгкого. Вот есть у нас такое понятие, как «современный танец». Тут главное что? Чтобы были «поиски нового языка». Тут культуру спасают от никому не нужного и устаревающего лет уже триста классического балета. Подвижники! И как-то замазывается тот факт, что подавляющее большинство произведений современной хореографии обходится вообще без тренировки тела. Там дух витает – не менее!
Школа же чахнет. Культура отступает, ибо не желает иметь в друзьях подобных спасителей.
Представлен этот танец и на «Маске», заявленной как фестиваль лучших спектаклей страны. Но позвольте, глядя на какую-нибудь «Песню не про любовь» театра «Провинциальные танцы», мне хочется возопить: «Не давайте мне лучшее – покажите худшее: я хочу иметь точку отсчёта!» А ведь эта «Песня» из Екатеринбурга получила главный приз за хореографию. Целый час нас мучили экстремальной духовностью, делясь откровениями, достойными умственно отсталого ребёнка, а красоты так и не дали. Обидно! Одно утешает: хореографы – Ури Ивги и Йохан Гребен – не наши. Голландцы, за ногу их дери!..
Правда, вслед за «Провинциальными танцами», изобразившими – не без вокала! – нам «Песню не про любовь», пришла очередь двадцатипятиминутного Quatro, сделанного в петербургском «Театральном центре на Коломенской». Духовности – ноль, красоты и мастерства – почти бесконечность! И то сказать: Денис и Анастасия Матвиенко, Леонид Сарафанов и Олеся Новикова входят сейчас, видимо, в первую десятку мирового балета. Настоящего балета, а не современного танца. Что и доказал Сарафанов, получивший приз за лучшее исполнение мужской роли. Хотя какую роль он исполнял? Не более чем балетного танцовщика, но этого оказалось достаточно.
В связи с чем возникли вопросы. Не к балетным, имеющим за плечами Московскую академию хореографии или Академию русского балета им. Вагановой, а к менеджерам от искусства. Теперь, когда худруком балета Михайловского театра стал Начо Дуато, когда в современном танце лидирует Леонид Сарафанов, не пора ли закрыть номинацию? Или отправить Дуато в районный ДК, чтобы не смешивать классику с его, признаю, гениальными, но принадлежащими иной школе танцами.
Смешения необходимо избежать во что бы то ни стало. Балетная программа этого года показала, что самый востребованный в мире классический русский балет, сохранивший верность имперскому стилю, либо не особо привечаем экспертным сообществом, либо не замечаем балетмейстерами. На одно «Лебединое» Михайловского театра пришлись нынче: «полуклассическая» «Эсмеральда» от Владимира Бурмейстера, подчёркнуто современные «Маленькая смерть. Шесть танцев» Иржи Килиана (оба спектакля представлены Театром Станиславского и Немировича-Данченко) и «неоклассическая» «Анна Каренина» от Алексея Ратманского (Мариинка).
«Лебединое озеро» Горского осталось без единой премии. Ни хореограф-реставратор Михаил Мессерер, ни балерина Екатерина Борченко… А жаль – к обоим только почтение.
Зато ТСНД со своим Килианом празднует успех – лучший спектакль в балете оказался в Москве. Да и Наталья Ледовская получила спецприз музыкального жюри за свою Эсмеральду. Что ж, на фоне беспросветного «современья» отметить классическую танцовщицу в классической роли – почти подвиг.
Про балет Килиана я писал («Деликатесы из мозгов и сердца», «ЛГ» от 28.07.10), по-прежнему считаю его близким к гениальности, по-прежнему отношусь к нему равнодушно.
А вот к Екатерине Кондауровой я неравнодушен с того самого момента, как увидел танцовщицу. И казалось бы, жить да радоваться, когда она получает «Золотую маску» за лучшую женскую роль… когда бы этой ролью не стала Анна Каренина в одноимённой хореографии Ратманского (балетом сей опус я назову лишь под пыткой).
Этот спектакль – катастрофа. Такое ощущение, что Алексей Осипович смотрел на своих героев с площади трёх вокзалов. Поэтому Диана Вишнёва изобразила вокзальную буфетчицу, Екатерина Кондаурова – девушку из дальнего Подмосковья, приехавшую в родное общежитие прядильщиц. Обе играли «пьесу про адюльтер», не задумываясь над словами Льва Толстого о том, что Анна Каренина – это он сам. Вот так: автор считал фигуру Анны обобщённой до символа, но душевную борьбу благородной и сильной дамы дала нам только холодная Лопаткина. Ничуть не переделав нелепую хореографию, она заставила и всмотреться в образ, и вслушаться в непростую, но хорошую музыку Щедрина. Рядом с ней был такой же Вронский-плебей, как рядом с другими девушками, артист так же походил во фраке на официанта, а не на офицера, пусть и вышедшего в отставку, но что-то происходило. Она, Ульяна Лопаткина, оказалась той «дамой, севшей в первый класс», о которой мог бы сказать «на перроне» кто-нибудь Ратманскому. Но не сказал, ибо побоялся, видно, получить в ответ при вокзале известное: «Начитался дряни разной, вот и говоришь».
